It will not obey you

Сложить пополам, ещё раз пополам, провести вдоль шва и ещё раз, чтобы сделать квадратное основание. Согнуть наружу, согнут с другой стороны, перевернуть, развернуть. Скрутить и провести по крыльям. Таким образом был сделан бумажный журавлик. Фрэнсис бросил его в стопку и начал складывать другой. Сложить пополам, ещё раз пополам, провести вдоль шва и ещё раз… Он уже два дня был заперт здесь. До апокалипсиса осталось четыре дня, считая с сегодняшнего. Фрэнсис был совершенно уверен, что какая бы плохая, ужасная вещь ни должна была произойти, когда срок, данный Куром, истечёт, он надеялся, что буде проигран сценарий, когда они все окажутся в эпицентре событий, и он легко использует свои отношения с Заком, чтобы купить свободу — хотя он не был уверен, будет ли это иметь значение к тому времени. Ему нужно было выбираться немедленно. Сейчас. Так скоро, как только сможет. Он должен был верить, что с Заком всё в порядке, что Зак борется, что Зак не сдастся. Если бы он даже подумал об обратном, его трясущиеся руки перестали бы двигаться, а в груди возникло ужасное, сдавленное чувство — ощущение, которое, как он думал, было вытеснено из него, но которое, по-видимому, всегда таилось где-то в его бьющемся сердце. Зак сделал его иррациональным. Таким образом, каждое мгновение бодрствования он складывал бумажных журавликов. Его пальцы были покрыты жалящими порезами от бумаги, и немалое количество журавликов было измазано его кровью. Он даже не потрудился прибраться — у него не было времени, чтобы тратить его впустую. Одна какая-то часть его сознания вела тщательный подсчёт. 777. 778. Куча доходила ему до колена. Эпсилон присматривал за ним, обмениваясь информацией с агентом Ро, когда ему нужно было лечь спать, и с каждым часом выражение его лица становилось всё более озабоченным. Фрэнсис был уверен, что к этому моменту он почти наверняка сможет сослаться на невменяемость. Тогда они не устранят его, а просто бросят в мягкую камеру на всю оставшуюся жизнь. Улучшения были улучшениями. Он подстраховывал свои ставки. Пробуждение, питательная таблетка, вода, бумажные журавли. Бумажные журавли, питательные таблетки, вода, сон. Прошло много времени с тех пор, как он мог посвятить себя такому занятию. Некоторые другие заключённые начали таращить глаза, хотя никто из них не произнёс ни слова, пока агент стоял на страже в коридоре. 889… 890. Смена Эпсилона близилась к концу, когда он наконец сказал, не в силах сдержать своего недоумения: — Чего именно ты добиваешься, складывая одно и то же снова и снова? — Разве агент не может спокойно наслаждаться своей деятельностью по развитию? Должен ли он всегда действовать ради какой-то великой цели? — Это не удовольствие, — сказал Эпсилон, указывая на кучу. — Это какая-то болезнь. — Да, я тоже так думаю. Он совершал невероятно глупый поступок. Тут нет двух мнений. — Тебе нужно, чтобы я вызвал психиатра? — Нет, я в порядке. Всё ещё в значительной степени контролирую свои способности, несмотря на то, как я их использую. Эпсилон нахмурился. — Что ты делаешь? — Я уже говорил… — Фрэнсис. Я могу сказать, что это не просто так. Где-то здесь есть смысл… как ты думаешь, чего ты добьёшься? Руки Фрэнсиса замерли всего на мгновение. — Я рыбачу, — сказал он. Эпсилон нахмурился сильнее. — Рыбачишь? — Да, на рыбачу. — Для чего? — Я дам тебе знать, если что-то поймаю. Он и Эпсилон были похожими людьми по замыслу. В таком случае, было просто действовать Эпсилону на нервы: вести себя как Зак. Глупые слова и непоследовательности. Ослепляющая, упрямая самоуверенность. И полная непочтительность, в довершение всего. 897… 898. Поняв, что разговор с Фрэнсисом был тщетной попыткой — что Фрэнсис отказался говорить с ним откровенно, — Эпсилон нахмурился и встал. — Я пытаюсь найти способы уберечь тебя от уничтожения, — сказал он. — Мне кажется, что ты намеренно сводишь на нет мои усилия. Ты хочешь умереть, Фрэнсис? О, он хотел. — Я не жду от тебя понимания и не нуждаюсь в нём. Разве твоя смена не закончилась? Слова, которые выбесили его больше всего. Эпсилон сжал губы в тонкую линию, повернулся на каблуках и зашагал прочь.

***

— Твоя техника всё ещё неаккуратна. У тебя слишком много слабых мест. Анализируй свои слепые зоны. Сколько раз я должен тебе это повторять? Его лёгкие горели, всё тело было в огне, и он держался за рёбра, сбитый ударом Эпсилона. Слава богу, сейчас он принимал питательные таблетки и воду — если бы в его пищеварительном тракте было что-то ещё, оно бы уже вышло наружу. Перед глазами у него всё плыло, а кожу покалывало от удара. Быть идеальным агентом означало выкладываться на все 100%, даже когда его противником был десятилетний мальчик. — Твой противник не будет так добр, чтобы ждать, пока ты придёшь в себя, — грозно сказал Эпсилон. — Пошевеливайся. Он стиснул зубы и заставил себя подняться на ноги. — Да, сэр. Эпсилон набросился на него, и в мгновение ока он снова оказался лежащим плашмя на спине — теперь другая сторона его рёбер тоже разрывалась от боли. — По крайней мере, в тот раз ты отреагировал, — насмешливо фыркнул Эпсилон. — Лучше, чем ничего, хотя всё равно слишком медленно. Что ж, вставай. Мы будем продолжать, пока ты либо не выведешь меня из строя, либо пока я не выведу тебя. Другими словами, они будут тренироваться до тех пор, пока он не потеряет сознание. Он снова заставил себя подняться на ноги, но пол под ним прогнулся, и он качнулся вперёд, не в силах удержаться, прежде чем упасть лицом вниз на холодный каменный пол. Голос Эпсилона был сердитым, и Фрэнсис с трудом мог даже пошевелить руками. — Что, по-твоему, ты делаешь? — Моё тело не двигается… — Ты разговариваешь, не так ли? — рявкнул Эпсилон. — Если ты можешь говорить, ты можешь двигаться. Вставай. Перестань тратить моё время. Ему захотелось закричать, но он сдержался. Агент никогда не должен проявлять слабость. Его ноги дрожали, и он чувствовал, что в любой момент может упасть. Тем не менее, ему удалось поднять кулаки в стойке. Эпсилон был непроницаемой стеной, и вот Фрэнсис стоял перед ней, бессмысленно царапая её. На этот раз, когда его сбили с ног, он остался лежать. Перед глазами у него всё плыло, и он изо всех сил старался просто держать глаза открытыми. У него во рту была кровь. Он забыл следить за своей слепой зоной. Каким же неудачником он был. Его слепая зона. Он вспомнит об этом в следующий раз. На краю его сознания раздавались голоса, но сейчас всё казалось таким далёким, и то немногое, что было, быстро ускользало. -… записан счёт. Что ж, тогда, полагаю, увидимся завтра, — холодный голос Эпсилон то появлялся, то исчезал в его голове, — агент Е-F-6.

