Five ways to quit smoking

— Если еще одно мое утро начнется с того, что я буду придерживать тебе патлы, то клянусь, я тебя пристрелю! — морщась от нелицеприятной сцены, процедил сквозь зубы Дин. Уже третий день брат с усердием доказывал, что его умение пить равняется уровню интеллекта медузы, хоть никто и не высказывал сомнений на этот счет. Смысла в том, что вместо работы он проводил вечера за бутылкой, было крайне мало, ведь никаким градусом невозможно было выбить из головы то, что так терзало его. Голос, черты и каждое крошечное воспоминание о Морган словно впиталось в стенки черепной коробки, как асбест в кровлю, и теперь грозило ему чем-то смертельным. Вряд ли «дефицит Андреа Морган и запаха табачного дыма» уже внесли в реестр известных миру смертельных заболеваний, но, тем не менее, им уже страдал по меньшей мере один человек. — Я в полном порядке… — пробормотал Сэм, отталкивая от себя старшего и усаживаясь на холодный кафель ванной комнаты. Взглядом он искал хоть что-то, отдаленно напоминающее бутылку с минеральной водой, но перед глазами мелькало лишь излишне негодующее лицо Дина, который ворчал: — Угу, в полном, да только хаотичном… Поднимай задницу! Хватит страдать, как тринадцатилетняя девочка, которая в один день испытала горечь расставания с плюшевым мишкой, первые месячные и отказ мамы в просьбе пойти на концерт «Tokio Hotel»! Мужчина не сдерживал себя в выражениях, до того сильно его достало состояние младшего Винчестера. К тому же, на расшатанные нервы действовала и Морган, которая не брала от него трубку с момента их расставания у входа в мотель. Впрочем, причина у нее, наверное, была примерно та же, что и у Сэма — она была слишком занята тем, что пропивала деньги в баре и прожигала легкие красными Marlboro. Эти двое уже настолько раздражали Дина одним только фактом своего существования, что он решил наплевать на любую мораль и опуститься до роли банальной свахи. Другого выхода он не видел, а каждое утро просыпаться под тяжелые вздохи брата и запах дешевого коньяка у него больше не было сил. POV Sam Вино, 22 градуса Я помню каждый шорох ее сухих волос, которые она часто поправляла, когда ее что-то выводило из себя или просто раздражало. Так, в моем присутствии ее рука практически все время находилась где-то в этой беспорядочной копне, ведь я буквально выбешивал ее даже присутствием в одном помещении с ней. Я помню, как они пахнут, когда намокнут от дождя или когда, наоборот, лежат сухие на подушке, пока ее глаза еще крепко сомкнуты в спокойном сне. Я помню, кажется, даже то, как именно они шевелятся, когда их колышет ветер, вздымая кверху и опуская на ее бледное лицо. Водка, 40 градусов Помню также и ее тонкие руки с длинными вечно холодными пальцами, между которыми в 99-ти случаях из ста зажата тлеющая сигарета. Мне всегда было интересно, зачем она курит. Зачем зажимает между зубами фильтр и вдыхает этот мутный горький дым, что будто коптит ее легкие и заставляет недовольно хмуриться от неприятного вкуса? Зачем она тратит такие большие деньги на то, что даже не в состоянии согреть ее замерзшие пальцы, тлея? Наверное, с этим никогда не справлялось и солнце… Оно никогда ее не грело. Ей всегда было холодно. Ведь даже 5 505°C не могли согреть мысли, что заставляли ее с каждым резким воспоминанием ежиться и обхватывать плечи руками. Одиночество было не тающим много лет айсбергом, который со всех сторон окружил это хрупкое тело и безжалостно отталкивал от него тех, кто был способен его растопить. Коньяк, 42 градуса Тело… О нем можно говорить бесконечно много, но самым точным определением его красоты было бы именно слово «маленькое». Вся она была донельзя миниатюрной, худенькой, точеной, что никак не позволяло мне воспринимать ее так, как она того заслуживала. Она всегда была для меня каким-то не по возрасту привлекательным ребенком, который вредничал и капризничал, как только я появлялся в поле зрения. Я помню абсолютно все черты и изгибы этого идеала, помню каждый миллиметр бледной кожи и каждый, даже самый мелкий, шрам на ней. Я могу с точностью до мелочей расписать подробную статистику изменений этого тела с момента нашей встречи год назад, вплоть до того, насколько шире стали округлые бедра и виднее острые ребра с ключицами. Виски, 50 градусов Я помню все. Абсолютно, без исключений. Я