Теория неотносительности

***

Тёмно-синее платье обтягивало Её тело точно вторая кожа. Оно казалось подходящим и для корпоративной вечеринки, ведь прикрывало плечи, спускалось ниже колен и всё же оставляло достаточно пространства для Его разбушевавшейся фантазии. Взгляд мужчины упирался в обнажённую спину спутницы, всего на ступеньку опережавшей его. «Интересно, — думал Он, — возможно ли подобрать под такой наряд бельё?» Высказанное же вслух оказалось куда как целомудреннее: — У меня уже язык на плече. Готов поспорить, что, согласно закону Мёрфи, лифт в этом доме не работает постоянно, а живёшь ты на последнем этаже. — Если быть точнее, в мансарде, — обернулась Она. — С детства мечтала о комнате под крышей, но её занимали старшие братья. Да, и лифт действительно ломается частенько… ну, вот мы, кажется, и пришли. Теперь главное — открыть. Замок заедает. — Тебе помочь? — спросил Он, шагнув к Ней, но в этот самый момент дверь распахнулась, и Его дыхание перехватило уже не от быстрой ходьбы, а от увиденного. Квартира состояла всего из одной просторной комнаты, служившей Ей и спальней, и рабочим кабинетом. Здесь же Она, очевидно, обедала и принимала гостей. Но поражала не планировка, а то, как квартира была убрана к празднику. На секунду показалось, что из скучного, серого вторника или самой заурядной среды Он попал в рождественскую сказку. Так затейливо, пожалуй, не украшали к празднику даже магазины игрушек. Изумлённому Его взгляду предстали жмущиеся друг к другу, будто от холода, кресла, укутанные толстым сугробом искусственного снега. А рядом с окном Она установила снеговика, который в голубоватом, мерцающем свете десятков гирлянд тоже казался непрошеным гостем, прокравшимся с улицы и не успевшим вовремя выскользнуть за дверь, когда возвратилась хозяйка. — Добро пожаловать, — в голосе послышалось смущение, но Она шагнула в сторону, уступая дорогу. И пока Он изумлённо разглядывал комнату, спохватилась: — Ах, да, ты просил… сейчас. Подойдя к камину и немного повозившись на полке, Она нашла флэшку, которую вставила в порт компьютера. Мгновение спустя по комнате разлилась тихая музыка, а вкрадчивый женский голос вывел уже знакомое Ему: «You think your days are uneventful And no one ever thinks about you She goes her own way She goes her own way» «Ты думаешь — жизнь твоя лишена ярких событий, И никто не думает о тебе никогда. Что она идёт своим путем, Что у неё своя дорога». (Перевод с английского) Она сама хотела вернуться к Нему и пригласить на танец. В конце концов, именно об этом Она и мечтала долгих два года, но когда обернулась, Он уже стоял рядом, сократив расстояние почти до нуля. И сам, без разрешения, положил ладонь на Её талию: — Потанцуем? — Конечно. И Она без сомнений прижалась к нему тесно, гораздо теснее, чем того требовал танец. Она положила голову на его плечо, слегка упёршись подбородком в Его шею — восхитительно тёплую. А Он медленно, гораздо медленнее, чем того требовала музыка, закружил Её по комнате. Обнажённая кожа под грубоватыми Его пальцами казалась удивительно нежной, гораздо нежнее, чем просило воображение. Голубоватые огоньки продолжали тихо мерцать в полумраке. Из колонок всё ещё звучал, чуть фальшивя, женский голос, когда Её губы чуть приблизились к Его… — Господи Боже! Это та самая? — вдруг улыбнулся Он, останавливаясь и чуть отстраняясь, чтобы осмотреть странный предмет — полностью сбросившую хвою ель, тем не менее щедро обвешанную игрушками, в углу комнаты. — Да, это она, — послышалось тихо. — Ты… ты самая потрясающая девушка на свете, — успел выдохнуть Он, прежде чем крепко прижать Её к себе и на несколько мгновений лишить воздуха в жадном поцелуе.

***

А вокруг всё закружилось, всё замелькало серебристыми, голубыми и розоватыми огоньками, песня вдруг оборвалась, оставив вместо мелодии лишь тихий, монотонный писк, громкость которого нарастала с каждой секундой.

