Никто уже не вспомнит

Меня искренне порадовало, что ночью зачастую нет пробок, поэтому до Дубны мы добрались за два с половиной часа, ехали молча, я не хотела говорить при постороннем человеке, слишком сильно привыкла разговаривать тет-а-тет. На заказах я и не могла иначе, ведь никто кроме человека, который меня вызвал, не мог меня увидеть, да и дело это личное, знаете ли, бартер на душу, а в Преисподней я разговаривала только с Максом, с которым мы живем вдвоем, как бы. В Сашиной квартире было достаточно чисто, по его словам я представляла конкретный разгром, а оказалась лишь горка немытой посуды и несколько струн на полу, одну из которых я подняла и начала крутить в руке, сгибая и разгибая, я всегда хотела уметь играть на гитаре, но этому не так просто научиться, как выучить созвездия, например, нужно знать бой и ритм, как минимум. Макс же не желал вспоминать, как это делается, хотя спьяну иногда мог наиграть пару мотивов, особенно любил он сесть на мою койку, чтобы быть рядом со мной, опереться о стену и, смотря куда-то наверх сквозь верхнюю полку и потолок, начать петь про дым сигарет с ментолом. Я много раз после этого спрашивала, кому он адресует эту песню, но он лишь отмахивался или говорил, что просто только и помнит, что эту мелодию. Сначала я верила ему, что это именно так, но потом начала задумываться о том, что это скорее всего неправда, что Максим просто не хочет открывать мне свою душу, но давить на него так и не решилась. — Утром менял струны на домашней гитаре, — Саша провел меня в комнату, после чего пошел на кухню, — Будем еще пить? — Давай, мы неплохо так начали, кажется, — я отложила струну и взяла в руки акустическую гитару, которая стояла в углу комнаты, — Гитары настроены? — Тогда я прихвачу рюмки, — он пришел через минуту и поставил на кофейный столик бутылку виски и две рюмки, на которых были нарисованы какие-то пейзажи, — Прости, закусить совсем нечем, но я могу сбегать до магазина. Хочешь? — Да нет, не хочу, — улыбнувшись, я протянула ему гитару, — С чего начнем? — Так, это надо подумать, — он провел рукой по струнам, — Ну она настроена, это уже радует. Предлагаю начать с рюмки виски. — Неплохое предложение, — он разлил алкоголь по рюмкам, мы выпили, — Можешь показать, как делать бой и держать ритм? Несколько аккордов я знаю, пыталась научиться когда-то, но не получилось. — А ты от музыки вообще далека, да? — Я лишь кивнула в ответ, — Тогда начнем с основ… Через пару часов я уже смогла более-менее нормально сыграть Цоя, так что можно было смело считать, что прогресс есть. Мы почти не затрагивали личные темы, но если я и начинала говорить о подобном, то он обычно пытался свернуть разговор, переводя его на аспекты моей жизни или же просто на абстрактные рассуждения. Его можно было понять, ведь он не привык доверять кому-либо, а меня он и не знает толком. Я и не ожидала, что мы с ним сможем найти общий язык в личных делах, то, что мы общаемся сейчас с глазу на глаз — уже успех, как по мне. — Ладно, Саш, если честно, мне уже пора, — я встала с дивана и поставила гитару обратно в угол комнаты, — Все таки план по сбору душ сам себя не выполнит, а я привыкла бить рекорды. Зови, когда понадоблюсь. И я телепортировалась в свою каморку. Макс играл в приставку, свесив с кровати голову и закинув ноги на стену, я не понимала, как ему это удобно вообще, я сколько не пыталась — так и не смогла найти комфортное положение, постоянно затекали ноги и шея, а вот мой друг мог находиться в такой позе часами. Я включила часы, и почти сразу появилось новое уведомление, я отправилась на новый вызов. Я стояла позади сгорбленной старухи, опирающейся на палку, она смотрела на чье-то фото. На нем была какая-то девушка лет двадцати, она была красивой, даже очень, было в ее улыбке что-то волшебно-привлекательное. — Я бы продала душу Дьяволу за то, чтобы она вернулась, — она произнесла это тихо, шепотом, никто из людей вокруг бы не услышал, эти волны шли только в нашу Преисподнюю, — Моя Олечка. — Она вернется, да, — я подошла к ней сзади и положила руки ей на плечи, — Но вы будете отрабатывать за это несколько лет в Аду. Я знаю вашу ситуацию и советую вам подумать о том, насколько это стоит жертвы. — Но это же моя внучка, — она резко, даже слишком для своего возраста, повернулась ко мне. Кажется, я была не первым Хранителем Душ, которого она видела, она совершенно не была удивлена моему появлению, — Мне скоро умирать уже, а я ее столько лет не видела… — А она достойна того, чтобы о ней помнили и заботились? — Я ухмыльнулась, — Уехала из дома, как только перестала нуждаться в помощи от вас и родителей, живет сейчас спокойно себе, получает второе образование, имеет собственную фирму… А на могилу к отцу не пришла ни разу за три года-то. И если я не ошибаюсь, разыскивая по внутренним базам информацию, ее душа давно в нашей коробке. Она просто очень хотела уехать. — Неужели она продала душу за самостоятельность? — Старушка пошатнулась, но смогла