Между

В бардачке машины Кати я не нашел никаких ключей от её квартиры или дома родителей. Куча документов, газет со статьями об покушении на её отца, о состоянии его фирмы, интервью Веры Сергеевны. Поморщился от укола воспоминаний и вины. Я не знал ничего о состоянии Аркадия Викторовича, никто не освещал информацию о его дальнейшей судьбе, но и похорон не было. Я надеялся, что он жив. Девушка вроде отогрелась и даже порозовела, пока стояли в пробке нашел её телефон между сиденьями. Набрал свой номер, но на моем дисплее высветился незнакомый номер. Сменила? В её контактах меня тоже не было. Ну, теперь будет. Украдкой разглядывал её по дороге, пытаясь понять что в ней поменялось. Похудела. Скулы стали более выраженными, губы покусанные, под глазами легла тень. Она шевелится, и мое дыхание замирает. Не хотелось её будить, ведь я не знал сколько она выпила. Пока спит — у меня есть время довезти её, если проснется — ей может стать плохо, а потом и стыдно. Медлю, не зная как поступить правильно. Хотелось и бежать от неё, порвать все контакты, забыть, обнулить. Со мной опасно, я разрушаю все вокруг себя, а она этого не заслуживала. Никто не заслуживал. И как же я хотел остаться и все исправить. Но мог ли я что-либо исправить? Глушу машину и ещё раз взглянув на Катю толкаю дверь.

**********

Комната передо мной вращалась с невероятной скоростью, вот это вертолет, похоже я перепила. И очень сильно. Я не помнила ничего из недавних событий. Отделение, встреча с Игорем, машина, особняк, алкоголь, а дальше not found. Белоснежный потолок как будто давит, пытаясь раздавить меня. Клаустрофобии мне ещё не хватало для полного счастья. — Как вы себя чувствуете? — раздается голос рядом и я испуганно поворачиваю голову в сторону звука. Резкие движения головой отзываются болью в висках. Хреново, очень хреново я себя чувствую. Пытаюсь ответить, но прилипший язык к небу не позволяет звуку выйти наружу. — Сушняк, — понимающе твердит голос и что-то холодное касается моей руки. Стакан, его очертания не четкие, двоятся, — держите, это вода — сжимаю пальцы. — Где я? — Спрашиваю, приподнимаясь повыше, стараясь не расплескать воду в стакане. — В больнице — будничным тоном сообщает голос, и я фокусирую взгляд на человеке в белом халате. Мужчина средних лет, с бейджиком на груди, но я не могла разобрать что написано. — Как я здесь оказалась? — делаю жадные глотки воды выпивая почти до дна. — Полиция привезла — доктор забирает у меня стакан, — сколько вы выпили, Катерина? Полиция. Что я такого натворила что, попала сюда через полицию? Память отказывала в моем запросе вспомнить прошедшее. — Виски. Много виски — растерянно отвечаю, силясь вспомнить события. — На голодный желудок? — На завтрак — доктор хмурится, и наклоняется к полу. — Здесь есть тазик, на случай если станет плохо. Поспите. Легче станет — он улыбается, оставляя стакан на тумбочке рядом с моей койкой. — Спасибо — отзываюсь, откидываясь обратно на подушку. Полиция. Полиция. Нет, я уехала из отделения…не могла же я напиться и вернуться? Или могла? Черт. Приподнимаю голову в поисках своего мобильного. Рядом со стаканом лежит мобильный телефон, в надежде что это мой, тянусь к краю, но больно бьюсь об ребро тумбы. Беззвучно вскрикиваю, угораздит же. Руки дрожат, вертолет не прекращается, виски разрываются от боли, во рту пустыня, в голове бардак. Бессильно ложусь на подушку закрывая глаза. Вот и финиш. Встреча с Соколовским снова закончилась больницей.

