Удар

Дверь открылась и хозяин квартиры вежливо посмотрел на гостью. Хазан несмело шагнула через порог — она все еще не могла привыкнуть к этому совершенно чужому человеку, привычно одетому в небрежно расстегнутую белоснежную рубашку и удобные темно-синие брюки. Равнодушие, которое она видела в его бездонных глазах, больше не пугало. Он смотрел на нее ровно так, как в самый первый день их встречи, в том номере отеля  — тот ледяной взгляд она никогда не забудет. И вот снова состоялось их знакомство, которое не имеет продолжения, как будто тот первый день застыл в слюде. Разница только в том, что теперь Хазан не могла защищаться своим гневом. Но страшнее всего было думать, что теперь Ягыз так будет смотреть на нее всегда. — Хазан? Проходи, я как раз работаю. Кофе? Она вошла в гостиную и первое что бросилось ей в глаза — десятки фотографий, разбросанных по журнальному столику и дивану. Хозяин квартиры сел на свое прежнее место и жестом указал гостье на соседнее. Его тонкие губы изображали что-то типа вежливой улыбки. Хазан медленно опустилась на диван слева от Ягыза и стала смотреть вперед, на саму себя — стоящую, сидящую, смеющуюся, серьезную, недовольную, но неизменно притягательную. «Симпатичная девушка, зажатая только немного, сразу видно, что позирование — не ее стезя… " Так странно было думать такое о самой себе, как будто о чужой, посторонней женщине. Точно так же, как думать о Ягызе как о чужом постороннем мужчине, которым он был для Хазан вот уже который день. Она плохо помнила тот день, когда на деревянных ногах вышла из палаты, вынося на своих плечах тяжесть неотвратимого — он ее больше не знает. Звал ее кто-то вслед? Догнал ли ее Синан? Она не помнила. Она пришла в себя уже на набережной, в том самом месте, в которое приходила всегда в минуты душевной катастрофы. «Разве тогда это были катастрофы?» Хазан горько усмехнулась своей былой наивности и снова заставила себя вспомнить глаза Ягыза, когда сегодня, там в палате, впервые после той жуткой ночи они остановились на ней. «Неужели ничего? Совсем? Так не бывает!» Оказывается бывает. Она сложила руки на животе и подалась вперед — понемногу начинало тошнить. Мысли метались, пытаясь выстроиться хотя бы в подобие порядка. Оказывается Хазан совсем не понимала как жить без этого человека. Разве можно вообще без него как-то жить? Он был давно, он был всегда. Даже в ссорах и ненависти, что бы ни случилось она всегда знала — Ягыз стоит за ней, как скала. Если она будет пятиться, бежать, падать, она упадет на него, склонится к нему, укроется в нем. А теперь она осталась одна. Счастье от того, что он жив, затмевало горе от того, что он умер. Молчание начинало напрягать. Хазан упорно не смотрела на Ягыза — она боялась выдать себя с головой, боялась самой себя, что кинется к нему, что начнет трясти, требовать, просить и рассказывать. Что станет агрессивной и еще больше навредит. А уж в чем Синан преуспел за эти дни, так это в том, чтобы донести до Хазан — агрессивно нельзя, давить нельзя, настойчиво напоминать запрещено. Живите своей обычной жизнью, будьте спокойны и доброжелательны, отвечайте на вопросы Ягыза и есть большая вероятность, что память к нему вернется. Но хотят ли его близкие, чтобы эта память к нему вернулась? Поэтому ли они такие ненастойчивые и мягкие? Эту неприятную мысль Хазан старательно от себя гнала. Она сидела на диване ровно, сцепив пальцы лежащих на коленях рук, а Эгемен как-будто собирался с мыслями. — Ты наверное понимаешь, что я пытаюсь восстановить в памяти все, что я сделал… то есть мы сделали по проекту до моей аварии? «Аварии???» Ее взгляд, забыв о страхах, перебежал на его лицо и ее глаза недоверчиво прищурились. «И почему я не удивлена?» — У меня вопрос, Хазан: у тебя есть опыт работы в съемках? Естественно, я имею ввиду до работы на проект «Эгемен- косметикс»? Хазан застыла и теперь уже удивленно посмотрела на своего шефа — прозрачно-зеленые глаза смотрели спокойно и даже доброжелательно. И равнодушно. Хазан отвела глаза и поежилась — стало неуютно, как на собеседовании. — Нет, опыта нет. — Тогда почему мы взяли именно тебя? Эти глаза уставшей лани вдруг снова вскинулись на Ягыза, а уголок пухлого рта иронично съехал вниз. — Не знаю. Возможно потому что я девушка Синана? И Хазан вскинула подбородок больше не отводя глаз от сидевшего напротив мужчины. Потому что теперь взгляд отвел он, без надобности поправляя уголок одной из фотографий. — Понятно. Он помолчал, сжимая и разжимая пальцы, и медленно произнес: — У меня много вопросов к самому себе относительно этого проекта — многие мои действия не поддаются никакой