Мне без тебя немыслимо

Сердце ждёт, но только в нём не тает лёд разбитых дней. В сердце слёз уже так много, что забыть ещё больней. «Сердце ждёт» Холодный ноябрьский дождь заливал Москву. Ещё вчера осеннее солнце ласково пригревало столицу. Его лучи, отражаясь от крыш и стёкол, запутывались в лимонной, багряной, рыжевато-бурой листве. Прозрачный воздух, прозрачно-лазурное небо, тишина и безветрие. Вчера Филипп едва успел вдохнуть пряный аромат поздней осени, быстро перемещаясь между личным вагоном и автомобилем, автомобилем и концертным залом. Артист не смог полюбоваться застывшим осенним пейзажем. Он был сосредоточен перед выступлением и не замечал ничего вокруг. А сегодня за сплошной стеной дождя едва можно было различить очертания домов и силуэты людей. Дождевые потоки с грохотом вырывались из водосточных труб, пенясь, словно только что налитое в бокал шампанское. Вода бурлила и растекалась по асфальту, местами образуя крутящиеся воронки, а затем с шумом обрушивалась через ливневые решётки под землю. Ветер срывал с деревьев недавно яркую, а теперь совсем потускневшую листву, безжалостно швыряя её в водовороты. Филипп стоял у окна, всматриваясь в ежесекундно меняющиеся узоры на стекле. В тусклой дымке пасмурного утра, в причудливой игре дождевых капель ему мерещились черты его Аллы, женщины, которую он так и не смог ни забыть, ни разлюбить, ни отпустить. После их развода прошло много времени, слишком много, а он до сих пор всё, что ни делал в жизни, делал для неё, ради неё и даже назло ей. Клипы, песни, шоу, концерты, наряды, скандалы. Только бы она увидела, заметила, оценила, разозлилась, только бы не забывала о нём и, так или иначе, была рядом. Пусть как друг, как советчик, как критик, но только бы рядом. Обязательно рядом. Иначе всё теряет смысл. Вчера он давал большой концерт. Её, конечно, не было в зале. Теперь она редко присутствует на его выступлениях. Но все самые трогательные песни о любви он, как и прежде, посвящает ей. Вчера он был на высоте, разложил по нотам свою душу. Вчера он блистал, купаясь в любви преданной публики. Вчера он был счастлив, ведь сцена всегда лечила его сердечные раны и облегчала душевные страдания. А сегодня наступило опустошение. Ночью, после концерта, Филипп решил не ехать в загородный дом и остановился в московской квартире. Ему очень хотелось поцеловать детей и увидеться с родными, но накопилось слишком много дел в Москве, с которыми нужно было покончить до очередного концерта в рамках гастрольного тура. Сегодня Филипп пожалел, что не поехал к детям. Он бы только взглянул на своих спящих ангелочков, и вселенская тоска сразу бы отступила. А теперь он стоит возле мокрого окна, вглядываясь в размытую даль, и слушает, как со свистом по стеклу хлещет вода. Он опять думает о ней. Снова эти навязчивые мысли, обретающие очертания в переплетениях струек дождя. Ему вспомнился Питер, их прогулка на катере по каналам Невы. Как же счастливы они были тогда, согреваясь теплом объятий на пронизывающем питерском ветру! Порой ему казалось, что он уже смирился с неоднозначной ролью друга семейства. Друга, которому не всегда рады и который не совсем уместен. Но периодически что-то вновь и вновь растравливало ему душу, заставляя вспоминать и сожалеть, бичевать себя и совершать необдуманные поступки. Сегодня он видел её во сне. Странный сон. Они стояли почти рядом, напротив друг друга, но между ними была высокая и прочная стеклянная стена. Он не знал, где она начиналась и где заканчивалась, стена казалась бесконечной. Он понимал, что не сможет преодолеть её. Оставалось одно – разбить. И Филипп яростно бился об эту стену. Алла пристально смотрела на него, не двигаясь с места. Она молчала, а в её глазах он читал немую мольбу о помощи. Филипп продолжал биться с удвоенной силой. Наконец, по стеклу пошли трещины и преграда рухнула. Он протянул к любимой руки, она сделала шаг навстречу, и – он проснулся. Очень странный сон. Он набрал её номер и включил громкую связь. Как круги по воде, поплыли по комнате протяжные тоскливые гудки. – Слушаю, – прозвучал до дрожи знакомый грудной тембр, слегка отдающий в хрип. – Доброе утро, Аллочка, – срывающимся голосом отозвался Филипп. – Нееет! Киркоров! Неужели цель твоей жизни – донимать меня? – раздражённо проговорила Алла в трубку. – Что ты хотел? – чуть смягчая интонацию, продолжила она. – Как у тебя дела? Как дети, Максим? – Потрясающе! Ты звонишь мне в такую рань, чтобы это спросить? У нас всё отлично, просто замечательно! И будет ещё лучше, если ты перестанешь будить меня бессмысленными звонками спозаранку. – Извини. Я сам давно проснулся и подумал, что ты тоже не спишь. – Ну это в твоём стиле. Что ещё? – Знаешь, – Филипп сделал паузу, судорожно сочиняя более-менее приличное оправдание своему звонку, – я хотел посоветоваться с тобой насчёт одного концертного номера. – По телефону? – Лучше бы лично. – Сегодня не могу. Этот день я планировала провести исключительно в кругу семьи, а завтра у меня очень много дел. Можем ненадолго встретиться послезавтра. – Послезавтра не могу я. У меня концерт в другом городе. – Значит, не судьба. Филипп, ты ведь уже не дитя малое. Как-нибудь обойдёшься и без мамочкиных советов. – При чём здесь это?! Для меня всегда важно и ценно твоё мнение. Я им очень дорожу… – Филя, смени пластинку! Ещё немного и опять про свои неугасшие распрекрасные чувства “запоёшь”. Я устала это слушать. Что толку от слов? Ты слишком много говорил и слишком мало доказывал реальными поступками. – Ты не права. – Права! Давай закончим этот разговор. Я не хочу ругаться с самого утра и портить себе настроение. И брось, пожалуйста, свою дурацкую привычку звонить мне в неподходящее время без серьёзной на то причины! – Хорошо, тогда пока. – Пока! – она завершила вызов. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только частой дробью капель по стеклу в такт ударам его сердца.