***

Фрэнсис сделал несколько выводов во время своего ужасного путешествия, которое привело его в места, куда человеку никогда не суждено было ступить. Главным из этих открытий, и самым разрушающим его привычный мир среди них, было то, что магия, бесспорно, существует. Вроде того. Он всё ещё не решался использовать слово, которое появлялось в сказках и мультфильмах, — «магия». Безымянная вещь, которую он описывал, не была той сказочной чепухой. Она было гораздо более неуловимой, более всепроникающей, как тени на свету. Её было легче заметить по её отсутствию, или, скорее, поскольку Фрэнсис вырос в мире без неё, он явственно чувствовал, как она вибрирует на его коже. Он был воспитан в мире определений. Определения, по-видимому, охватывали весь человеческий опыт — существовали определения для таких слов, как «все» и «в одном»; также были определения для Фрэнсиса и Эпсилона. Этот мир, управляемый лексикой и законом, был жёстким, неизменным и совершенным. Факт и вымысел. Правильное и неправильное. Но мир был несовершенен. Мир, который он увидел за эти жалкие два месяца, не поддавался описанию с помощью определений и слов. Если эти жёсткие вещи были сродни свету, то магия была отбрасываемой тенью, глубокой пропастью, где «истинное» теряло своё значение, а «неправильное» просто переставало функционировать. Итак, как же использовать это волшебство? Фрэнсис понятия не имел. Это была магия, просто чудо! Это было нечто такое, что определённо не поддавалось объяснению. Она была везде, где не действовали строгие правила определений его народа, такое же всеобъемлющее, как воздух, и такое же эфемерное. И им как виду потребовалось много времени, чтобы понять воздух, не так ли! Он и Эпсилон на самом деле не были учёными, несмотря на то, что были почётными членами Тайных учёных. Они были агентами, инструментами для выполнения приказов своего начальства. Исследования и разработки были совершенно отдельным подразделением, которое даже не могло напрямую обращаться с запросами к команде наблюдения. Однако, подумал Фрэнсис, именно так, должно быть, чувствует себя учёный. Он стоял перед чёрной бездной, местом, о котором у них не было ни знаний, ни эмпирических данных, ни доказательств. Он стоял перед неосвещённым лабиринтом, бездонным морем, и всё, что у него было, чтобы вести его, — это шаги тех, кто прошёл здесь до него, которые сами слепо блуждали в темноте. Юй Великий изучал лемурийскую магию, чтобы создать свою гробницу. Это было то, на что он мог возлагать свои надежды: магия была не только врождённым качеством, которым обладали дикие существа и природа. Магия — это технология, которую можно украсть. — В Японии верят, что если сложить тысячу бумажных журавликов, то твоё желание исполнится. В Японии? Более 127 миллионов человек поверили в такую бессмысленную чушь? И по сей день они складывали бумажных журавликов в смутной надежде на исполнение желания? Сначала это не имело для него никакого смысла. Так вот, смысла он так и не нашёл. И именно поэтому он делал ставку на этот способ. Не нужно было знать принцип горения, чтобы знать, как разжечь огонь. Первые люди, которые развели огонь, определённо не имели никакого представления об окислении. Тогда было ли незнание естественным первым шагом само по себе? Честно говоря, от этой философской чуши у него разболелась голова. Так или иначе, теперь он сложил тысячу бумажных журавлей. Они лежали посреди его камеры печальной кучкой и абсолютно ничего не делали. Возможно, ему следовало этого ожидать. Нет, если бы вызывать магию было так просто — если бы сотворить чудо было так просто, — то разве все не поступали бы так же? Должно быть больше шагов. Возможно, он целился слишком высоко. Желание, чтобы всё обернулось для них хорошо — не успел он опомниться, как эта просьба уже сформировалась в его мыслях. Если бы он сел и подумал об этом, вряд ли какое-нибудь божество, исполняющее желания, знало бы, что с этим делать. «Хорошо»? Каким, чёрт возьми, должно было быть это «хорошо»? Итак, Фрэнсис держал журавля за крыло, превращая своё желание во что-то более… осуществимое. Его идеальное будущее… он подумал о сне, который видел в Наакале, и у него защемило в сердце. Однако он не мог желать этого — и это потому, что он научился слышать голос разума, и он знал, что внутри него живёт реалист, который с горечью, гневом отвергает нечто столь идиллическое и легкомысленное. Это было будущее, на которое он мог надеяться; это было не то будущее, в которое он мог верить. И вера во что-то казалась здесь очень необходимой. Нет, он не был наивным идеалистом. Поллианна* в нём была безжалостно убита. И, кроме того, количество мелких чудес, которые ему понадобятся, чтобы достичь этого будущего, было ошеломляющим. Он мог бы потратить всю жизнь на то, чтобы складывать журавликов, и ему бы никогда не хватило. Магия — это многое, но это не кратчайший путь. Это не уменьшило пространство между точкой А и точкой В. Во всяком случае, это был более запутанный маршрут, тайный и строгий, в обход. Альтернатива, а не решение. Во что он мог верить, так это в это, и только в это: один-единственный шаг вперёд. Единственная точка прогресса. Одна маленькая деталь, которая даст ему шанс на борьбу. Одним из вариантов было притвориться сумасшедшим. Это было бы по-другому. Он взял журавлика, которого держал в руках, и осторожно разобрал его. Затем он сложил его в линию, снова в линию, сложил поперёк. Сначала одной стороной вверх, потом другой. Он раскрыл ещё одного