У зеркала два лица

POW Бенхамин. Она никогда не говорила мне «люблю», прикрываясь небанальным «влюблена». Наверное, потому что всегда была правдива во всем что бы она не делала или говорила. А может, просто хотела обезопасить себя и свои чувства. Кто же разберет этот тонкий механизм под названием Камила Бордонаба? Как же ей не идет черный цвет, мама дорогая. Я привык видеть ее яркой и непосредственной, а сейчас Камила, как и все вокруг в трауре. Камила Бордонаба в черном — это даже звучит нелепо. Знаете, это как в цитате, взятой из просторов всемирной сети паутины, «начинаешь понимать, что все действительно плохо, когда плачет тот человек, который всегда и всех успокаивал…» И угораздило же меня влюбиться в эту сумасшедшую особу в свое время. Как и когда это произошло, я и сам не знаю. Ясно помню только одно, при первой же нашей встрече на съемочной площадке, Камила выделялась из всей толпы девчонок. Она была одета по-другому. Она держалась по-другому. Она и была другой. Подобно солнышку, все так и норовили оказаться с ней рядом и погреться об ее заразительную улыбку. За те моменты, что мы были вместе, Камила многому меня научила, и в первую очередь, быть собой и не бояться показаться кому-то со стороны скучным и неинтересным. Парадокс, но так у меня получалось только наедине с ней. Что значит быть в отношениях с Камилой Бордонабой, спросите вы? Отвечаю. Правило первое: никогда не употреблять выражения «состоять в отношениях с Камилой Бордонабой». Ни дома, ни тем более на людях. Второе правило клуба: если Камила Бордонаба говорит, что не нужно разговаривать с ней по утрам, потому что она еще не успела проснуться, значит так и нужно делать. А иначе, потом тебе же хуже будет. Камила Бордонаба принадлежит всем, — это третье правило, — а ты просто можешь идти рядом, пока она тебе это позволит. Правило четвертое: если Камила Бордонаба говорит тебе, что это конец, то это совсем еще не значит, что это конец. Возможно, завтра или через неделю она позвонит тебе на мобильный или начнет вести себя как ни в чем не бывало. Но это правило работает и в обратном направлении. Если секунду назад Камила Бордонаба смеялась, то это вовсе не повод считать, что она счастлива исключительно рядом с тобой. И последнее правило, оно же самое главное: Камила Бордонаба такая какая она есть, принимай ее или проваливай к чертям собачьим. В общем-то с этим правилом мне так и не удалось смириться в свое время. Ну раз уж мы затронули эту тему, перейдем к Мартине. Марту, язык больше не повернется произнести Мартина, потому что она… она просто Марту, и вы поймете это как только с ней заговорите. А вот ей черный к лицу, несмотря на то, что душа у нее самая чистая и светлая. Просто Марту не любит быть на переднем плане и выделяться в толпе. Просто эта девушка пропитывает атмосферу и воздух вокруг себя, наполняя ее запахами весны. Серьезно, если бы Марту жила в сказочном лесу, то подобно Белоснежке, белочки, птички, деревья и кустарники провожали бы ее спину теплыми взглядами и добрыми улыбками. Первая картинка, которая приходит мне на ум после моей смерти, утро. Тихое утро в постели. Солнце ослепляет своими лучами и так и норовит разбудить. Я просыпаюсь от сладковатого запаха свежей выпечки и молотого кофе, а открыв глаза, я вижу свою Марту. Закрываю глаза и представляю себе похожее утро с Камилой. За окном пасмурно, и даже не намека на солнце. Всю ночь была гроза, то и дело побуждая открыть веки, от очередного раската грома или яркой вспышки огненно-рыжей молнии. Унылые серые тучи гонят дождь в сторону нашего окна. Мы забыли его закрыть, и сейчас вся комната целиком и полностью пропитывается запахом озона и сырого асфальта. Я пытаюсь подняться с постели, но ее идеальной формы череп лежит на моих пальцах и «колючий еж», напоминает о том, что вчера она в очередной раз за этот месяц сменила прическу. Почему? Потому что в этот момент