***

Первым, что услышал Марк Уотни — когда открыл глаза, оказался звук сигнализации скафандра, красноречиво сообщавший — уровень кислорода подобрался к критической отметке. Мгновенно стряхнув с себя остатки сна, Уотни проверил показания на приборной панели марсохода. Удостоверившись, что параметры находились в пределах допустимой нормы, он разгерметизировал скафандр, стянул шлем и отдышался. Привычка как можно реже расставаться с костюмом была продиктована необходимостью. Несмотря на все старания — в марсоходе по-прежнему оставалось холодно, ведь бесконтрольное использование РТГ грозило ему онкологией, а потому замечательный, но слегка радиоактивный источник тепла валялся теперь за пределами ровера. Впрочем, раннее марсианское утро застало Марка вне стен жилого модуля только по одной причине: вот уже пару месяцев он использовал компьютер ровера для связи с Землёй. Точнее со многими и многими инженерами и руководителями НАСА, которые посвящали всё свое рабочее и свободное время решению проблемы Марка, а именно «как вытащить его несчастную, очень одинокую задницу с Марса, на котором он остался в результате цепи роковых случайностей». Но если уже признаться совсем честно, Марк ожидал заступления на дежурство одного совершенно конкретного инженера, работающего в Отделе спутникового мониторинга и величавшего себя не иначе как Оператором ночной фото-будки. Ему нравилось разговаривать с этой девушкой, нравились её чувство юмора и совершенно замечательным образом сконструированный мозг, благодаря которому Минди Парк первой поняла, что он жив, просто слегка задержался на Марсе. Марк выпытал эту информацию у штатного психолога, с которым ему тоже приходилось беседовать по несколько минут в день. Однако чувство благодарности к Минди находило в Марке неожиданный выход. Постоянно и иногда даже пошло подшучивая, он вынуждал её отвечать и переключаться в русло не совсем деловой беседы. Правда, к чести Минди Парк, следовало бы уточнить — она филигранно зачищала ту часть их чата, которая становилась личной. В общем, спустя месяц общения они подружились. Во всяком случае, так казалось самому Марку, который теперь ещё несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, растёр ладонями замерзающие щёки, поглубже натянул капюшон термокостюма и попытался связаться с Землёй. /марсоход/ ping ХХХ.ХХ.11.17 … Платье безжалостно давило и натирало в самых неожиданных местах. И если с врезающимися в плечи тонюсенькими бретелями можно было бороться, подсовывая под них указательные — пока никто не видит — пальцы, то перед неудобным, слишком высоким вырезом на юбке Минди пасовала. Именно потому она предпочитала оставаться в углу комнаты, где её неудачный образ слегка маскировала декоративная пальма, годами скучавшая в кадке. В наряде было плохо всё: и размер — о, Минди не следовало затягивать с визитом в прокат, и фасон — она, конечно, предпочитала более или менее спортивные вещи. Но самым ужасным оказался цвет. Что может быть хуже, чем прийти на корпоративный вечер под Рождество в платье ёлочно-зелёного цвета, да ещё и без кавалера? — Хуже могут быть только красные лаковые туфли на шпильках, — фыркнула Энни Монтроуз, проходившая мимо и элегантно качнувшая бокалом с шампанским в сторону Минди. Символический тост она подкрепила словами. — Счастливого Рождества, Минди Парк. — Счастливого Рождества, мисс Монтроуз, — ответила Минди, чуть не выронив при этом свой бокал. Шпильки её красных туфелек, тоже взятых напрокат, в который раз попытались принять положение, параллельное линии горизонта. Нет, Минди не сердилась на Энни за замечание. Монтроуз славилась своей привычкой говорить в лоб всё, что думает. Но Минди не понимала двух вещей: как при этом Энни удавалось сохранить свой пост пресс-секретаря НАСА и почему она сама — Минди — рассуждала о