бумажного журавлика и проделал то же самое, затем вставил один бумажный ромбик в другой. Два ромбика, четыре, шесть, восемь. Одного за другим он поднимал журавлей, тщательно подсчитывая их. Одного за другим он разворачивал их и снова складывал, и в мгновение ока образовалась длинная бумажная цепочка. Он посмотрел на остальную часть стопки. Затем он вернулся к работе. Если бы он не спал, то, вероятно, смог бы сделать это да завтрашнего вечера. Тогда у него оставалось бы три дня. Всего три дня… этого должно было быть достаточно. Восемьдесят девять. Девяносто. С Заком всё было в порядке. Он верил в это. Он отказался рассматривать альтернативу. Двести. Триста. Ро сменился на Эпсилона, а Эпсилон сменился на Ро. Девятьсот девяносто девять. Одна тысяча. И затем… …Ничего не произошло. Всё, что сделал Фрэнсис, — это сделал бумажную цепочку из 1000 кусочков. Это даже не выглядело, как змея. Что ж, по крайней мере, он заслужил это признание в невменяемости. Он лёг, прикрыл глаза, уткнувшись в предплечье и попытался не обращать внимания на резкий свет светодиодов, который лился на него с потолка. Конечно, складывание тысячи бумажных журавликов ничего не дало. И, конечно, повторное сворачивание этих журавликов в длинную бумажную змейку тоже ничего не дало. Это была всего лишь бумага, ч ёрт возьми. Это была глупая идея с самого начала. И всё же это был его бумажный змей. Выглянув из-под своей руки, он ткнул в его безжизненную голову. — Разве ты ничего не сделаешь ради наследника человечества? — спросил он вполголоса, чтобы агент снаружи не услышал. Ничего. Фрэнсис вздохнул и сел. — Скажи, агент Ро. Последовала пауза, но агент Ро всё-таки ответил ему (он был немного сентиментальным). — В чём дело, Фрэнсис? — Ты хоть немного знаешь латынь? — Я знаю первые пять слов Lorem ipsum. Хоть что-то. — Ты можешь сказать мне их? — Lorem ipsum dolor sit amet**. Почему ты спрашиваешь? — Я думаю, что я схожу с ума, — сказал Фрэнсис. — Ты можешь повторить их ещё раз? Я не совсем расслышал. — Ты и есть сумасшедший. — Знаешь что-то на греческом? — Ты можешь перестать задавать вопросы, пока не придёшь в себя? Достаточно справедливо, честное слово. Фрэнсис сел и посмотрел вниз, на один конец своей цепи. — Ты это слышишь? Lorem ipsum dolor sit amet Ничего. Даже не дёрнулся. Фрэнсис не мог поверить, что ему придёт в голову эта идея, но… что бы сделал Зак? Ну, во-первых, Зак высмеял бы его за то, что он застрял в этом месте, разговаривая с бумажной змеёй. И он, вероятно, знал бы несколько настоящих латинских магических заклинаний, если не весь мёртвый язык целиком, учитывая, кем была его мать. Фрэнсис немного изменил сценарий. Ладно, что бы сделал Зак, который ударился головой, забыл всю свою латынь и перестал смеяться над положением Фрэнсиса? Что ж… Зак, вероятно, сказал бы что-нибудь глупое, например, что она не очень похожа на змею, но вот если бы у неё были глаза. — Агент Ро, есть ли шанс, что ты одолжишь мне ручку? — Не будь идиотом. Значит, он был на правильном пути. У него не было никаких ручек, но у него был заменитель чернил. Взяв чистый лист бумаги, он порезал тыльную сторону указательного пальца — действие, заставившее агента Ро отшатнуться, — и подождал, пока выступит кровь. Одна капля с одной стороны, одна капля с другой. Да, это… если прищуриться, то это было похоже на настоящую змею. Настоящая, разноцветная, переливающаяся всеми цветами радуги змея, с перекошенными глазами, один больше другого. Может быть, это было… нормально? Может быть, его просто раздавило в утробе матери. Да, нормально. Вероятно, он мог поверить, что это была змея. Совершенно разумное существо, о которой стоит так думать. Помогло то, что ему не хватало сна. Итак, это была раздавленная и кривобокая змея, которая слишком долго оставалась в яйце. Что было прекрасно, потому что нага, которую он пытался вызвать, была такой же. Наги поклонялись Куру, верно? И здесь определённо была замешана какая-то магия. Поклонение. Он мало что знал об этом. Он получил образование в области мировых религий в рамках изучения культуры, но получил лишь общие сведения, поскольку они касались мировых властных структур. Тем не менее, двигаясь сами по себе, его руки обхватили друг друга. Он вспомнил, что это называлось «молитвой». Люди таким способом умоляют своих богов. Кур был чем-то вроде бога. Чувствуя себя довольно нелепо, он опустился на колени, закрыл глаза и склонил голову. — Ты сейчас молишься? Ты что, идиот? Если агент Ро так думал, то он, вероятно, был на правильном пути. На самом деле он не знал, как начать или закончить молитву. Он только что начал просить о чём-то, верно? Предполагалось, что эта поза позволит посылать психические импульсы в голову любого божества, с которым он пытались связаться. В таком случае… Мука, ты, безногая ящерица, где ты? Иди сюда. Он повторил свой вызов пару раз. Мука, я серьёзно. Иди сюда. Он попытался сосредоточить все свои мысли на этой дерьмовой ящерице, которая привела их в Наакал. После этого он потерял сознание и с тех пор не видел её в реальности. Но он помнил свой сон; он помнил, что она заключила с ним что-то вроде сделки. Если этот сон вообще что-то значил — а он отказывался допускать возможность того, что это был просто сон, — тогда он, конечно, надеялся, что у них была какая-то связь, хотя бы для того, чтобы она могла что-то получить от него. Мука, мне бы действительно не помешала твоя помощь. Чувствуя себя измотанным молитвой, он приоткрыл глаза и посмотрел на свою