Никто уже не вспомнит

Я зашла в одну из «тихих комнат», которые были у нас в Преисподней для того, чтобы человек мог посидеть в гордом одиночестве и все обдумать. Если требуется уединение — можно прийти сюда, в этом месте на часы не приходят сигналы, больше никто не может зайти в твою комнату, есть туалет, холодильник с базовым набором пищи, кровать, любимый сжигатель и письменный стол со стулом и кипой бумаг. Толщина стен позволяла спокойно говорить вслух, если это требовалось, а иногда в этом есть нужда, знаете ли. — Итак, меня зовут Лена, — я достала из кармана сигарету и зажигалку, подкурила, — Я слабо помню, как я сюда попала, только недавно вспомнила свое имя, только сейчас задумалась о том, почему постоянно думаю об одном человеке… Нужно начать сначала, ну или хотя бы просто начать. Нужен конкретный вопрос. Сев за стол, я взяла лист и написала на нем «Кем я была?». Сделав пару затяжек, я начала писать, вытягивая из себя воспоминания, которые в какой-то момент начали приходить все ярче и ярче, быстрее и быстрее. «Я родилась в обеспеченной семье, где привыкли считать, что человек — это лишь внешность и кошелек. Родители большинство времени проводили на работе, а я оставалась наедине с бабкой, которая изначально была против даже моего рождения, а когда ничего было не изменить просто начала травить меня. Чертовски больно, чертовски сильно. Она просто кричала на меня, оскорбляла, а потом просто клеветала на меня родителям, которые также кричали на меня, даже не разбираясь. С детства я была одиноким и загнанным в угол человеком, который боялся общения, не верил и не доверял, я все воспринимала в штыки, у меня не было даже хороших знакомых, не то, что друзей. В какой-то момент во дворе, возвращаясь из школы, я встретила парня, который был схож на меня повадками. Он был несколько старше меня, но страдал почти от того же — его травила собственная мать, постоянно унижая и пытаясь уничтожить в нем личность со своими вкусами и целями. Сначала общение у нас было кривым, мы просто жаловались на проблемы в сообщениях в социальной сети, а потом начали общаться и по другим поводам. Нам нравилось, мы начали дружить, много гуляли, в моей жизни появился такой феномен, как смех, хотя я уже и не ждала подобного. Я могла на него положиться, а он на меня, мы оба это понимали и ценили, но в какой-то момент мать Максима победила над ним… и его нашли в ванне с перерезанным горлом. В тот момент все снова вернулось на свои места.» Стоп. Того друга действительно звали Максим, его стравила мать и он умер за полгода до меня… Я точно это помнила, а по попаданию в ад на удивление быстро забыла, не смогла провести параллель, хотя это было прямо на ладони… Вот почему именно тринадцать девяносто семь встретил меня у ворот, вот о какой тайне, связывающей нас, он говорил… Мы были друзьями. Прошло семь лет прежде, чем я вспомнила о том, что мой земной друг не оставил меня и в Преисподней. — В нашу последнюю встречу он говорил, что отправится на небеса… — я закрыла лицо руками, из глаз потекли слезы, — Семь лет я не хотела вспоминать земную жизнь, ссылалась лишь на то, что не хочу снова углубляться в ад, из-за которого тут оказалась… Ад, из-за которого я оказалась в аду. А он был рядом и ждал, когда я вспомню… Какая же я дура была… Немного успокоившись и поборов нахлынувшую истерику, я отложила в сторону исписанный лист и взяла другой, заголовком которого стал вопрос «Как я решилась на Преисподнюю?». На этот раз не пришлось долго ждать, память стремительно возвращалась, а я лишь только записывала. «В один из дней я сказала себе, что душу Сатане бы продала, чтобы моя бабка умерла самой мучительной смертью. И ко мне пришел Хранитель Душ, который объяснил последствия и завершил бартер. Я ни минуты не сомневалась в своем решении, а он и не хотел вмешиваться, как и большинство. Для себя я приняла решение, что умру сразу после ее смерти, ждать пришлось недолго. Ей было лень готовить что-то на ужин, что было для нее совсем не свойственно, я обратила на это внимание. На все, что происходило с ней с момента продажи мною души, я обращала особое пристальное внимание. Я чувствовала себя ядовитой ящерицей, которая укусила хозяина и ходит за ним, ожидая смерти. Ни на секунду я не задумывалась о том, что делаю что-то не так, я была уверена в своей правоте так же, как уверена и сейчас, на все сто процентов. Она принесла пирожки из местной пекарни, дала два мне, столько же взяла себе. Есть она начала достаточно быстро, а через минут десять из ее рта пошла кровь. В пирожке оказалось множество лезвий, которые она и не заметила, откусывая и прожевывая, это было бы настоящим чудом, если не учесть мою сделку, но я отлично знала, в чем дело. Долгая и мучительная смерть, а умирала она действительно долго и в агонии, как я и просила, а я ловила каждый ее крик и радовалась, что ей