платье вслух? Может быть, причина крылась в вынужденном одиночестве, а возможно, и в том, что полупустой бокал шампанского в её руке оказался уже шестым по счёту, да и то если считать с небольшой погрешностью. Впрочем, она не собиралась задерживаться дольше, чем того требовали правила. Минди хотела покинуть вечеринку сразу после речи Тедди Сандерса. «Интересно, — подумала Минди, — будет ли его выступление, как всегда, посвящено только успехам, или он всё же вспомнит, как мы оставили Уотни одного на Марсе?» Вспомнив о Марке, Минди дёрнулась и бросила взгляд на часы. Стрелки тех равнодушно миновали половину восьмого — часа, когда вот уже месяц, не пропуская и дня, она выходила на связь с Уотни. Подумав об этом, Минди поняла, что забыла предупредить Марка о выходном дне, точнее о том, что несколько задержится. Хотя… Она колебалась меньше минуты, прежде чем тихо и незаметно, насколько позволяли чёртовы каблуки, скользнуть за дверь. Она не думала о том, как забавно выглядела, когда поднималась по лестнице, прыгая через ступеньку, и, конечно, не подозревала, что дыхание сбилось не только от быстрой ходьбы. Минди удалось немного успокоиться только после того, как она опустилась в своё привычное, слегка потёртое рабочее кресло, щёлкнула кнопкой включения компьютера и, наконец, стащила туфли. Когда система загрузилась, она обнаружила, что Марк трижды пытался выйти на связь. Чувствуя смутное волнение, Минди кликнула по иконке установления соединения. /марсоход/ Привет. А я уже начал думать, что ты не придёшь. /Хьюстон/ Здравствуй, Марк. Я действительно задержалась. Двадцать третье декабря. Завтра Сочельник, а сегодня корпоратив. Так бывает каждый год. Думала, что ты помнишь. /марсоход/ Если честно, я здесь немного потерял счёт дням. Конечно, я делаю зарубки на стенах и полу жилого модуля, чтобы сосчитать время, проведённое в одиночестве, но пейзаж Марса до отвращения однообразен. Никакого тебе снега, ёлок и новогодних распродаж за пределами базы. Я забыл про Рождество, но исправлюсь. На досуге обещаю подумать, что могу подарить тебе. Элементы ландшафта — не вариант, и не проси! Я не смогу так далеко зашвырнуть камень. Честное слово. Даже при марсианской силе притяжения. /Хьюстон/ Зарубки на брезенте — не очень хорошая идея, Марк. В следующий раз тобой может выстрелить не шлюз, а модуль. Да, и прости, если шутка показалась тебе неудачной. Как твоё самочувствие? /марсоход/ Шутка получилась жизненной. Без обид, Парк. С другой стороны я всегда могу похвастаться, что побывал Человеком-ядром. А вообще, самочувствие прекрасное, если не считать вынужденной диеты. Но, учитывая обстоятельство (Рождество), рассчитываю позволить себе употребить один из полноценных пайков. Может быть, даже вырежу из брезента ёлку. Расскажи немного о корпоративе. Сандерс уже успел толкнуть речь? О «марсианах» вспоминал? /Хьюстон/ Я вспомнила о тебе и ушла раньше, чем руководство успело открыть рот. Впрочем, кое-какие выводы в этот вечер я уже сделала. /марсоход/ Я могу полюбопытствовать? В научных, разумеется, целях. /Хьюстон/ Чёрт, иногда я просто не могу остановиться вовремя. Извини. Это личное. И шампанское. /марсоход/ И всё же. /Хьюстон/ Давай сменим тему. Ведь у меня для тебя есть новости. Точнее… хорошие новости… надеюсь. В общем, подарок. /марсоход/Ого! Заинтригован. Надеюсь, ты вышлешь мне своё фото, о котором я прошу уже месяц. Или снова будешь говорить, что объём данных обычной картинки слишком велик? /Хьюстон/ Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить. Преамбула: у меня есть один знакомый. Вместе учились. Вот только я специализируюсь в области физики, а он сменил деятельность на программирование. Фабула: ему удалось разработать принципиально новый алгоритм сжатия, который позволит мне отправить тебе самый настоящий музыкальный файл. Качество, конечно, всё равно будет ужасным, но всё же. Да, и фото не пришлю. /марсоход/ У меня несколько вопросов. Задаю в порядке важности. Первое: этот твой знакомый — он твой парень? Второе: что на тебе сейчас надето? Три: даже в честь праздника ты не сделаешь исключения? /Хьюстон/ 1. Джеймс не мой парень. 