логике, при этом я уверен, что эти действия были действительно моими, я все проверил. И одно из этих решений — твое участие в проекте, Хазан. Он снова испытующе посмотрел на девушку, как будто оценивая, как будто этот взгляд на нее был первым при знакомстве, как будто он увидел и осознал существование этой девушки только сейчас. — Не пойми неправильно: ты очень фотогенична, у тебя прекрасные природные данные, камера тебя… любит. Он откашлялся. — Но эта напряженность в позах, настороженное выражение лица, ощущение, что ты не хочешь находиться там, где находишься, понимаешь? Есть несколько удачных снимков, но этого крайне мало. Вряд ли такая компания будет способствовать продвижению продукта. Я не мог этого не понимать и раньше — я не первый год в этом бизнесе. Поэтому и пригласил тебя, чтобы… — Уволить? Ягыз замолчал и с интересом прищурился. А Хазан хотелось кричать, топать ногами от отчаяния, слезы уже закипали на глазах, готовые пролиться. «…прекрасные данные… есть несколько удачных… твое участие в проекте — вопрос… Да кто ты такой?!» Этот резкий возглас, возмущенно вопивший в ее голове, уже всеми силами рвался слететь с ее языка, но вдруг куда-то исчез. — Знаешь, Хазан, это довольно гадкое ощущение — потерять себя. Не помнить. Его голос затопила горечь, а глаза уставились прямо на фото, как-будто за креслом, в котором сидела Хазан в черном узком платье, они увидели другую сторону мира. Но прошла секунда — и он снова встряхнулся и снова посмотрел на испуганно застывшую девушку. — Нет, я пригласил тебя, чтобы ты помогла мне вспомнить. Увольнять тебя уже немного поздно. И он вдруг почти весело улыбнулся — от этой улыбки, такой беспомощной и такой мужественной в своем смирении, Хазан резко вдохнула и отвела глаза. Немного помолчав, она сказала: — Я не могу помочь тебе вспомнить то, как ты принимал свои решения, Ягыз. Наверное, эти вопросы лучше задать твоим брату и отцу. — Я задавал. Но они ничего не объясняют и ведут себя странно. Говорят, что я все пойму, когда сам вспомню. Но как я могу вспомнить, если мне не будут напоминать? Вот я смотрю на эти снимки, на свою работу и понимаю, что это просто фото рекламной кампании. Больше не вижу ничего — как мы это делали? Что я думал? Чувствовал? Нравилось ли мне то, что я сейчас вижу на фотографиях? Хотелось ли мне что-то изменить, убрать, добавить или я был полностью доволен? Нет ни деталей, ни фона, ни красок, ни эмоций. Пустота. Ровно на секунду Хазан прикрыла глаза не в силах терпеть боль от этих слов, свистящих, как пули, которые уже вонзились своей обыденной правдой в ее душу, заставляя корчиться — она открыла глаза и резко встала. — Раз я ничем не могу помочь, то… — Что ты делаешь? » — Что ты делаешь? Что ты делаешь со мной? За окном темно … ярко-синий свитер…распущенные длинные темные волосы… протянутая дружеская рука… и тоска, от которой хочется выть. Я чувствую, как плотно нахмурены мои брови… какое нечеловеческое усилие я прилагаю, чтобы держать уголки губ в своем привычном положении. Не дать им изогнуться. Не дать воли своим злым безнадежным слезам. Они ничего не изменят — я должен. Должен.» — Что я должен? Хазан испугалась. Этот неподвижный взгляд, устремленный на столик, заполненный ее фото. Какой-то потусторонний, просящий о чем-то низкий, почти механический, приглушенный голос. Сжатые кулаки и скулы, которые обострились, как будто холка почуявшего опасность животного. Неподвижность и отчаянный вопрос. — Ягыз… Несмело сделав шаг вперед и склонившись над молчаливой фигурой, она тронула и слегка сжала его закаменевшее плечо. И Ягыз вздрогнул, переведя взгляд на шоколадные, отчаянные в своей надежде, глаза напротив. «Ну же, вспоминай!!!» Она всматривалась в его зрачки, держась за реальность этой гостиной, чтобы не уплыть и не утонуть в этих бездонных отчаянных глазах, силясь найти ту ниточку, которая приведет его к ней. Ее пальцы так и лежали на его предплечье, обжигая и лаская одновременно, они как будто жили своей жизнью, которую их хозяйка даже не осознавала. Не осмеливаясь, они хотели броситься дальше — обнять его плечи, прижать к груди его голову, гладить его волосы. Губы хотели сначала прижаться к этим застывшим в немом безумном вопросе глазам, а затем сказать ему, что все будет хорошо, что он вспомнит, найдет себя, они вместе найдут — и его, и друг друга. Но Ягыз вдруг резко отстранился, очнувшись окончательно и вынуждая девушку отпустить его плечо, он подался назад будто бы желая посмотреть на нее под другим углом. Пару секунд он молчал, во все глаза глядя на ожидающую приговора, а потом тихо и настороженно произнес: — Я тебя знаю, Хазан.