О тонкостях души и металлических заплатках

      Это была особенная ночь. Да начать хотя бы с того факта, что никто из аниматроников до этого и думать не смел выходить за пределы пиццерии. Даже на её огороженный металлической решеткой задний двор. А вот он вышел. Этот маршрут не был прописан в его механической голове — тело просто само минуло нужный поворот и свернуло на следующем. А затем продолговатую рыжую морду озарил лунный свет. Это была особенная ночь. А для Фокси — и вовсе необычайная. Жёлтый глаз тщательно фокусировался на бледном диске луны, когда чуткие уши уловили странный скрипящий звук. Хрупкий силуэт, пролезший в едва заметную прореху и пробиравшийся боком вдоль сетки, замер и сдавленно охнул, заметив возвышающуюся посреди открытого пространства зловещую фигуру аниматроника. И произошло второе непонятное даже для самого Фокси событие — он, чуть ли не самый опасный из всей пятёрки робот, остался на месте, не предприняв ни единой попытки напасть. Лишь продолжал стоять и наблюдать. Это определённо было что-то новое. Человек, к его величайшему непониманию, не поддался испугу и, уняв сердце, так и норовящее выскочить из груди, сделал шаг по направлению к неподвижному механизму. Острые металлические клыки и крюк тускло сверкали в свете луны, способные в мгновение ока разорвать его хрупкое тело на мелкие кусочки. Но тонкая человеческая рука поднялась в примиряющем жесте и робко потянулась по направлению к аниматронику. В ту ночь Фокси так ни на кого и не напал.       Фиона была необычным человеком. Практически всю ночь она ходила вокруг неподвижно стоящего аниматроника и всё говорила, говорила… По правде сказать, он её тогда почти не слушал, не в силах выловить хоть что-нибудь из того нескончаемого потока восторженных восклицаний. И лишь под самое утро девчонка, уже окончательно осмелев, положила свою маленькую ладонь на исцарапанный нос лиса и клятвенно ему пообещала, что вернётся и следующей ночью. Странное дело, но весь день после этого душа, заключённая в нескладном металлическом теле и уже давно разучившаяся чувствовать, ныла так, будто в неё по самую рукоятку всадили нож. Он и забыл, что значит томительное ожидание.       Фиона сдержала своё обещание и обнаружила Фокси, неподвижно замершего всё на том же самом месте, что и в прошлый раз. — А ты оригинальностью не отличаешься, как я погляжу, хах, — добродушно хмыкнула она и с видимым облегчением опустила на потрескавшийся асфальт тяжёлую сумку, которой у неё в предыдущую ночь определённо с собой не было. — А у меня для тебя сюрприз, лис. Если бы Фокси был человеком, он бы за время, которое Фиона провозилась с застёжкой, уже успел помереть от любопытства, но самая живая реакция на происходящее, которую он мог себе позволить — это поворот всего корпуса в сторону девочки и её ноши. — Заинтригован? — на удивление легко расшифровала язык его тела гостья. — Ну сейчас, сейчас… Она с торжеством извлекла из сумки кучу инструментов и несколько металлических пластин. — Ну, я подумала, ты слегка потрёпан. Если позволишь, конечно… От такого щедрого предложения не смог бы отказаться никто.       Это стало их маленькой тайной, традицией, надёжно укрытой темнотой ночи. Почерневшая за годы заключения в аниматронике детская душа словно начала расцветать. Забыв о своём (довольно скучном, между прочим) старом маршруте и обеспечив несчастному охраннику небольшое послабление в виде своего отсутствия, Фокси каждую ночь неизменно отправлялся в тот угол заднего двора, куда не были направлены камеры, и ждал. Фиона являлась, как правило, в час или два ночи, но даже такого небольшого промежутка (ведь его время истекало в шесть) им обоим хватало с лихвой. Они беседовали обо всём, о чём только можно — вернее, беседовала Фиона, а Фокси с присущим аниматронику ледяным спокойствием внимал ей всеми своими аудиомеханизмами. На пятую ночь он даже начал «отвечать» на особенно бурные восклицания девочки тихим скрипом отвисшей челюсти. И ни одну минуту их совместного времяпрепровождения Фиона не потратила впустую. — Я дочь механика, приятель, — как-то ответила на немой вопрос, застывший в пронзительно-жёлтом и, казалось бы, бездушном глазе, девочка, не слишком аккуратно, но прочно припаивая кусок металлического листа на одну из многочисленных прорех роботизированного товарища. — Отец часто брал меня в мастерскую, а с пятнадцати я и сама начала ему помогать. Так что когда я увидела твоё состояние, мне будто поддых дали. Эти заплатки, конечно, неказисты, но держатся надёжно. Кстати, как оно тебе? Жаль, он не мог сказать ей, как это приятно — ощущать, что сквозняк больше не гуляет между деталями эндоскелета.       