2. Платье. 3. Нет. /марсоход/ Это по-настоящему жестоко. Узнай о твоем поведении милейший психолог, который отправляет мне инструкции, что делать на Марсе, чтобы не сойти с ума, и как правильно срать в сортире, был бы тобой очень недоволен. Ты делаешь мою жизнь невыносимой. Впрочем, я, в отличие от тебя, готов простить, в честь праздника. Углубимся. 1. Твой парень симпатичный? 2. Какое на тебе платье? 3. Может, всё-таки «да»? /Хьюстон/ Психолог запретил любые несанкционированные диалоги с тобой. Так что я тут рискую карьерой, если что. 1. Он не мой парень. И если тебе так уж интересно, он носит очки, похожие на лупы, и больше интересуется микромиром, чем живыми людьми. 2. Включи фантазию. 3. Нет, ты меня не убедил. /марсоход/ Ты невыносима, Парк. 1. Вторая часть предложения позволяет предположить, что ты привираешь. 2. Ты развязала мне руки, буду представлять тебя обнажённой и в чулках. 3. Я подумаю над аргументами. Придумал. Мне одиноко. Я поставлю твое фото на заставку в ноутбуке и буду любоваться. Нет, по третьему пункту возникла идея получше. Я буду шантажировать тебя разоблачением перед психологом. Так что прошу фото. Готов принять. И чтобы не ожидать долго, предлагаю воспользоваться новым алгоритмом сжатия. /Хьюстон/ Меня начинает напрягать разговор по пунктам, но заметь, я всё же иду на некоторые уступки. 1. Я уже всё сказала. Дополнительных комментариев не будет. 2. Это отвратительно, Марк, ведь я могу оказаться сморщенной старухой. 3. Я тебе уже кое-что послала. Но с шантажом завязывай. И помни, у меня тоже есть кое-что на тебя. И вообще, ничто так не укрепляет доверие, как взаимный компромат. Лови файл. /Хьюстон/ «She has no time» (принять/отклонить) /Хьюстон / Счастливого Рождества, Марк. Сегодня мне придётся покинуть тебя чуть раньше. Я не могу проигнорировать речь Сандерса. /марсоход/ Ты пойдёшь туда голой? (Прости, не удержался). Спасибо за всё. Счастливого Рождества, Минди Парк. … Она не чувствовала себя лучше, вновь воюя с туфлями под любопытными взглядами и попытками Декстера Шепарда в восьмой раз наполнить свой быстро пустеющий бокал шампанским. Минди почти не слушала выступления Сандерса, ведь куда больше её заинтересовал всклокоченный парень, заскочивший в зал для пресс-конференций, где и проходил корпоративный вечер. С нарастающим волнением она вспомнила его имя — Рич Пернелл, тот самый Рич Пернелл, занимающийся расчётом полётных траекторий. И у неё, признаться, стучали зубы, когда Рич, едва дослушав Сандерса, попросил у него слова и, выкрикнув несколько фамилий, включая и её собственную, попросил всех названных следовать за ним в кабинет Венката Капура. … На то, чтобы принять звуковой файл, у Марка ушло два часа. Ещё ровно столько же на то, чтобы понять мотивы Минди, выбравшей весьма странную песню для Рождественского поздравления. Конечно, он ожидал всего, чего угодно, но только не депрессивной мелодии и не тоненького голоска, прилежно, но слегка фальшиво выводящего: «You say your days are ordinary And no one ever thinks about you But we're all the same And she can hardly breathe without you She says she has no time For you now» «Ты говоришь, что твои дни однообразны, И никто не думает о тебе, Но все мы одинаковы, И ей тяжело дышать без тебя. Она сказала, что у неё нет времени для тебя Сейчас». (Перевод с английского) Файл, возможно, был повреждён, ведь начиналась песня резко, с середины, но Марка больше встревожила последняя фраза припева. Он прослушал её несколько раз, но так ничего