времени она себя чувствовала именно так, или просто решила выразить свой протест этому обществу, или же просто почистила карму, отрезав все лишнее с головы. Вариантов слишком много. Вы наверное уже успели заметить, с тех пор «как я был рядом» с Камилой Бордонабой меня сложно чем-то удивить в этой жизни. Ну так вот. Возвращаясь к теме нашего совместного пробуждения. Все идет по заранее прописанному сценарию. Если ты хочешь завтрак — сделай его себе сам, но знай, она обязательно залезет в твою тарелку руками, хотя знает, что я не терплю, когда мою еду трогают без столовых приборов. Пробегая мимо в ванную, она обязательно допьет последний глоток в твоей кофейной чашке, хотя сама без умолку твердит, что предпочитает матэ. Но… я не злюсь на нее, потому что ее губы после моего кофе еще слаще… потому что меня так и распирает гордость от того, что я накормил свою женщину. Знаю это прозвучит так глупо, но именно с ней я чувствую себя мужчиной. Хотя, в этих отношениях я даже ничего не решал… наверное не решал… ну разве что просто уйти, когда уже становилось совсем невыносимо. И даже описывая свое утро с каждой из этих женщин, что читались бы на моей руке по разветвленной линии судьбы, сложно не заметить как много я готов говорить о Камиле, и как мало о Марту. Но это ровным счетом ничего не значит. Просто суровая данность моей жизни… Одна давала больше, чем я мог принять, а другая забирала последние остатки кислорода в моих легких… Но я будучи в трезвом уме и светлой памяти со всей ответственностью могу заявить, что любил и продолжаю любить их обоих. В некоторые моменты своей жизни с неравной силой, кого-то чуть больше, кого-то чуть меньше. Не знаю как я не умер раньше от раздвоения личности или вообще, от тяжелой формы шизофрении, но как бы пафосно это сейчас не прозвучит, мне удалось усидеть сразу на двух стульях. Эти два стула были моими любимыми, и совсем не беда, что один из них был поломанный, с твердой, жесткой спинкой, как будто созданный для оттачивания армейской выправки. А другой мягкий, комфортный и удобный, я так и норовил сесть за стол, с периодичностью укладывая ноги на один из них. С Марту мы много говорили о том, что любим, но только с Камилой о том, кто мы есть. При всей своей положительности и теплоте, в Марту был и всегда будет только один недостаток-она не Камила Бордонаба. Меня всю мою сознательную жизнь разрывало на две части, но я осознанно выбирал быть трусом, понимая что мой окончательный выбор лишит возможности быть с кем-то из них двоих. Я серьезно не знал, что делать, потому что, с одной стороны, человек, с которым мне хотелось обсудить все на свете, — была и есть Мартина, но с другой, — она была последней, перед кем я мог раскрыть свою душу. Моей душой всегда была, есть и будет Ками, моя строптивая ураган «Камила». Я не мог выбрать кого-то одного из них двоих. Марту— мой друг, соратник, партнер, плечо, надежная опора. Нам всегда было так здорово вместе, я еще никогда в этой жизни не чувствовал себя так уверенно и безопасно. Чистота во всем. Порядок в голове…и тонна… вагон и маленькая тележка поддержки и заботы. А с другой— я всегда был уязвим, жил словно на вулкане. Камила столько раз разочаровывала и очаровывала меня, что я и со счету сбился. Но только рядом с ней я чувствовал себя живым и мог с одного только лишь взгляда или взмаха ее ресниц взлететь на седьмое небо от счастья. Белое и Черное. Простое и Сложное. Разум и Чувства. Голова и Сердце. Рай и Ад! Я не знаю, да что там я! Никто не знает какая любовь лучше… Каждый выбирает свою дорогу, прямую или извилистую и строит судьбу. Вот и я выбрал однажды… *** — Вставай, — сначала она говорит тихо, пропуская каждое слово сквозь зубы. — Вставай, я сказала, — на этот раз, эмоции бьют через край, и она с неконтролируемой злостью омывает его бренное лицо своими ненавистными слезами, одновременно с тем, треплет его за грудки, пытаясь