бумажную змею, в глубине души думая, что это ни за что не произойдёт. — Ой. Чёрт. Она двигалась. Внезапно она прыгнула на него, её тело было тяжёлым, почти как у настоящей змеи. — Фрэнсис! — Голос Муки доносился из бумажной змеи. — Я искала тебя повсюду! — Мука! — сказал Фрэнсис, чувствуя, что в мире нет никакого смысла. — Фрэнсис?! — спросил агент Ро, вскакивая на ноги. — Что за… чёрт возьми! Эта бумага движется сама по себе! Он нажал кнопку на своём наушнике. — Эпсилон, у нас код Танго-Лима-Виски, повторяю… Он не успел повторить. Мука быстро оценила ситуацию и выскользнула из камеры через вентиляционные отверстия, ударившись своим бумажным телом о тело Ро и отправив его в полёт к противоположной стене. Фрэнсис тоже вскочил на ноги. Нет времени подвергать сомнению абсолютную чушь, разворачивающуюся перед ним. Что имело значение прямо сейчас, так это то, что ситуация изменилась. — Мука, слева от тебя клавиатура на стене. 4-9-2-3-5-7-8-1-6, введи это! Она оглянулась в ту сторону, но это было всё, что нужно было Ро, чтобы схватить её. К этому моменту все заключённые в зале тоже вскочили на ноги, подбадривая Фрэнсиса и колотя в свои стеклянные двери. К счастью для Муки, она была змеёй. Чтобы удержать её, Ро пришлось бы удерживать всё её тело, и тысяча бумажек образовала длинную цепочку. Своим хвостом она дотянулась до клавиатуры, и Фрэнсис услышал звуковой сигнал по ту сторону стекла. 4, 9, 2. — Что, чёрт возьми, там происходит? — Голос Эпсилона прозвучал по интеркому. 3, 5, 7. — Нет, ты этого не сделаешь! — Агент Ро попытался броситься к клавиатуре, но Мука отбросила его назад одной из своих колец. 8, 1, 6. Дверь скользнула в сторону. Фрэнсис пулей вылетел из комнаты и немедленно бросился к Ро. Ро, который всё ещё пытался понять, как справиться со змеёй, сделанной из бумаги, не был готов к нападению человека; он едва успел поднять руки, прежде чем Фрэнсис нанёс вращающийся удар локтём прямо ему в челюсть, повалив его на пол без сознания. Мука бросилась к нему, когда Ро упал. — Фрэнсис, у меня ужасные новости! — Это может подождать? — спросил Фрэнсис, связывая руки Ро за спиной рукавами своей собственной рубашки и лишая его оружия. Он указал на камеру видеонаблюдения, вмонтированную в потолок. — Уничтожь эту камеру. После этих слов она взобралась по трубам и сорвала её с крепления. — Очень зависит от твоей текущей ситуации! — Застрял в подводной тюрьме в Атлантическом океане. — Ах, тогда это может подождать, — сказала она, опускаясь рядом с ним. — Сначала мы должны освободить тебя! У него была карточка-ключ, защитные очки и звуковой ошейник. По понятным причинам на подводной базе нет бластеров. Всё остальное — бронежилет, обувь — было ему слишком велико. Ну что ж. Это должно сработать. — Эта тюрьма — один длинный коридор, — сказал Фрэнсис, объясняя Муке все обстоятельства. — И спасательные капсулы, и транспортные суда пришвартовываются на дальнем конце. Согласно протоколу, Эпсилон будет в… Все огни, кроме красных аварийных полос вдоль пола, внезапно погасли. Этого было достаточно, чтобы разглядеть, и автоматически включились очки ночного видения Ро. Вся база содрогнулась, когда длинная серия тяжёлых ударов — звук запирания всех дверей — эхом разнеслась по зданию. Фрэнсис нахмурился. — …режим самоизоляции. Мука обвилась вокруг него. — Ты должен добраться до воды. Сделай это, и мы сможем освободить тебя. — «Мы»? — Ты увидишь! К воде. Быстро. Во всяком случае, таков был план. Он протянул ей карточку-ключ. — Видишь вон ту панель рядом с дверями? Прикоснись к ней карточкой с другой стороны, и двери откроются. Эпсилон нас поймает, если мы дважды воспользуемся одним и тем же методом. Иди, когда я подам сигнал. — Мндрстрд! — спросила Мука приглушённым голосом из-за карточки-ключа у неё во рту. На такой глубине под водой было трудно осуществить технологическую модернизацию. Тюремная зона, основное назначение этой базы, была оснащена по последнему слову техники, и даже тогда полагались на цифровые планшеты, а не на сканирование сетчатки. Эта крепость была защищена, потому что находилась под водой. Режим самоизоляции был разработан скорее для того, чтобы предотвратить затопление в случае прорыва корпуса, чем для сдерживания заключённых в случае побега из тюрьмы. В конце концов, кто был бы настолько глуп, чтобы попытаться сбежать подобным образом, находясь так глубоко под водой? Фрэнсис. Фрэнсис был достаточно глуп. И, он готов был поспорить, такими же были заключённые, которые были заперты здесь и которые болели за него, когда он совершал свой побег. Он добежал до конца коридора и обернулся. — Заткните уши и отойдите назад! Заключённые так и сделали. Фрэнсис настроил звуковой ошейник на нужную резонансную частоту и активировал его, он подстраивался по ходу, пока не увидел, что стеклянные двери начали дрожать. Они тряслись, дребезжа о свои крепления, их замки скрипели и стонали, пока — когда Фрэнсис начал задыхаться — стекло разлетелось, оставив пленников свободными. — Вы все, — крикнул Фрэнсис. — Я ухожу отсюда! Я не знаю, каким образом мы будем выбираться отсюда… большинство из вас, вероятно, не смогут поехать… и я не могу гарантировать вашу безопасность, но… Заключённые уставились на него своими измождёнными лицами, и он почувствовал себя очень неловко. — Но, — сказал он со всей убежденностью, на какую был способен, — по крайней мере, я хочу врезать нескольким агентам. И я думаю, вам стоит пойти со мной, если вы тоже хотите это сделать. Честно… это была ужасная