**********

Вика не поднимала трубку, наверное была на выезде, Жека тоже не отвечал. Точно на выезде. Забираю машину у особняка, где оставил её утром и мчусь в отдел, я уже сильно опаздывал. Хоть все и привыкли к моим опозданиям, прогулам и пьянкам я старался не подрывать отдел. — Соколовский? — Андрей Васильевич встречает меня в коридоре, прямо у своего кабинета. — Здравия желаю — он хмурится. Серьёзен и зол. — Зайди ко мне. Есть разговор — сводит брови и скрывается в своём кабинете. Ну вот, понеслась Прохожу за ним, закрывая за нами дверь — Слушаю — он останавливается у своего окна, медленно поворачиваясь ко мне. — Какого черта, Соколовский, ты оказываешься с дочкой Игнатьева в момент покушения на её отца? — сдерживает свой крик, понижая голос на последних словах. Тянется за кувшином со стаканом. Никто не знал про случившееся, после новогодних праздников я пропал, и все в отделе думали что я загулял. — Мы заезжали поздравить с наступающими праздниками — усмехаюсь я. — Игорь, — он становится серьёзным смягчаясь, — я все знаю о случившемся, о бизнесе и твоей неприязни к Игнатьеву, но ты хоть понимаешь куда полез?.. куда она лезет? — ну конечно мы ничего не понимаем, нами играют как пешками в чей-то проклятой игре. Только она об этом не знает. — Куда, Андрей Васильевич? — его взгляд пронзает меня, внимательно изучая моё лицо. — Ты уже отомстил Игнатьеву. Я прошу тебя, остановись на этом, — некий Фишер все это время творил свою месть моим руками, а я должен остановиться? Он замечает мою решительность, глубоко вздыхает и подходит ко мне. — Игнатьева написала заявление, тем самым поставив себя под удар. Ты же это понимаешь? — вытягивается, чтобы наши глаза были наравне. Конечно понимаю, вот только сделать ничего не могу. Она ненавидит меня, и защитить её я не могу. Не смог защитить от себя и своей мести, что уж говорить про Фишера? — Понимаю, — отвечаю смиренно — убрать её самому? Его желваки начинают ходить, глаза темнеют. — Для тебя это что все игры? Шутки? — он кричит мне в лицо, чуть ли не хватая за свитер. — Андрей Васильевич, все наши отношения с Катериной в прошлом, — спокойно отвечаю я. Фраза обжигает горло. В прошлом ли? Оказывается больно это осознавать, — я всеми силами старался огородить её от Стаса и мести её отцу, но от того что случилось той ночью — не смог. Подполковник выдыхает и быстрым шагом направляется к своему столу. Пыхтит, открывая ящик стола, достаёт какую-то папку и кидает на стол между нами. — Если уговоришь её забрать заявление, возможно в этот раз убережешь хоть кого-то. — спокойно и холодно поясняет он хватая стакан с водой на тумбочке. Уговорю? Как?

**********

Доктор был прав, от сна мне становилось легче, но не лучше. Мне казалось что я должна проспаться неделю, чтобы алкоголь потерял надо мной власть. Телефон на тумбочке звонил почти беспрерывно, но у меня не было сил с кем-либо сейчас разговаривать. Каждые полчаса меня выворачивало наизнанку и я на дрожащих ногах шла умываться и дышать свежим воздухом к окну. — Как вы себя чувствуете? — вздрагиваю, обернувшись, — я принес вам энтеросгель — все тот же доктор, улыбается, оставляя мне стакан на тумбочке с белесой жидкостью. — Неплохо, — пытаюсь улыбнуться насколько это возможно, — спасибо, — бреду обратно к койке, доктор улыбается, внимательно разглядывая меня с ног до головы. Я чувствую его взгляд на мне. Не переживайте, док, не помру. — А когда я смогу отправиться домой? — спрашиваю, плюхаясь обратно в койку. Голова была тяжелой и просилась принять горизонтальное положение. — Сегодня вечером поставим капельницу, и если все будет хорошо, завтра после обеда выпишем — доброжелательно отвечает док, убирая очки в нагрудный карман халата — пищу пока желательно есть жидкую, на обед будет манка. Морщусь. Манка. Ну почему в больницах так не вкусно кормят? — Спасибо — отвечаю я куда-то в подушку, и провожаю доктора боковым зрением до двери. Завтра. Завтра. Дожить бы. У меня столько дел. Мне нужно в другую больницу, встретиться с адвокатом, узнать о ходе дела на покушение отца. А пока, нужно ещё немного поспать…

**********

Дорога была забитой, музыка в салоне драйвовой, настроение ниже плинтуса. Вызов был морально изматывающим, снова убийство, труп, слезы родственников, каменные лица коллег, моё лицо наверное тоже уже лишилось каких-либо эмоций. Был ли я сам способен на какие-либо эмоции? На соседнем сиденье лежала папка Пряникова, которую я должен был передать Кате, и «уговорить» забрать заявление. Но как я мог просить о подобном? Какое я имел право просить о таком? В её отца стреляли и это логичные шаги наказать виновного. Обычный человек беспомощен перед горем, и ему не у кого искать помощи, кроме как у полиции. А полиция ничего не собирается делать. Усмехаюсь от этих мыслей. Даже я бессилен, пока бессилен, перед Фишером. Вот я влип. И втянул в это Катю. Паркуюсь около машины Кати, забирая папку с собой и пакет с заднего сиденья. Ну-с, давай, Игорь, время платить за свои ошибки и разбитые сердца.