вытащить из блестящего гроба, пахнущего лакированным дубом. Люди вокруг хватаются за рты, прикрывая свои ошарашенные вздохи и возмущения, небрежными касаниями своих лиц. — Вставай, я тебе говорю!!! Ты меня, что не слышишь, Рохас, вставай. Чьи-то сильные и уверенные руки хватают ее сзади и оттаскивают назад, но она вцепилась мертвой хваткой. — Успокойся Като! — Фелипе прижимает ее к груди, пока она шевелит дрожащим подбородком и своими частыми всхлипами пытается произнести что-то членораздельное. — Он не мог так со мной поступить! Не мог! Не верю! Не верю! — она падает на колени и хватается за ногу друга, как за последнюю соломинку в этой жизни. — Фели, скажи, мне что это все неправда! Скажи! Умоляю!!! Это все неправда! Да? — она смотрит на друга с надеждой, но тот остается неподвижен. — Ну не молчи, — умоляет Ками, — скажи же хоть что-нибудь! Застланные пеленой жгучих слез глаза, перемещаются в сторону хрупкой девушки, которая кажется стала еще на два размера меньше с момента их последней встречи. На ее лице отображены скорбь и невыносимая тоска, но по ее щекам уже не текут слезы. Она все выплакала прошлой ночью, или еще три месяца назад, когда узнала о его страшном диагнозе. Незнакомым людям Марту показалась бы холодной и бездушной, как-будто проявить свои настоящие эмоции на людях, это признак дурного вкуса, но тем кто ее знает, давно известно, что в душе она умерла вместе с ним, и сейчас не лежит рядом, только лишь потому что пообещала ему. — Ты давно обо всем узнал? — траурная процессия давно закончилась и теперь она наконец хочет услышать правду. В собственном доме ее раздражают даже стены. О, если бы они могли говорить! — Нет, это был его выбор. Узнал про диагноз только, когда его в больницу положили. — Трус! — Фелипе растерян. Он не знает кому это адресовывать, себе или лучшему другу, так быстро угасшему в этой жизни. — Трус, — повторяет она, усмехаясь. Тишина. Ее взгляд падает на часы, которые раздражают своим мерным тиканьем. — Знаешь почему его больше нет? Потому что он трус. Самый настоящий! Ушел, чтобы ничего не решать! Ха, — на ее губах отчетливо видна надменность. Ее горло тот час пронзает истерический смех, но он на гране сумасшествия и тихого помешательства.  — Ненавижу трусов! Он настолько эгоист, что забрал единственный день в году, который принадлежал только мне и никому больше! — Что ты несешь, девочка? — просит или успокаивает ее Фели, снисходительно поглядывая в сторону лучшей подруги. Сегодня ей можно простить все, даже глупость, ведь она только что закопала в землю частицу своего сердца. — У него рак обнаружили на последней стадии. — Хм, — фыркает Камила, — рак! Скажешь тоже. Его убила его же трусость и только. — Ками, — он подходит ближе и берет ее за подбородок, искреннее пытаясь найти в ней хоть частицу здравого смысла. Ее шоколадные глаза озорно поблескивают, то ли от слез, то ли от очередного приступа безумия. — Приди в себя, пожалуйста, пока мы и тебя не потеряли. Она смаргивает слезу и шепчет обреченно и тоскливо: — Его больше нет, Фели… Нет, его. А значит, он больше никогда не придет. Никогда. А значит, я больше никогда не смогу выгнать его из своей жизни с надеждой, что он когда-нибудь вернется ко мне навсегда! — повторяет она, словно в бреду, веря во все то, что только что произнесла. — Как больно… Как же больно…блядь. — Я знаю, я все знаю… — он целует такого родного сердцу хрупкого человечка, который еще никогда на его глазах не выглядел таким разбитым и потерянным в этой жизни. — Все пройдет. Время все лечит. А пока плачь… плачь, Камилита. Она подчиняется его приказам, потому что друг плохого не посоветует и то ли воет, то ли душу свою лечит, но крик ее души отлетает от серых стен ухом и разлетается по ее квартире, в которой все, от картины на стене до ключа, одиноко лежащего без связки на полке в коридоре, здесь все напоминает о нем. Уже под утро, когда