запомнил ее охрипший голос настолько хорошо, что если бы в секунду миллиарды женских голосов прокричали мое имя, я бы узнал именно ее. Она, наверняка, сказала бы его с неким раздражением и интонацией, а-ля «ненавижу этого лохматого идиота». Я обожал это. Я не мог адекватно воспринимать то, что она говорит, ведь ее губы, казалось, двигались как-то по-особенному, когда она произносила свое протяжное «Сэ-э-эм!». Особенно опасно было наблюдать за тем, как она говорит и выпускает облако дыма куда-то вверх, так как это было чревато некоторыми последствиями, которые я потом вряд ли смог бы оправдать. Нет, у меня никогда не было фетиша на курящих девушек или вроде того, но конкретно ее манера так пафосно выдыхать серые мутные клубы дыма была чем-то неземным и магнетическим, за этим можно было наблюдать часами, отвлекаясь изредка для того, чтобы посмотреть в ее глаза. Абсент, 80 градусов Глаза… Их я помню лучше всего. Самые зеленые из всех самых зеленых глаз на планете. Они всегда смотрели на мир с легким прищуром, словно подозревали всех и каждого в чем-то нехорошем. На самом же деле, она всего лишь присматривалась к людям так, как многим стоило бы присматриваться, дабы потом не лить горьких слез в подушку. Еще у этих глаз была своя особенность — когда ее сердце радовалось, они начинали как будто светиться изнутри, мерцая ярче самых отполированных изумрудов. Я часто наблюдал за этим, до тех пор, пока меня не останавливало ее «чего уставился». Потому я так хорошо их запомнил. Черт… А ведь кроме этого я, кажется, больше ничего не помню… — Господи, — Дин театрально взмолился небесам (потолку, если конкретнее). — Если ты есть, то прошу, верни моего адекватного брата и забери обратно этот сопливый пакетик с ванильным сахаром! Я больше не выдержу! В этот момент младший тряхнул шевелюрой и плюс-минус сфокусированным взглядом посмотрел на мужчину, наверное, пытаясь вспомнить, как того зовут. Справившись с этой тяжелейшей задачей, он про себя ужаснулся тому, сколько же он потратил за последние три дня на выпивку. Похоже, бар через дорогу уже планировал закрываться, так как свои заслуженные миллионы они уже заработали именно на его бессмысленном запое. — Да ты есть… — якобы ошеломленно прошептал Дин, наблюдая за тем, как косматое чудище с перегаром на полмили постепенно превращалось во вполне вменяемого человека, которому было реально стыдно за свое поведение. Единственное, что не особо радовало, — так происходило каждое утро. Под вечер Сэм забывал о том, что ему когда-либо было неловко за свое пьянство, и со спокойной душой направлялся за алкоголем. В целом, примерно так и поступают все опытные алкоголики — забывают о последствиях, думая только о том, как им тяжело и больно. Проблема только в том, что градус никоим образом не помогал забыть то, что гложет сердце. Разве только на секунду, и то, с этим мог бы справиться разве что чистый спирт. — Итак, — как только младший вернулся в более-менее приемлемое состояние, Дин принялся по привычке читать нотации, в этот раз, наконец, приводя их к логическому завершению. — Мне абсолютно по барабану, какого черта ты тогда не остановил Морган. Мне точно так же по барабану на любые ее предпосылки к отъезду. Вы оба безмозглые кретины и вами по жизни движет лишь слабоумие и отвага, хотя последнюю я что-то наблюдаю в тебе все реже и реже. Может быть, ты соберешь яйца в кулак и прекратишь вести себя как девчонка, которая не может решить, писать парню первой или нет? Потому что я начинаю сомневаться в их наличии у тебя между ног, братишка! То ли последняя фраза так оскорбила Сэма, то ли что-то другое смотивировало, но он встал с пола как никогда резко и решительно (хоть вскоре и пожалел об этом) и широким шагом направился к выходу из номера, по пути держась за стену. Бросив короткое «едем», он спустился вниз по ступенькам, подходя к Импале и ожидая, пока брат откроет двери. — Нет-нет, только не на заднее! — воскликнул парень, видя, что Дин открывает ему именно заднюю дверь автомобиля. — Мне и без того не очень… — А мне не очень, когда рядом со мной сидит проспиртованное двухметровое чучело! Лезь и не ворчи. По дороге куплю себе бургер и, так уж и быть, отдам тебе бумажный пакет из-под него. — Да возблагодарит господь эту щедрую душу… — А будешь вести себя тихо — отдам даже салфетки!