речь. Многие из заключённых всё ещё оставались неподвижными, их дух был сломлен, а глаза мертвы, но некоторые взбодрились и смотрели в его сторону с проблесками надежды в глазах. — Эй, ты. — Первым заговорил седой старик, его голос был хриплым и скрипучим. Он обращался к Фрэнсису. Фрэнсис и раньше видел, как он тренируется в своей камере, и действительно, его тело всё ещё было в отличном состоянии, несмотря на измождённость после долгого заключения. Седая борода и растрёпанные волосы скрывали большую часть черт его лица, но в разрезе его глаз было что-то знакомое. — Да? — сказал Фрэнсис. — Ты один из этих чёртовых Эпсилонов, не так ли? — Да. Улыбка расплылась по его лицу. — Отлично, отлично. — Не обращая внимания на стекло у своих ног, он шагнул вперёд, протягивая руку. — Эпсилон шесть забросил меня сюда. С этим вся ваша линия превратится в дым. Значит, этот человек раньше был одним из их людей. Фрэнсис схватил его за руку и крепко пожал. — Как мне тебя называть? — Мне всегда нравилось имя Барри. Значит, этот человек был бывшим агентом, учитывая, что он только что намекнул, что у него нет настоящего имени. Он решил не думать об этом. У них было очень мало времени. — Барри. Другие заключённые начали выходить из своих камер. Это было немного, но, по крайней мере, больше, чем «одиночество». Как бы ему ни хотелось поприветствовать каждого отдельно, у него не было времени. Он взвалил бесчувственное тело Ро на плечо и повернулся к Муке. — Идём. В мгновение ока она забралась в вентиляционное отверстие и исчезла. Спустя некоторое время первая дверь открылась. Как раз вовремя — Ро начал приходить в себя. — А? — спросил ещё не до конца очнувшийся агент. — Фрэнсис, что… Фрэнсис поставил Ро перед собой и бросился вперёд, в соседнюю комнату. Ро закричал, когда две яркие вспышки осветили тёмный коридор. В этой комнате находились два охранника, каждый из которых был вооружён длинными шестами с наэлектризованными наконечниками, которые только что потратили свой первый заряд на живой щит Фрэнсиса. Теперь уже обмякший и потерявший сознание Ро, Фрэнсис отшвырнул его в сторону и сократил расстояние между собой и охранником. Люди, работающие на этой базе, редко видели бои. Они не были агентами, это было точно; движения первого охранника были медленными, и его замах получился слишком большим; Фрэнсис поднырнул под его руку и ударил локтём в солнечное сплетение, что сбило его с ног и заставило выронить оружие. Фрэнсис поймал его на лету. К этому времени обе электрошокеры были перезаряжены, но Фрэнсис легко уклонился от выпада второго охранника в его сторону и направил своё оружие охраннику в шею. Барри догнал его, когда он наклонялся, чтобы поднять второй шокер, Фрэнсис бросил оружие в его сторону. Барри ловко поймал его, привычно крутанув в руках. Он пнул ногой одного из лежащих без сознания охранников. — Я и забыл, какими страшными вы, Эпсилоны, можете быть. Оставь немного для остальных, ладно? — Ты насладишься сполна в следующей комнате. Сейчас они справились всего лишь с незначительным постом охраны, расположенным прямо перед тюрьмой. Оставалось ещё три, прежде чем они доберутся до стыковочного отсека, где находились все средства контроля безопасности. Он сказал Барри и другим заключённым связать охранников и отобрать у них оружие. — Эпсилон, должно быть, приказал им следить за вентиляцией, — сказал Фрэнсис, снимая звуковой ошейник. Он повернул динамик, настроив его на то, чтобы через пару минут он взорвался как звуковая граната. Он протянул его Муке. — Сначала брось это. Подожди, пока он взорвётся. После открой дверь. Мука исчезла с весёлым «Будет сделано!» Барри подошёл к нему, пристально глядя туда, где она исчезла. — Не возражаешь, если я спрошу, что за хрень? — Думаю, что лично мне лучше не подвергать это сомнению. Барри пожал плечами. — Справедливо. Фрэнсис повернулся к остальным. — Мне нужно, чтобы двое самых сильных встали по бокам от меня, слева и справа, — сказал Фрэнсис. — Мне нужно, чтобы вы все прикрывали мне спину. Если на меня нападут, тогда для нас всё кончено. Ваша работа — держать людей подальше от меня. Там не было достаточно пространства для изощрённой тактики — и в любом случае у них было не так много времени. За шлюзовой дверью раздался грохот, от которого содрогнулась база, достаточно приглушённый, чтобы они смогли избежать его последствий. — Приготовьтесь, — сказал Фрэнсис, разминая плечи. Дверь скользнула в сторону. — Вперёд! — закричал Фрэнсис. Барри и ещё один заключённый ворвались первыми, а остальные рванулись вперёд как единое целое. Двое охранников лежали без сознания; ещё четверо всё ещё были оглушены. Это несколько уравняло шансы; каждый вышедший из стоя охранник был новобранцем, недавно получившим оружие. Этот коридор был длинным, с дверными проемами, расходящимися в обе стороны, наглухо запертыми, примерно по четыре с каждой стороны. В центре зала, который был шириной примерно в пять человек, стояли столы и стулья, разделяя дравшихся направо и налево — за исключением Фрэнсиса, который запрыгнул на один из этих столов, отчего всякие бумаги и принадлежности с грохотом посыпались на пол. Он был хозяином этого поля боя. В центре посередине, сардонически отметил он, позиция, которую Эпсилон обычно занимал в групповых миссиях. Воздух зашипел от электричества, когда электрошокеры встретились с плотью и костями. Барри мог постоять за себя. Он нёсся вперёд, как скоростной поезд, размахивая шестом, нанося удары прямо в слабые места