А в одну из ночей она не пришла. Фокси смутно помнил, как когда-то давно, словно это было в прошлой жизни, он ощущал страшную боль, пронзившую его насквозь. Потом — темнота и это тяжёлое, истёрзанное, неуправляемое тело. И сейчас, после осознания, что его личный ночной гость уже не придёт, он снова почувствовал что-то подобное. Но в этот раз уже не телом, а душой. Будто его с размаху окунули в ледяную воду и одновременно насадили на стальную пику, словно кусок мяса на шампур. Весь день он и носа не показывал из-за своей затёртой сиреневой занавески. Ну почему, почему аниматроники не умеют плакать?       Странная вещь, однако, — преданность. Фокси не мог понять, чем именно эта странная нескладная девочка-подросток воскресила в нём давно умершие чувства, но следующей ночью он занял свой неизменный пост в тёмном углу заднего двора пиццерии и принялся ждать. В половину третьего вера в чудесное появление подруги окупилась сполна. — Лис! — радостно воскликнул знакомый голос откуда-то сбоку. — Боже, прости, что я не пришла вчера, мне отец из дома выходить запретил! Фиона радостно подскочила к всё также неподвижно стоящему аниматронику. Фокси судорожным рывком, так резко, что напугал этим даже самого себя, повернул к ней свою лобастую голову. Гостья совершенно не испугалась. — Спасибо, что дождался, дружище! — широко улыбнулась девочка, уже привычным жестом похлопав исцарапанный нос робота. Интересно, те тёплые искры, прошившие всё его существо насквозь после этого жеста — просто очередное короткое замыкание или ещё одно возродившееся чувство? Ему казалось, что он уже знает ответ. — Сумасшедшая! — воскликнули бы люди, увидев, чем занимается Фиона на данный момент. Но, слава небесам, в этот час вокруг не было ни души, так что она, насвистывая незатейливую песенку, преспокойно продолжала своё дело. А именно — подкручивала шарниры в зубастой пасти Фокси, сунув руки в гущу острых клыков по самый локоть. И всё это она умудрялась проворачивать с таким видом, словно сейчас не рисковала остаться без конечностей, а выполняла скучную домашку по математике. Фокси предупреждающе скрипнул лапой — он чувствовал, что его челюсть, истосковавшаяся по возможности быть поднятой, в отвисшем состоянии долго не продержится. — Мгм, — пробурчала Фиона и, вынув руки из пасти аниматроника, наклонилась за отвёрткой пошире. Фокси шумно клацнул зубами. Приятно снова регулировать свою челюсть, а не беспомощно наблюдать, как она беспорядочно болтается при беге. Фиона с готовностью распрямилась и мастерски прокрутила между пальцами каждой руки по инструменту. — Ну, дружок, давай-ка ещё один заход. Открой пошире ротик… Уже знакомый тёплый комок свернулся где-то в глубине одинокой детской души, заставив Фокси блаженно закатить глаз. Да, вот так хорошо. Очень хорошо.       Нехорошо, совсем нехорошо! — Лис, ну ёлки-палки-тараканьи-лапки! Иди сюда! — сурово воскликнула Фиона, направляя на проявившего чудеса скорости аниматроника резиновый шланг. — Я скоро от пыли, которая с тебя летит, аллергию заработаю! Фокси недовольно заскрипел отремонтированной челюстью и спрятался за угол. Во имя всего святого, зачем же делать напор таким сильным?! Ну и что, что кое-какая грязь уже присохла настолько, что её можно сбить только так? Это не отменяет того факта, что бьющая в бок и сбивающая с ног струя ну совсем ему не по вкусу! — Фокси. — Фиона очень нечасто называла его по имени, предпочитая ласковые клички, но если она это сделала, значит, она серьёзна, как никогда. — Фокси, я не оставлю тебя заросшим паутиной и мхом, когда большая часть работы уже проделана. Просто дай мне сделать тебя чистым. Обещаю, это ненадолго. Фокси был уверен, что пожалеет об этом. Но ещё больше он был уверен в том, что обещаниям Фионы можно верить. Издав утробный звук, который в данной ситуации расценивался, как тяжёлый вздох, аниматроник сделал шаг из-за угла.       Последующая промывка его тела мягкой губкой оказалась совсем неплохой. Отчего-то Фокси был уверен, что ему было бы даже приятно, если бы он мог чувствовать хоть что-нибудь. К сожалению, металлическое тело исключало такую возможность. Ну ничего. Хватит с него и приятных ощущений глубоко в его воскресшей душе. Которую почему-то уже совершенно не волновали те тёмные чувства, которые каждую ночь гнали его сородичей к тесной комнатушке охранника. Отныне и впредь его долгом было навещать лишь одного человека, и о том, чтобы накинуться на него, не могло быть и речи. — Эй, Стэн, во гляди! Что я тебе говорил?! — Занавеска резко отдёрнулась в сторону, и перед неподвижным аниматроником возникло двое работников пиццерии. — Пару недель назад этот лис был в состоянии, близком к развалюхе, а теперь! И действительно — на нынешнем Фокси, в отличие от прошлого, не было заметно ни одной прорехи, в местах, где краска была стёрта, теперь блестел свежий слой новой, а провода, ранее торчавшие отовсюду, откуда только можно, больше не искрились и были закрыты металлическими заплатками. И даже загнутый крюк был натёрт до блеска, а