и не понял. Вот это подарок! Он ждал чего-то весёлого (не диско, разумеется), а здесь такое. Кстати, интересно, а кто исполняет песню? Марк, наверное, в двадцатый раз кликнул по иконке воспроизведения, когда компьютер марсохода вдруг сообщил, что с ним вновь хочет связаться Хьюстон. Марк посмотрел на часы. Для утренних инструкций было рановато. Если он не ошибался в расчётах, то на Земле едва миновала полночь. Тем не менее он ответил без промедления. /марсоход/ Нет, не сплю. Развлекаюсь что есть силы. Сегодня на Марсе проходит весьма динамичная вечеринка. А у вас, земляне, что-то срочное? В противном случае я вернусь к чаше с пуншем. /Хьюстон/ Слава Богу, Марк, ты ещё здесь. Это Минди. И у меня есть грандиозные новости для тебя. /марсоход/ Если они такие же, как подарок, то лучше не надо. Я поймал здесь вселенскую депрессию, прослушивая послание. Но если ты всё же надумала переслать мне своё фото, особенно без платья, я готов проторчать в марсоходе ещё пару часов. Кстати, а кто исполняет песню, что ты переслала мне? /Хьюстон/ Если бы за последний месяц я так не привыкла к твоей манере хамить (перечёркнуто) общаться, то непременно бы вышла из чата, но так как ты — засранец (перечёркнуто) одинок — прощаю. Насчёт фото ответ прежний. Главная новость: НАСА, кажется, нашли способ вернуть тебя на Землю так, что к Рождеству через два года ты сможешь исполнять гимны, стоя возле ёлки на центральной площади своего родного городка. Да, кстати, УЖАСНУЮ песню КОШМАРНЫМ ГОЛОСОМ пою я. /марсоход/ Чёрт-чёрт-чёрт! Я требую подробностей! Как?! Вы связались с Суперменом, а он вызволит меня из красной марсианской задницы? Домчит до Земли на своём широком плече? Голос не кошмарный, но почему такие печальные слова? Это же подарок. /Хьюстон/ Подробностей пока не сообщу. Предстоят дополнительные расчёты и бесконечные тесты (ты же знаешь любовь НАСА к перепроверкам). Но могу посвятить тебя в идею, которая при согласии экипажа «Гермеса», должна выгореть. Если капитан Льюис даст «добро», то «Гермес» не закончит свой путь у Земной орбиты. Обогнув её, он перехватит зонд снабжения и, сделав родной планете ручкой, полетит за тобой, Марк. Возвращаясь к теме песни, могу сказать: сама не знаю. Это было порывом. Глупой идеей. Я уже пожалела. /марсоход/ Чуть не перевернул «Марсоход», исполняя ритуальный танец индейцев Айова. Говоришь, что через два года буду дома? Под Рождество? После двадцать четвёртого прослушивания твоей песни готов взять свои слова обратно. Это лучше, чем диско Льюис. Если честно, Парк, у тебя приятный голос. /Хьюстон/Я сделала вид, что не заметила последних строчек. Но да, через два года ты сможешь встретить Рождество как землянин. На самом деле я сама бы станцевала под ёлкой в честь Рича Пернелла, но проблема в том, что из-за моего графика бываю дома пару раз в месяц. Думаю, та ёлка, которую украсила в этом году, дождётся тебя. /марсоход/ Замётано. Только потом не отговаривайся. Через два года хочу увидеть именно ту самую ёлку, что сейчас стоит в твоей гостиной. Встретишь Рождество вместе со мной. Да, и кто такой Рич Пернелл? /Хьюстон/ Приглашаешь на свидание? Пернелл занимается расчётом траекторий. /марсоход/ Нет, если ты заметила, в конце предложения не было вопросительного знака, а значит, оно — утверждение. Ты же не сможешь отказать человеку, который столько времени находился в изоляции (заметь, здесь тоже нет знака вопроса), если, конечно, он выживет. Да, и отныне я хочу получать все инструкции только от тебя. Мне нравится с тобой общаться. И ещё: раз уж мы сегодня друг с другом откровенны. Ты мне очень нравишься, Парк. /Хьюстон/ Надеюсь, что за время, пока ты ещё на Марсе, я научусь не теряться от твоих слов. Марк, иногда ты невыносим. Принимаю твоё предложение (перечёркнуто) утверждение. Только ты, пожалуйста, выживи!