соперников всякий раз, когда шокер перезаряжался. Поэтому Фрэнсис бросился на помощь заключённому слева от него, который надел защиту с вырубденного охранника, но не получил оружия. Ударить электричеством охраннику в шею было нетрудно, и заключённый быстро схватил выпавшее оружие охранника. Не теряя ни секунды, Фрэнсис бросился вперёд. Честно говоря, прямо сейчас он чувствовал себя хладнокровным. Ему не хватало сна, и он был в ужасно неравной схватке, но это только обострило его чувства. Вот для чего были все эти изнурительные тренировки, именно для этого. Сделай шаг вперёд, в их зону доступа. Отойди назад и атакуй вне пределов досягаемости. Хватай конечность, которую твой противник так глупо выставил вперёд, и заставь его пожалеть об этом. Часть его сознания вела постоянный десятисекундный обратный отсчёт, промежуток между каждым зарядом электрошокера. Другая часть отслеживала, сколько заряда у него осталось. Когда она закончилась, он схватил другую. Узкий коридор не позволял противнику атаковать всех сразу. Даже тощим заключённым, находившимся у них в тылу, было довольно легко убрать отставших. Боевой дух поднимался по мере того, как они пробирались дальше по коридору. Шаг вперёд, шаг назад; шаг в сторону, отклониться и перенаправить, толчок вперёд в открытую дверь. Всё, что ему нужно было делать, — это сражаться. Никаких размышлений, никаких интриг — он уже составил свой план, и теперь всё, что оставалось, — это двигаться вперёд. Вперёд. Легко! Это было легко. Это была самая лёгкая часть. Ещё одна пара дверей, затем ещё одна. Ещё одна волна врагов, с которой они расправились, не потеряв ни одного. Вооружённые до зубов они скользнули в последние открывшиеся двери, и вот он, конец коридора — с одной стороны были Эпсилон в сопровождении четырёх агентов и пяти тюремных охранников; с другой — Фрэнсис с Барри рядом и стайкой вооруженных сбежавших заключённых. А позади агентов — одинокая подводная лодка (Фрэнсис прикинул, что Эпсилон приказал убрать остальные, чтобы направить беглецов в одном направлении), плавающая в бурлящем синим море. Эпсилон шагнул вперёд первым, все заключённые подняли оружие и попятились. Они помнили Эпсилона. Все, кроме Барри, который положил руку Фрэнсису на плечо. — Знаешь, что? — тихо сказал он. — Вы двое совсем не похожи. Это помогло немного снять напряжение, о котором Фрэнсис и не подозревал. Он выпрямился и скрестил руки на груди. Нет, он никогда по-настоящему не побеждал Эпсилона в бою… И то, что он увидел его здесь, наполнило Фрэнсиса каким-то животным страхом… . Но он был не один. Эпсилон заговорил: — Я хотел бы знать, как. — Я должен приберечь хоть что-то для слушания в суде, не так ли? Было странно отвечать так легкомысленно, так легко. В идеальном мире это не должно было быть возможным, ничего из этого. Но мир был несовершенен. Ничего не было. Только не для Фрэнсиса. И не для Эпсилона тоже. — Действительно. Прежде чем было произнесено ещё хоть слово, Эпсилон направил руку на Муку, и из спрятанного в рукаве огнемёта вырвалась струя пламени, немедленно охватившая змею из оригами. Мука вскрикнула, её тело один раз дернулось, прежде чем бумага, из которой состояла «голова» змеи, сгорела дотла, а её тело разлетелось на множество разноцветных бумажных квадратиков. Фрэнсис поморщился. Это, конечно, усложняло задачу, но это было то, что он сделал бы на месте Эпсилона. — Теперь неожиданная переменная была учтена, — сказал Эпсилон. — Это конец, Фрэнсис. Дальше идти некуда. Если ты настаиваешь на драке… — Тогда я буду считаться угрозой с нулевым приоритетом и приговорён к немедленному устранению, — перебил Фрэнсис. — Тогда ты ничего не сможешь сделать, чтобы спасти меня. Бесстрастное выражение лица Эпсилона стало ответом, в котором нуждался Фрэнсис. Барри попытался шагнуть вперёд, но Фрэнсис остановил его и сам шагнул вперёд. — Это то, чего ты хочешь? — спросил Фрэнсис. — Остановить меня? Выдать меня? — «То, чего я хочу», не имеет значения, — ответил Эпсилон. — Как и то, «чего хочешь ты». Или ты забыл об этом? — Даже несмотря на то, что желание — это то, что завело меня так далеко? Выражение лица Эпсилон стало холодным. Горечь? Обида? Зависть? — И не более. — Это мы ещё посмотрим, — сказал Фрэнсис, делая один шаг вперёд, а затем отталкиваясь задней ногой, чтобы сократить расстояние. Это был сигнал для всех, заключённые бросились вперёд, агенты — им навстречу. По просьбе Фрэнсиса их внимание было сосредоточено на устранении помех. Только он и Барри будут сражаться лицом к лицу с Эпсилоном. — Ха-ха! — Барри раскатисто рассмеялся. — Не думал, что мне когда-нибудь снова доведётся драться с тобой, Фрэнсис! — Теперь я Эпсилон, — скривился он, парируя удар Барри и ловко уклоняясь от выпада Фрэнсиса. — Вы двое совсем не похожи. Эпсилон уклонился от атаки Барри, затем поймал Фрэнсиса за ногу, когда тот попытался нанести удар со спины. Его заставили отпустить Фрэнсиса, когда Барри замахнулся, но его следующее движение безупречно прервало инерцию Фрэнсиса, вынудив его отойти на некоторую дистанцию. — Ты действительно думаешь, что сможешь победить? — спросил Эпсилон. — Прекрати. Сдавайся и возвращайся в свою камеру. — Нет, пока я не нанесу точный удар. — Этого не случится. Больше нет. То, что эти двое всё ещё могли говорить в такой жаркой схватке, было признаком опыта. Фрэнсису становилось всё труднее дышать. Выпад, парирование, контратака, шаг вперёд, прыжок назад, остерегайся пламени, не обращай внимания на то, что Барри произнёс «Фрэнсис» во время разговора с Эпсилоном (Это сбивает с толку. Вот почему у них были идентификационные коды). Забудь об этом. Кулак Эпсилона летит на тебя. Быстро, уворачивайся, уворачивайся — Он был недостаточно быстр, так как был измотан последовательными боями и недосыпанием, и сумел лишь не допустить, чтобы основной удар вывел его из строя, пожертвовав предплечьем. Другие заключённые, когда Фрэнсис смог бросить на них взгляд, слабели, их число сокращалось. Пройдёт совсем немного времени, и линия обороны будет прорвана. Он посмотрел на океан. Вода. Он снова бросился в бой, стараясь казаться более поверженным, чем был на самом деле. Вперёд, назад, уклоняйся. Теперь осторожнее. Осторожнее. Не попадись под руку. Там! Зета смогла вырваться на свободу, перепрыгнув через голову заключённого и бросившись на Барри. Её ботинок задел руку, которую он поднял, чтобы заблокировать в последний момент, и это ошеломило его. В этом крошечном промежутке времени Эпсилон набросился, затягивая Барри в удушающий захват. Это было именно то, чего ждал Фрэнсис. С Эпсилоном, стоящим между ним и водой, у него бы ничего не вышло. Эпсилон был стеной. Неудержимый, не поддающийся ему. Но Зета? Люди были наиболее уязвимы сразу после победы — они теряли бдительность. Она вошла в его зону досягаемости. Он дал ей шанс — она им воспользовалась. Эта техника, которой он научился у Зака, всегда пригождаласьь, какой бы саморазрушительной она ни казалась. Он изогнулся, чтобы перенаправить самый сильный её удар, затем ускорился, подошёл ближе, опустил оружие и нанёс ей прямой удар локтём в солнечное сплетение. Она упала на колени. Не теряя ни секунды, он повернулся и бросился к воде. Эпсон отреагировал, преградив Фрэнсису путь к подводной лодке. С другой стороны, агент Эта выскользнул из защитного купола и двинулся вперёд, чтобы преградить ему путь к отступлению. Теперь повернуть назад было невозможно, а Эпсилон стоял чуть справа от него, не отставая, но и не приближаясь. Он победил. Он победил! Барри, рухнувший на землю, кашлянул и ухмыльнулся. — Беги, малыш! Беги! Эпсилон с одной стороны, расчётное время прибытия — с другой, Зета выведена из строя, а Гамма всё ещё удерживается заключёнными — никто не преграждал ему путь к перилам, отделявшим металлический стыковочный отсек от бурлящего океана. Никто не смог остановить его, даже когда Эпсилон понял, что он просто планировал — как сумасшедший! — прыгнуть в воду. Один прыжок, и его левая нога коснулась верхней части перил. Второй прыжок, и он оказался в воздухе. Он так и не попал в воду. Слева от него, извергаясь из океана, появилось извилистое тело с зияющей пастью. На краткий миг он увидел, как острые белые зубы, похожие на длинные сабли, сомкнулись вокруг него — а затем все погрузилось во тьму. Он был вдавлен в плоть и кости, захлебнулся морской водой, желчью и гнилостным рыбным зловонием. Стенки вокруг него сжались, и он нырнул вниз — вниз, вниз, вниз! Приглушённый стенами мышц, был слышен плеск и крики. Вторая челюсть, скрытая в горле существа, сомкнулась вокруг него и удерживала на месте, защищая от хлещущей морской воды и естественного сокращения мышц, которые угрожали засосать его внутрь. Все тело монстра извивалось влево и вправо, Фрэнсис раскачивался из стороны в сторону. Змееподобное тело исчезало в море. Восторг от победы был недолгим, когда всё было так отвратительно, как сейчас, но, тем не менее, это была победа.

***

Казалось, что прошло несколько часов, а он всё плыл. Переохлаждение стало реальной проблемой, поскольку он сжался в комок, чтобы сохранить тепло собственного тела. Ночное зрение не помогало, и включение фонарика показало только, что над ним была плоть, и под ним была плоть, и всё это было скользким и отвратительным. Время от времени — и он понятия не имел, откуда это берётся, — его окатывала волна ледяной морской воды. Воздух вонял — прогорклый от запаха рыбы, желчи и океана, — но, по крайней мере, у него был воздух, которым можно было дышать. Он полагал, что должен считать себя счастливчиком. Его плавательные движения из стороны в сторону становились все более тошнотворными, чем дольше это продолжалось, и вскоре он обнаружил, что находится в состоянии безропотной скуки — если он был болен, то он был болен. Теперь, сидя в брюхе морского змея, он по-настоящему осознал, что океан пугающе огромен и ужасен. Каким бы ужасным в одностороннем порядке ни был этот опыт, это было лучше, чем альтернатива — быть немедленно раздавленным давлением океана, за много миль от помощи. Даже холодный вакуум космоса не был таким ужасающим — тогда он был бы космическим мусором, вечно плавающим в пространстве; здесь его кости были бы проглочены и подобраны заново. Вероятно, даже из-за монстра, который в настоящее время охраняет его. Холодная вода, тошнотворное покачивание, прогорклый воздух. Холодная вода, тошнотворное покачивание, прогорклый воздух. Холодная вода, тошнотворное покачивание, прогорклый воздух, и ничего, кроме темноты и хлюпающего звука желчи, не составляло ему компанию. Его сознание начало то затуманиваться, то угасать. Он боролся, чтобы не заснуть — он не позволил бы этому закончиться, не после всего, что произошло, всего, чем он пожертвовал, всего, чего он достиг! В этом помогали случайные брызги холодной воды. Мысль о том, чтобы заставить Зака попробовать это, тоже помогла. Он был уверен, что сможет уговорить Сатердея попробовать. Он также был уверен, что Зак не продержится так долго, как он. В одной вспышке, похожей