***

— Нужно есть, — на стол перед Андреа плюхнулась тарелка с яичницей и чашка с чаем. Заботливый Шон не мог наблюдать за тем, как с каждым днем девушка становится похожа на привидение все больше и больше. Ее рацион теперь состоял из самого разнообразного и часто несмешиваемого между собой алкоголя, который изредка перебивался перекусами, вроде жареного картофеля, что оставил на столе недоеденным какой-нибудь охотник. — Я ем, — хмуря брови, пробормотала Энди, захлопывая крышку ноутбука и недоверчиво глядя на принесенный ей обед. Ей не хотелось есть. Да и пить ей тоже, в общем-то, уже не хотелось. Вряд ли, если честно, ей вообще еще хотелось хоть чего-нибудь. — То, что ты от злости жуешь фильтры на сигаретах, не значит ровным счетом ничего, — выдохнул бармен, присаживаясь напротив девушки, которая неохотно взяла в руки вилку и стала медленно жевать яичницу. — Мы знакомы где-то три года, но ты еще ни разу за это время не пила так долго и так много. И не нужно мне рассказывать, что у тебя умер хомячок, кошка, мангуст — я не поверю в твои сказки. Скажи конкретно, что произошло в твоей жизни? Андреа продолжала молча есть, не зная, что и ответить любопытному парнишке. Она чувствовала себя каким-то подопытным кроликом под внимательным присмотром седовласого профессора, которому попросту интересно наблюдать за его поведением и исследовать факторы, которые на него влияют. Вряд ли Шон и впрямь хотел услышать правду, однако, причина подобных запоев ему действительно была интересна. — Это все мои глупости и… И я не хочу рассказывать об этом, — еще больше нахмурилась Энди, понимая, что парень уже начинал ее раздражать. — Я со всем разберусь. К тому же, как видишь, сегодняшнее утро началось не с водки. Ты что, не заметил этот явный прогресс? — Да, точно! — с театральной серьезностью воскликнул Шон. — Твое утро началось с того, что ты едва не заблевала мне весь бар. А через полчаса спустилась и попросила три бутылки пива, взамен предложив расплату натурой! — Правда, что ли? — девушка закусила губу, чувствуя откровенное смущение и стыд за свое состояние. — Ладно, про натуру я приврал, — усмехнулся парень. — Но да, на самом деле, я рад, что уже три часа дня, а ты не выпила ничего, кроме бутылки пива. И, похоже, взялась за работу. — Да, лучшее лекарство — это именно занятость, — вздохнула Андреа, отпивая чай из кружки и поднимая глаза на товарища. — Завтра выезжаю в Висконсин. Происходит какая-то неведомая дичь в тамошнем женском монастыре, с этим нужно разобраться. — В женский монастырь лучше отправить этих… Как их… — вероятно, Шон хотел искрометно пошутить о похождениях старшего Винчестера, а у девушки сжалось сердце до неумолимо маленьких размеров от сильнейшего болезненного спазма. — Винчестеров, вот кого! Они бы в два счета разрулили проблемы в монастыре, в женском-то! Дабы не обидеть не особо тонкое чувство юмора бармена, Энди из вежливости усмехнулась, а затем посмотрела на телефон, который оповещал ее о семидесяти пропущенных вызовах. Шестьдесят восемь из них принадлежали Дину, два — оператору сотовой связи. Но ни одному абоненту она не планировала перезванивать. К тому же, она была уверена, что ровно половину звонков совершал именно Сэм с номера брата, надеясь, что Андреа возьмет трубку хотя бы от него. Но нет. Она не брала и не отвечала на гневные СМС Дина уже три дня, да и не собиралась в дальнейшем. А вот что она и собиралась сделать, так это потратить целый день на изучение истории монастыря и полицейских протоколов, которые все сворачивали на несчастные случаи. Энди же грешила на разбушевавшегося призрака. Некоторые другие охотники пытались помочь ей разобраться, однако, версий было слишком много, потому она предпочла дальше работать самостоятельно. И стоило ей только углубиться в изучение, как она тут же услышала крайне знакомый голос, который был сравним разве что с тем, как люди водят пенопластом