ни моральных ни физических сил страдать больше нет, Камила лезет в шкаф и надевает его пиджак. В нем он танцевал ей свой первый стриптиз, в нем он ходил на премьеру своего первого спектакля, и в нем же она запомнит его навсегда. Такого повзрослевшего, и отдаленно напоминающего ей того милаху Бенху, который еще во времена «Детворы» смешил ее своей глупостью и казусами, преследующими его на протяжении всего съемочного процесса. Обнимая себя за плечи, Камила представляет себе его лицо, вдыхает его запах и на мгновение ей кажется, что ее голубоглазый Рохас сидит на краешке кровати прямо напротив нее и брынчит на гитаре, пытаясь взять нужный аккорд. Что есть силы сжимая полы его пиджака, костяшки ее пальцев белеют на глазах, а ногти почти до крови впиваются в мягкие подушечки холодной ладони. Что-то шелестит в правом кармане, и она вытаскивает смятый конверт, подписанный знакомым почерком. Корявый, немного наклоненный вправо, что вполне характерно для левшей. Камиле. — лаконично и официально, впрочем как и всегда. Ками разворачивает содержимое конверта отчаянной хваткой, ведь возможно, это последнее, что она от него услышит на этом свете. Душа моя… Любовь моя и моя самая большая боль. Ураган, пронесшийся по моей судьбе, оставив после себя лишь обломки. Мне всегда мало слов, чтобы говорить о тебе. Тебя одновременно так много и так мало было в моей жизни, что я и сам не понимаю как это вообще возможно? Камила, если ты сейчас читаешь эти строки, это означает только одно, значит меня больше нет. Нескончаемый поток слез падает на белый лист бумаги, размывая шариковую ручку неуклюжими кляксами. Она всхлипывает и, скрипя сердцем, продолжает читать. Я точно знаю, что сейчас ты меня ненавидишь. И это правильно, ведь для меня гораздо больнее осознавать, что ты вообще ничего не чувствуешь, представляя нас вместе. Я даже примерно представляю, какими последними словами ты меня называла. Когда я узнал о своей болезни, то сразу же решил кому о ней не расскажу даже под дулом пистолета. В этом списке твое имя значилось под номером один. Ками, я не прошу понять меня или простить, я просто прошу меня услышать. Знаю, ты бы мир перевернула, на коленях бы обогнула эту Землю, отправилась в ад, ради того, чтобы меня спасти, но поверь, я испробовал все. Под все, я действительно подразумеваю все. Не воспринимай на свой счет, просто хотел, чтобы в твоих воспоминаниях я навечно остался молодым и счастливым, только и всего. А теперь о главном. Для чего я оставил эти письма (как ты догадалась будут и еще) Ты должна меня отпустить, Камила. Только теперь уже навсегда. Знаю, сейчас это кажется тебе невозможным и самым глупым на свете, наверное ты даже называешь меня дураком… — Дурак, — шепчут ее губы в унисон его словам, и впервые за эти сорок восемь часов Камила Бордонаба улыбается, потому что он знает ее как облупленную. Всю до мизинчика и почему она раньше была так снисходительна к таким вот пунктикам. Мелочи, казалось бы, но разве что-то может быть важнее? … поверь мне, так будет лучше для всех нас. Но чтобы сделать это, для начала ты должна отправиться туда, где у нас с тобой все началось. Уверен, место ты знаешь и координаты тебе не нужны. Возьми только с собой мой крестик, он тебе еще пригодится. Не уверен, смогу ли я лично поздравить тебя с твоим днем рождения, но я заранее приготовил тебе свой подарок. Сюрприз, для той, что ненавидит сюрпризы. Наконец ты почувствуешь то, что чувствовал я, когда ты допивала мой кофе, чертыхаясь себе под нос, «как можно пить эту отраву». И напоследок, Ками! Я был не просто в тебя «влюблен». Я на тебе помешался. Мне иногда вообще ничего чувствовать не хотелось, настолько я в тебе потерялся. Словно в лабиринте бродил. С тобой все и всегда на грани было… любовь-ненависть. Ты мой личный сорт героина, и мне кажется, я будучи наркоманом со стажем, скончался от передозировки. PS: Я люблю тебя!