на сон, он снова увидел пляж Сейшельских островов и поразился тому, каким теплым и прекрасным казался там океан. Он тосковал по этому теплому солнцу и твердой земле под ногами. «Стоять прямо» не казалось роскошью до тех пор, пока у него ее не отобрали. Теперь он отдал бы все, что угодно, лишь бы вернуть это обратно. Он очнулся от этого сна окоченевшим, насквозь промёрзшим и промокшим. Он неудержимо дрожал, отчаянно пытаясь согреться. В какой-то момент, может быть, пару часов спустя, его глаза снова закрылись. Теперь он вернулся в адское логово Аль Басты, демонесса усадила его за чайный столик, высеченный из вулканической породы, а вокруг них бурлила лава. Всё это казалось таким реальным, совсем как тогда, когда он впервые встретил её. Он чувствовал адский жар на своей сухой коже, как будто холодный океан был его сном. Его воля к пробуждению ослабла, но он держался за эту последнюю грань здравомыслия — Аль Басты налила ему чашку фруктового чая, но всё, что он сделал, это сжал чашку в ладонях. — Ну и как тебе? — спросила она, усаживаясь напротив него. — Путь героев? — Как кошмарный сон, — ответил он ей. Она рассмеялась ужасным, визгливым смехом. Он продолжил. — Я не собираюсь отступать назад. — Тогда, по крайней мере, позволь своей Красной матери согреть тебя какое-то время. Этот сон исчез, и он проснулся, окаченный очередной волной солёного моря. Однако, несмотря на всё это, он обнаружил, что перестал дрожать. Он был почти уверен, что слышал об этом на тренировках — парадоксальное раздевание, феномен, связанный с поздней стадией гипотермии. И галлюцинации тоже. Здорово. Потрясающе. Он умрёт здесь, внизу, и во всём будет виновата Мука. Видения продолжали приходить и уходить. Большинство из них исчезало, как только он их видел, растворяясь, как сны. Некоторые были больше похожи на воспоминания, холодные стальные стены, затхлый переработанный воздух; они уступали место причудливым пейзажам в цветах радуги. Самым ярким из этих видений было то, в котором он представлял себя морским змеем. Он видел то, что видело он, он чувствовал то, что чувствовал он, борясь с желанием проглотить комок тёплой плоти в его пасти. На его спине колыхался один длинный плавник, рассекая воду. Он прожил всю свою жизнь здесь, в океане, выходя на отмель только по ночам. В этих передвижениях к нему всегда присоединялись другие обитатели глубин. Звёздная ночь наверху отражалась бы мерцанием биолюминесценции внизу. Его глаза были большими, так что он мог охватить всё это взглядом. Он видел в красках, которые не мог описать человеческими словами; пурпурнее пурпурного, краснее красного, и мир кипел жизнью. Он ощущал его вкус в воде, в воздухе. Океан обеспечил это. Однажды он обеспечит ему океан. Ещё один глоток воды, и чары рассеялись, и он снова стал просто Фрэнсисом — медлительным, туповатым, умирающим от переохлаждения, который едва мог видеть, едва обонять, едва пробовать на вкус, едва слышать. Так прошло, наверное, несколько часов. Один из первых случаев в своей жизни Фрэнсис не имел представления о течении времени. Но он знал, что они набирают скорость. Движения из стороны в сторону становились всё быстрее, всё неистовее. Возможно, это было его воображение, но вода тоже казалась теплее. И — да-да, трудно было сказать, но — они определённо направлялись вверх, почти вертикально, набирая скорость. Либо они приближались к месту назначения, либо легендарная «крупная рыба» обнаружила их и теперь кусала за хвост. Быстрее, быстрее — Фрэнсиса выбросило из моря на слепящее солнце. Он пролетел по воздуху, как ему показалось, добрых несколько футов, прежде чем врезаться в мягкий, горячий песок, который прилипал к его промокшему телу, пока он пытался выпрямиться. Всё плыло перед глазами — его ноги, земля под ногами, и он спотыкался, как новорождённый, прежде чем, наконец, упасть лицом на пляж. По крайней мере, здесь было тепло. Он осознал, что дрожит, как осиновый лист. Он услышал всплеск, предположительно, зверь Муки уплывал, и какие-то крики, мужские и женские голоса, говорившие на языке, которого он не понимал. Сильные руки обхватили его сбоку, поднимая вверх, на ноги. Его голова бесполезно свесилась набок. Странные, похожие на жуков шлемы роились у него перед глазами. К его волосам прикоснулись, сняли защитные очки, несмотря на его слабые протесты, и нападавшие перешли на английский. — Ты. Тебя зовут Фрэнсис? — Зависит от того, кто спрашивает, — ответил Фрэнсис. Один из солдат в шлеме отвесил ему поклон. — Мы — подразделение, отправленное по приказу короля Кумари Кандам. — Улрадж. — Фрэнсис почувствовал, как к нему возвращаются силы. — Да, я Фрэнсис. Знакомый… нет, друг короля. В голосе солдата послышалось облегчение. — Хорошо. Мы доставим вас в безопасное место, оценим состояние вашего здоровья и проинформируем о ситуации. Ситуация. Звучит зловеще. Муке тоже было, что ему сказать. — Сначала информация, — сказал Фрэнсис, заставляя себя идти. Теперь, когда у него было некоторое время, чтобы прийти в себя, земля под его ногами казалась более твёрдой, чем раньше. — Я настаиваю. Солдат поколебался, затем снова поклонился. — По приказу короля к вам должны относиться с уважением, как к иностранному сановнику. Сейчас я составлю сокращённый отчёт, а полный отчёт предоставлю после проверки вашего здоровья. Фрэнсис кивнул. Голос солдата стал серьёзным. — Несколько часов назад В.В. Аргост начал штурм горы лемурийцев. Его силы уже начали распространяться по всему миру. Зак Сатердей исчез.