по стеклу. — Морган? — насмешливая интонация из тембра Тэлбот, к сожалению, не пропала, как и ее вечно оценивающий взгляд. — Ничего себе, как много букв ты знаешь, — поджав губы, съязвила Андреа, глядя на воровку. Если и был в этом мире человек, на которого она смотрела с самым пренебрежительным отвращением, то его звали именно Белла Тэлбот. — Ты все так же шастаешь по барам и спиваешься? — с театральным сочувствием произнесла девушка, глядя, как у Энди медленно сжимаются кулаки. — А что так? Ограбила банк с похмелья и лазерную сетку не заметила? Или сигареты подорожали? Ах, может, тебя просто в очередной раз прокинул какой-нибудь мужик, ты ведь это очень любишь! Раздвигать ноги, а потом страдать. Морган могла простить этой белобрысой сучке что угодно, но только не предпоследнюю фразу. И проблема была не в том, что это услышал весь бар. Не в том, что Тэлбот фактически обозвала ее шлюхой и подстилкой. И даже не в том, что Белла снова заставила ее вспомнить о болезненном разрыве с Винчестером, из-за чего сердце вновь сделало кульбит. Она сказала правду. Она была права. А, как известно, в разговоре с Андреа ты либо неправ, либо мертв. Белла не успела опомниться, как в нее полетела тарелка из-под яичницы, впечатавшаяся прямо в ее лицо. Посетители обернулись, но никто не решился расцепить взбесновавшихся девушек, так как ни у кого не было желания лишиться зуба или, чего доброго, шанса на выживание. Тэлбот провела языком по расколовшемуся переднему зубу и, покрывая Энди с ног до головы самым отборным матом, ринулась дать сдачи, «как учил папа». Однако, грузная Белла была куда менее поворотливой и ловкой, нежели Морган, которая в два счета пригнулась и, увернувшись от удара, нанесла повторный, теперь кулаком. — А ты все такая же беззащитная перед кем-либо, кто имеет хотя бы две руки и желание начистить тебе морду, — сплюнула Энди, удивляясь тому, что воровка до сих пор не теряла надежды отвесить ей хотя бы подзатыльник. — Все такая же шлюховатая блондинка из старшей школы, которая не умеет фильтровать то, что говорит. После очередного удара, который пришелся ногой по печени, Тэлбот оставила попытки нанести хоть какие-то увечия разбушевавшейся Андреа, которая каждое слово шипела подобно змее, брызжа ядом и отравляя ее безупречную репутацию среди охотников. Было непонятно, по какой причине Белла вообще решила ввязаться в эту заведомо глупую драку, если прекрасно осознавала, кто в итоге одержит победу. — Знаешь, дорогуша, — девушка выкрикнула это в лицо Андреа, понимая, что их драка перешла на тот уровень, когда оппонента точно остановят, дабы не допустить массового кровопролития. — К твоему сведенью, с Сэмми меня связывает куда больше аспектов, чем тебя. Например, то, что именно со мной он провел вчерашнюю ночь, ведь слишком гордая Андреа в очередной раз кинула его. И, не поверишь, это будет происходить еще много-много раз, пока ты будешь пропитываться спиртом в кабаках и постепенно откашливать легкие, окружая себя котами и мыслями о том, что ты поступила правильно. А по сути, ты всего лишь боишься… Ты всего лишь жалкая трусиха, которая боится не то, что проявить свои чувства по отношению к кому-то, а даже признаться в них себе самой. — Шон, лучше держи меня, — как-то через чур спокойно произнесла Энди. Удержать ее Шон, конечно же, не успел — девушка достала из-за пояса нож и ринулась наносить ранения уж слишком разговорчивой Тэлбот. К сожалению или к счастью, та оказалась права — посетители бара оттащили ее от Беллы, которая однозначно сейчас чувствовала себя победителем в сложившемся конфликте, хоть это было далеко не так. Проблема была в том, что вряд ли охотники, которые любили Энди, хоть и по-своему, изменят свое о ней мнение, узнав, что у нее и впрямь были какие-то интрижки с Винчестером. Да и о Тэлбот они мнение тоже не изменят, к слову. Лишь еще раз убедятся в том, что эта девушка не