удержаться за палку, — Просто чтобы никогда меня не видеть? — Она не смогла вовремя и верно сформулировать свою просьбу, — пожав плечами, я продолжила, — Она живет одна, как и хотела, только теперь это не самостоятельность, а одиночество. Поймите, некоторые люди недостойны и упоминания о себе, а другим и памятника мало, знаете ли. Так вот, она относится к первому типу, а вы — ко второму. — Я считаю, что ты не права, — она села на диван, стоящий неподалеку, — У тебя были дети? До этого ко мне уже приходил один из вас, говорил тоже самое почти, а вот на этом вопросе сказал, что нет. А парень красивый, высокий, аккуратный, правда волосы странной длины какой-то и уши зачем-то проколоты… но у вас, молодых, привычка себя портить. — Представим, детей у меня действительно нет и не было, я умерла в семнадцать, — я пожала плечами и повернулась к ней, наши глаза встретились, — Но я в преисподней уже лет семь, постоянно вылетаю на вызовы. Я уже столько всего повидала, что хоть книгу начинай писать об эгоизме и тупости особенно. У многих людей слишком странное представление о свободе и прочем дерьме, они хотят чего-то такого, о чем сами еще мало знают. Продают душу, получают желаемое… и становится хуже, вот только пути назад уже нет и не будет. Им прямая дорога в нашу Преисподнюю. — Тот парень говорил мне, что отработка длится пять лет… — Я не переродилась, не хочу терять себя такую, — я достала из кармана пачку сигарет, достала одну и подкурила, — Но тут дело даже не в том… Я хочу помогать людям, а не тупо собирать души, которые судьба высыпает мне в руки. Именно этим я отличаюсь от тех, кто просто берет, что дают, чтобы поскорее переродиться. — Хорошо, я уже не хочу, чтобы она сюда пришла, — по ее щеке потекла слеза, — Но я хочу, чтобы она была счастлива, и я готова ради этого попасть в вашу эту Преисподнюю. — Тогда просто скажите, что готовы продать душу, — я положила руку ей на грудь. Очередная душа, которая пропадает из-за какой-то сволочи, но я, к сожалению, не могу ее отговорить, -Но я бы этого не делала. — Я готова продать душу. Моя рука снова засветилась и нагрелась, очередная душа ко мне в копилку, вот только я этого не хотела. Я не понимала, зачем это было, я пыталась остановить, но нас легко прервать, просто впихнув нам, казалось бы, самое важное для человека. Нет, я не против, конечно, сама потеряла душу, когда можно было попробовать все изменить. И тоже осознала это лишь потом. Я вернулась в каморку, Макс ни на миллиметр не сдвинулся. Могу поспорить, даже игру не переключил. — Макс, — он вздрогнул, не ожидая меня услышать, — Почему мы сначала рубим, как топором, а потом думаем, зачем нам это было? — Знаешь, людям свойственно отчаяние. Даже не знаю, стоит ли еще что-то объяснять. — Но выход же есть, — я подкурила и села на свою кровать, — Почему они не хотят слушать? Ты им объяснить пытаешься, а им все равно. — Наша работа — это забирать души людей, которые от них отказываются во благо своих мечт, — он встал и подошел к зеркалу, — Это они решают, нужно им это или нет. Когда на почту приносят посылку и просят отправить, кассиры интересуются, кому это и зачем? Нет, а мы те же почтальоны, если задуматься, не так ли? — Я кивнула, — Так что забудь, расслабься, расскажи мне о том, с чего ты решила с кем-то познакомиться и погнать меня за нашими именами, например? — Просто захотелось, — что-то внутри меня все еще царапало меня изнутри. Я забрала душу человека, когда он мог сам все исправить, — Иногда хочется побыть среди людей, не так ли? — Да нет, мне и тут нормально, лишний раз к людям не лезу, — также закурив, Макс повернулся ко мне, — Но соглашусь, что бывают странные желания. Вот зачем я, например, сейчас к зеркалу пошел? Я же человек, который не склонен к самолюбованию. — Не такое и странное, нас же тоже можно считать людьми. Я просто хотела пообщаться с себе подобным, так сказать. — Ты с ними общаешься по пять раз на день минимум, — он ухмыльнулся, — Ты же как раз то существо, которое бегает на все вызовы, серьезно. Я в месяц не вижу столько людей, сколько ты в день. И ты мне говоришь что-то про общение тебя с людьми? — Это не то общение. — Просто признай, что он тебе понравился, вот и все. — Смешно, очень смешно, — я выбросила бычок от сигареты в мусоросжигатель, — Только мне никто и никогда не нравился. Тебе для справки как раз. — Ну давай, начни отрицать еще, — Макс картинно закатил глаза, — Это так на тебя похоже, честно. — Я прогуляюсь, — прихватив пачку сигарет и зажигалку, я вышла из каморки. Мимо меня прошли несколько существ, жалуясь на жизнь здесь, как будто не знали, на что подписывались. Каждый раз рассказываем обо всем людям, они соглашаются, а потом ноют, что им тут не нравится. Удивительно, в самом деле. Я снова закурила. Наверное, я слишком много курю, это скорее всего напрягает того же Сашу… Хотя какая разница? Макс просто сказал глупость, как всегда, мне все равно на Сашу, это просто очередной человек, который продал мне душу.