воздается по заслугам. В тот момент я стала жестокой, что прошло через час, но сейчас я вспоминаю это и я рада, что ей так воздалось по заслугам. На следующий же день я свела счеты с жизнью, просто перерезала себе шею в ванной, как и мой друг. Мы одинаково умерли от одинаковой проблема, это было символично, по крайней мере я так считала.» — А дальше я долгое время сидела в Преисподней, — озвучила я сама для себя. От истерики не осталось и следа, я улыбалась, — И я не собираюсь перерождаться. Отложив и этот лист, я взяла следующий, вывела наверху «Саша» и на минуту застопорилась. В голове роились разные мысли и эмоции, хотелось отрицать снова и снова, вот только это было бы ложью самой себе, ведь при его имени во мне заиграло много идей и слов. Я покрутила ручку. Я же хочу в этом разобраться, значит, я должна начать писать. «Он просто вызвал меня перед собственным концертом, даже не ожидая, что продажа души Дьяволу вообще возможна. Он долго не верил мне, но потом все же поддался. Саша… Красивый парень, если дать волю чувствам и эмоциям. Да, он невысокий и достаточно крепкий, у него не выступают сквозь рубашку кубики пресса, он явно не может поднять машину, не имеет ангельского лица, но он определенно красив. Я повидала многих в своей жизни и после нее, но он красивее их всех, лично для меня. Мнения созданы, чтобы быть разными у разных людей, поэтому я не навязываю, лишь делюсь своим. У него аккуратные черты лица, классическая мужская стрижка, проницательные карие глаза, в которых таится целый набор эмоций, большинство из которых, к сожалению, отрицательны, что мне очень хотелось бы исправить. Он еще менее доверчив, чем я, хотя я тоже одна из последних в списке доверчивых людей. Этот парень когда-то заметно ошибся в аккордах на сцене, после чего ненавистники группы устроили отдельный бум в комментариях, что конкретно подкосило его итак слабую уверенность в себе. Выплевывая из своих ртов желчь, ненавистники даже не знали о том, что за неделю до этого концерта у него погибла мать в аварии, участником которой был он. Он сидел за рулем, поэтому именно на себя он и свалил эту неподъемную ношу вины, которая окутывала его, из-за которой он плохо спал по ночам. Он вычеркнул из головы то, что на их полосу вылетел пьяный водитель, что он, Саша, не смог бы ничего сделать так или иначе, но его мать умерла, ударившись головой об лобовое стекло, а сам он лишь повредил ногу, хотя травма в итоге оказалась тоже нелегкой. Однако, через неделю после аварии, через три дня после похорон, ему пришлось выйти на сцену, чтобы не подводить друзей. И он просто перепутал этот злосчастный аккорд. Сашин отец никогда не верил в него, лишь подкрепляя его неуверенность в себе, часто кричал, требовал заняться нормальным делом. В детстве унижал, как мог, оставил ему шрам от утюга на спине, когда в очередной раз требуя выпрямиться прижал разогретый утюг к его спине. Я читала все это, когда он меня вызвал, я будто прожила это с ним, хотя так было с каждым вызвавшим меня, но еще ни с одним я не оставалась на прогулку или концерт, я вообще не оставалась, забирала душу, предварительно поговорив о том, стоило это делать или нет, и убиралась восвояси. Саша же задел меня, мне хотелось с ним пообщаться, я разрешила ему обнять себя, хотя всегда негативно относилась к прикосновениям, особенно таким близким. Он обнимал меня, чтобы я не волновалась, но при этом будто бы ждал, когда я воткну нож ему в спину, он очень недоверчив, он боится тесных связей… Как и мы с Максом тогда, в жизни. Я не могу понять, что чувствую к нему, но мне хочется его увидеть, хочется с ним поговорить, мне хочется быть рядом в тяжелые минуты его жизни.» — Хочется, — тихо повторила я и отложила этот лист к предыдущим, — Надо бы завтра навестить его. Я перечитала все написанное, разложила в хронологическом порядке, свернула и положила в карман джинсов, после чего вышла из комнаты и пошла к своей каморке. Макс все еще был там, лежал на кровати, держа над собой какую-то книгу. — На вызов гоняла? — Он убрал книгу, как только я села на угол его кровати. — Макс, почему ты ждал момента, когда я вспомню все сама? — Я смотрела в пол, было стыдно, что я так долго не вспоминала его, — Почему ты сразу не сказал, что мы были друзьями еще при жизни? Это же могло все изменить… Все могло бы быть по другому. — Мне было интересно, насколько быстро ты проведешь параллель между миром живых и Преисподней, а потом мы снова стали друзьями и я даже подзабыл про этот эксперимент, — он почесал затылок, — Но теперь я знаю, что тебе понадобилось семь лет для этой параллели. Возможно, если бы не прошло полгода между моей и твоей смертью, все было бы быстрее, да и вообще по другому, но этого мы никогда не узнаем. — Макс… Он кивнул, ожидая услышать ругань, наверное, но я лишь взглянула ему в глаза и прошептала «спасибо». Он улыбнулся.