заслуживает абсолютно ничего, кроме их пошлых и матерных приветствий каждый раз, когда входит в бар. Белла, скорее всего, хотела именно того, чтобы Энди растеряла остатки своей репутации непоколебимой каменной стервы, которая и так порядком пошатнулась с момента ее первой пьянки. Однако, даже если так оно и произошло, то это вряд ли повлияло на уважение к девушке со стороны охотников. Им было попросту наплевать. И в этом была их своеобразная ценность — они ни на секунду не зацикливались на Морган, как на девушке. Для них она всегда была и, наверное, будет лучшей воровкой и охотницей, которую они когда-либо знали. Она всегда была и будет тем человеком, которому они могут позвонить в любое время из любого штата и попросить о помощи, ни секунды не сомневаясь в том, что подмога тут же примчится. Она всегда будет той, чьи чувства имеют место быть, но никогда не станут чем-то публичным, если только о них не насплетничает кто-то другой.  — А чего тебе эта Рапунцель с яйцами сделала-то? — к Андреа придвинулся бородатый охотник по имени Джек, чей левый глаз был перемотан повязкой. Девушка усмехнулась и процитировала себя саму, даже не ожидая этого: — Ничего плохого, Джек. Только хорошее. — Ну так, а чего не срослось-то? — этот мужчина был до того громогласным, что вместе с ним волей-неволей историю Морган слушал весь бар. Хотя, как сказать… На этот вопрос Энди не ответила, ведь все ее внимание только что невзначай сконцентрировалось на двух фигурах, что стояли у бара. Так что история прекратилась. — Почему мы не могли полететь в этот чертов Милуоки на вертолетах… — ворчал один из только что вошедших, опираясь на стойку ресепшена. — Каких к черту вертолетах? — второй покосился на него как на душевнобольного. — Ты же уже должен был протрезветь, Сэмми, что ты несешь? — Я о тех, которые мучают меня с самого утра. — Ах, эти, — деловито произнес старший. — Ну, это, вероятно, потому, что жизнь — дерьмо, братишка. Этот незамысловатый диалог Энди слышала настолько отчетливо, будто у нее вмиг обострился слух до уровня самой острослышащей кошки в мире. Ее нос четко улавливал запах алкоголя, даже, казалось, начинал различать, что именно парень пил и когда. В который раз за такое короткое время сердце упало не то, что в пятки, а даже ниже, и провалилось куда-то под плинтус. Джек наблюдал, как только что приехавшие Винчестеры бронируют номер, а половина бара внимательно следит за выражением лица Андреа, так как спектр ее эмоций попросту забавлял тем, как часто менялся. Затем охотник повернулся и тоном какого-нибудь профессора изрек: — Дам тебе сорок баксов и бесплатно заточу твой нож, если ты вмажешь ему так же, как Тэлбот. Энди усмехнулась и продолжала пристально смотреть на Сэма, который точно знал, где именно ее нужно искать. Его взгляд тут же нашел столик в самом углу бара, с которого и началась вся эта вакханалия. Ее темно-зеленые глаза заметно покраснели и опухли, а сама Андреа стала тусклой и даже похожей на облезлую кошку. Однако, она все с таким же нескрываемым профессионализмом сверлила его вопросом: «Ну и что ты здесь забыл?» — Привет, — пока Дин мысленно умолял парнишку на ресепшене найти им свободные номера, Сэм несмело подошел к Морган, тщательно игнорируя взгляд Джека. Похоже, последний все еще норовил распрощаться с сорока долларами, так как очень внимательно следил за реакцией девушки. До того внимательно, что аж прикусил кончик высунутого языка. Андреа сдержанно кивнула и нарочито сладко улыбнулась. Так, она улыбалась порядка пяти секунд, старший Винчестер уж было подумал, что она вовсе не держит зла на брата и все закончится прямо сейчас. Он возлагал на эту улыбку огромные надежды. Такие, как те, в которых Энди сейчас бросится младшему на шею и скажет, как сильно скучала. Но нет. Вместо желанного «привет» прозвучал звук звонкой пощечины и самодовольное мужское: — Ай, дает девчонка! Держи свой сорокет!