все дырки на оборванных штанах плотно зашиты. Что там — сама фигура роботизированного лиса, казалось, перестала быть такой ссутуленной и гордо выпрямилась, непоколебимо глядя на перепуганных рабочих своим ярко-жёлтым глазом. — Да-а, дела… — почесав затылок, пробормотал себе под нос второй мужчина. — Ну не мог же он сам каждую ночь уходить в какую-нибудь мастерскую для аниматроников? — Чертовщина, — подтвердил первый работник. — Но что я знаю точно — ходить он может. Они все могут. Недавно говорили об этом с ночным сторожем — бедняга от их ночных прогулок аж седой весь, а ведь молодой совсем парень… — Так ты думаешь, что… — Стэн так и не договорил, потому что ему показалось, что аниматроник чуть шевельнул лапой с крюком — в явно угрожающем жесте. К счастью или к сожалению, первый рабочий этого не заметил. — Вот что, — заговорщически шепнул он на ухо побледневшему коллеге. — Давай кое-что с тобой проверим…       Фиона бы с радостью обратилась в полицию, да что она им скажет? «Простите, дяденьки-полицейские, у меня тут пропал мой друг… Он лис-аниматроник, оживающий каждую ночь, кстати»? Да её саму, скорее всего, после такого в психушку упрячут. И тем не менее, Фокси не появлялся на назначенном месте вот уже третью ночь. Девочка пыталась успокоить себя мыслью о том, что пиццерия стала охраняться лучше или же аниматроников теперь просто-напросто отключают на ночь, но сердце ныло, шепча, что всё совсем не так просто. Словно незримая ниточка связала её душу с душой (?) этого странного механического лиса, и на данный момент она натянулась так судорожно, что вот-вот должна была оборваться. Последний раз Фиона ходила в Пиццерию Фредди Фазбера, когда ей было тринадцать лет, но что-то подсказывало девочке, что ответы на все свои вопросы она найдёт лишь тогда, когда вновь навестит давно забытые помещения. — П-простите, сэр, — обратилась Фиона к апатично подметающему пол сотруднику. — А вы случайно не знаете, куда внезапно пропал ваш лис-аниматроник? — Мы не выпускаем его на сцену уже много лет. Откуда Вы вообще знаете про его существование? — подозрительно сощурился худощавый парень, резким движением головы откинув нависшую на лоб чёлку. Фиона прикусила язык — об этом она не подумала. — Мне о нём отец рассказал. Он сам был мальчишкой, когда Фокси выступал на сцене вместе с остальными аниматрониками, — напропалую начала врать девочка, молясь всем известным богам, чтобы это сработало. — Мне стало любопытно, и я пришла, чтобы узнать, отчего его больше нет. — Был один случай… — загадочно протянул парень, показывая явное нежелание делиться историей пиццерии с надоедливой посетительницей. Фиона втянула воздух сквозь стиснутые зубы. — Но где он сейчас, Вы же знаете? — максимально вежливо поинтересовалась она, чувствуя, что начинает выходить из себя. К её удивлению, сотрудник пожал плечами, а затем изрёк: — Почему бы не знать? Он заперт в подсобке и сегодня вечером его пошлют на переработку. Бедняга изжил своё. — Как это… На переработку. Но я же… — Мир Фионы рухнул в одночасье. Сложился, словно карточный домик, словно… Детали аниматроника. — Сожалею, но ничем не могу Вам помочь, — как-то даже сочувствующе пробормотал парень, возвращаясь к работе. Фиона же, приковав пустой взгляд к одной из начищенных до блеска плиток кафеля (чёрной, как-то, что сейчас творилось у неё на душе), осталась стоять на месте, не в силах поверить в услышанное. Как всё могло так резко оборваться? Именно тогда, когда она уже практически открыла этому несчастному, всеми забытому аниматронику простые радости жизни? Она ещё о стольком ему не рассказала… Не успела. И уже никогда не успеет. Никогда.       И, тем не менее, в назначенный час она всё так же, как и прежде, пролезла на задний двор пиццерии и стала ждать. Ждать… Чуда? Как забавно — когда она в первый раз сюда попала, единственной вещью, которая сподвигла её на это, стало любопытство. Во второй раз она вернулась, потому что этот странный, неподвижный аниматроник чем-то зацепил её. И с каждым последующим разом она всё больше понимала, что уже никогда не сможет оставить в одиночестве этого лиса, так неловко, но мило и трепетно проявляющего свою привязанность к ней, обычной дочери механика. И вдруг… —  Йо-хо-хо, детишки, добро пожаловать в Пиратскую Бухту! — низко прохрипел тёмный силуэт, вразвалку вышедший из-за угла навстречу поражённо замершей на месте Фионе. Не зная ничего, кроме запрограммированных фраз, аниматроник нашёл своему приветствию, вшитому в подкорку сознания, наилучшее применение. А когда вопящая на все лады девчонка с размаху врезалась в его металлический корпус и крепко обняла, Фокси показалось, что вся его сущность в ту же секунду взорвалась разноцветным фейерверком, а затем… Затем обрела то самое душевное равновесие, к которому искала путь во тьме все эти долгие годы. Теперь он дома.