Таня Гроттер и Чаша Судьбы

Самое время для событий — ночь. И уж никак не полдень: солнце светит слишком ярко, тени выжидают. С неба пышет жаром, ничто под ним не шелохнется. Кого заинтригует залитая солнечным светом реальность? Интригу приносит полночь, когда тени деревьев, приподняв подолы, скользят в плавном танце. Поднимается ветер. Падают листья. Отдаются эхом шаги. Скрипят балки и половицы. С крыльев кладбищенского ангела цедится пыль. Тени парят на вороновых крыльях. Перед рассветом тускнеют фонари, на краткое время город слепнет. Именно в эту пору зарождаются тайны, зреют приключения. Никак не на рассвете. Все затаивают дыхание, чтобы не упустить темноту, сберечь ужас, удержать на привязи тени. Рэй Брэдбери, «Давайте все убьём Констанцию»

Вся последующая неделя пролетела как на иголках. Таня мало того, что моталась по всевозможным поручениям, так ещё и периодически ловила себя на том, что репетирует предстоящий диалог с Бейбарсовым. Видимо, подсознание совершенно отказывалось принимать всю серьезность ситуации. Проходя мимо зеркала утром Гроттер непременно корчила рожу - такую, какую бы сделала при встрече с Глебом. Каждый раз гримаса менялась, к слову сказать. То у Тани выходило страдальческое выражение лица, то веселое, то злое, то строгое. То же самое происходило и с речью, которую драконболистка готовила изо дня в день. Суть-то не менялась, а вот окрас... очень даже. Стоит ли говорить, что странная радость поселилась в Танином сердце. И вроде бы радоваться было даже как-то неприлично, тем не менее Гроттер с замиранием сердца ждала возможности увидеть Бейбарсова и все ему рассказать. Ее просто изводили мысли о некромаге - настолько, что пару раз победительница Чумы ругала себя за это. Она вела себя, как малолетка, влюбившаяся в первый раз. Бесило это, конечно же, дико. Но Таня успокаивала себя тем, что за все отвечает ее внутренняя жажда справедливости, и она просто не может терпеть, чтобы Глеб думал неправильно. В конце концов, сына-то у Гроттер действительно не было. А вот Валялкин был. И даже напоминал о себе. Уже пару дней он названивал по зудильнику и обещал приехать. И в первый раз Таня дико обрадовалась, даже его вопросы казались приятным проявлением заботы, но... звонить-то маечник звонил, а вот приехать чтобы - нет. Только и кормил Таню обещаниями. Но Гроттер терпеливо ждала. Она уже давным-давно была в курсе, из чего состоит мир Ваньки: из животных, доброты, всеобъемлющей любви, храбрости и много чего ещё. Вот только времени в этом списке не было. Каждый их разговор по зудильнику заканчивался примерно одинаково: драконболистка просила ветеринара приехать как можно быстрее, тот клялся, что "как только, так сразу", и оба думали, что им нужно поговорить с глазу на глаз. Шел уж третий день таких вот бесед, а Ванька все не появлялся. Таню раздирало такое количество мыслей, что порой казалось, будто в ней живут одновременно несколько человек. Благо, бодрствовали они посменно. Ибо с утра победительница Чумы думала о Глебе и о том, как странно все сложилось. Изменения, произошедшие с Бейбарсовым, были, разумеется, обоснованными, но такими непривычными для инертного человеческого мозга Тани, что та порой размышляла: а не притворялся ли Глеб? С него станется. Потом - будто по расписанию - звонил Валялкин, и уже после разговора с ним Гроттер мучилась одновременно от неугомонного голоса совести и раздражения по поводу занятости Ваньки. В остальные же моменты ее мысли были заняты предстоящим перемещением и друзьями, которые все никак не могли угомониться при виде живой и подвижной Тани. В общем, жизнь Татьяны Гроттер была насыщена всякими дилеммами и катастрофами дальше некуда. Так продолжалось до вторника. А точнее, до среды. Потому как вызов в кабинет директора в четыре утра стал для малютки Гротти, мягко говоря, неожиданностью. Не говоря о том, что посланником этой информации была Медузия. Наверное, не стоит описывать, как это все происходило, ибо разбуженная Таня и сонная профессор Горгонова в тандеме представляют собой мало приятного. Теперь же малютка Гротти стояла перед столом академика, рассматривая представшую перед ней картину. Вопреки разумному положению вещей, Таня застала Сарданапала в минуту крайней занятости. Академик белой магии, лауреат премии Волшебных Подтяжек, глава легендарного Тибидохса Сарданапал Черноморов гонялся за сфинксом вокруг своего стола. Голодные книги по черной магии, которыми он иногда пользовался, взволнованно подскакивали и бились о прутья клетки. - Нет, ты видела этого нахала? Утащил у меня мясо, а мне книги накормить надо! - заметив Таню, пожаловался директор. Его борода то становился невидимой, то вновь появлялась. - Хоть одну! - крикнул Черноморов сфинксу. На удивление тот послушался, правда предварительно прорычав что-то, и кинул один кусок мяса в Сарданапала. К чести академика, он с легкостью поймал кусок и, как ни в чем ни бывало, сунул руку в клетку. Таня уж было хотела кинуться спасать директора, однако голодные книги не напали на него, а одна даже прыгнула к нему в руку, подобно домашнему питомцу. - Танюша, я решил, что никакие вещи тебе не понадобятся, поэтому вызвал в срочном порядке. Боюсь, время пришло. И если бы у Тани были такие же усы, как у Сарданапала, они бы тоже непременно вытянулись дугами как показатель серьезности.