***

Тёмно-синее платье, точно повторявшее каждый изгиб стройного тела, давно валялось на полу рядом с элегантным костюмом, а комната, освещённая мерцанием голубоватых огоньков и звучащая тонким голосом, прилежно выводящим незатейливую песню, наполнялась стонами. Холостяцкий диван Минди Парк был явно не предназначен для двоих, но, кажется, Марка это не смущало. — Ловко, — вздохнула Минди, удобно устраивая голову на его плече. — Ты со всем справляешься чересчур ловко. — У меня случилась суровая школа выживания в ограниченных пространствах на Марсе. Твой диван — просто сказка по сравнению с марсоходом, — Марк коснулся губами влажного виска Минди и продолжил. — Но в тебе тоже есть положительные качества. Отвратительная честность и неправдоподобная аккуратность. — Что?! — Минди поднялась на локтях, уперев их в грудь Марка, но, заметив на его лице улыбку, вновь вернулась в кольцо объятий. — На что ты намекаешь, невыносимый Марк Уотни? — Я насчёт ёлки. Думал, ты поймешь, что я шутил, когда попросил не выбрасывать её до моего возвращения на Землю. Ты сохранила её только потому, что я просил? — Ну, — замялась она, явно не желая признаваться. И всё же, выдохнув, ответила скороговоркой: — Дело в том, что я до жути суеверна. Поэтому и не смогла выбросить эту ёлк… этот ёлочный скелет. Он стал чем-то вроде талисмана, гарантом того, что ты вернешься домой. Знаешь, ведь бывают такие талисманы. Например, у бейсбольных команд. — Это забавно и трогательно, Минди, — Марк снова прикрыл глаза, чуть крепче прижимая её к себе. — Но одного не пойму до сих пор. Почему в песне ты поёшь, что у тебя нет времени на меня. — На тебя? Почему ты сделал такой вывод? Вот послушай. Это как раз та часть, которую ты прислала мне. «Well think about the lonely people And think about the day she found you Or lie to yourself And see it all dissolve around you She says She has no time for you now She says she has no time for you now She says she has no time She says she has no time Lonely people tumble downwards And my heart opens up to you When she says she has no time for you now She says she has no time for you now She says she has no time» «Хорошо, подумай об одиноких людях, И вспомни день, когда она нашла тебя Или соври себе, Тогда увидишь, как всё вокруг растворится. Она сказала, что у неё нет времени для тебя, Она сказала, что у неё нет времени для тебя, Она сказала, что у неё нет времени. Она сказала, что времени больше нет. Одиночество причиняет людям страдания, А моё сердце открыто для тебя. Когда она сказала, что больше для тебя у неё нет времени, Когда она сказала, что на тебя она больше не потратит времени. Она сказала, что у неё больше нет времени». (Перевод с английского) — Марк, — вновь улыбнулась Минди, чуть сильнее зарываясь носом в его плечо. — Ты, вне всякого сомнения, лучший в вопросах выживания на Марсе, но с метафорами у тебя беда. — Почему? О чём тогда речь? — Ты слышишь то, что лежит на поверхности, что хочешь слышать, когда обижен или чувствуешь себя одиноким. Когда я пою о том, что «нет времени», то имею в виду не себя, а жизнь. Когда ты был один там, за миллионы миль от дома, тебе, наверное, казалось, что от тебя отвернулась сама жизнь. Но в день, когда я нашла тебя живым… ты понимаешь, о чём я?.. Мне действительно стало все равно, какое расстояние между нами. Моё сердце навсегда осталось рядом с твоим, Марк. Именно об этом я и пела. Она говорила сбивчиво и страстно, проглатывая слоги и целые слова. Она снова приподнялась, чтобы лучше видеть его, но не сразу заметила, КАК он смотрит. — Ну вот, ты говоришь, что я хорош во всем, а подразумеваешь только точные науки. Но собственное слабоумие могу оправдать одним обстоятельством. — Каким? — Я влюблён в тебя, Минди Парк. …