Левша

Стук в дверь. Вы когда-нибудь задумывались над тем, какой будет ваша реакция на звук, доносящийся от краткого соприкосновения костяшек пальцев и металлической защиты уютного жилища? Вы думали, что вас ждёт, стоит лишь подойти, повернуть ключ и опустить ручку? Смогли бы предугадать, не заглядывая в глазок, кто потревожил вас, какие вести принёс этот человек? Почта? Реклама? Соседка? Ошиблись? Кто? Анна, сгорбившись над столом, в свете уже не замечаемой ею лампы кропотливо выводила изображение чёрной ёлки на красном лаке. Она занималась маникюром уже вечность. Начав в студенческие годы, молодая женщина постепенно набралась опыта, завоевала клиентуру и с удовольствием отдавалась любимому хобби. Домашний халат, фартук, тёплые носки — такая домашняя и тихая хозяйка, она дышала спокойствием и уютом. Кухня, увешанная миллионом красочных прихваток и полкой с сотней поваренных книг, привечала в этот вечер её давнюю подругу Софью. Женщины смеялись, обсуждали последние новости, сплетничали, планировали предстоящий праздник, как вдруг… стук в дверь. — Андрей? — Нет, он вернётся часа через два, — ответила Анна и, поспешно снимая нитриловые перчатки, встала из-за стола. — Извини, я на минуту. Готовясь расспрашивать у мужа, почему он так рано приехал с работы, женщина мягкими шагами прошла по паркету в коридор и, забыв про все меры осторожности, открыла дверь настежь. — Приветствую… Анна резким движением попыталась закрыть дверь, но её попытки оказались тщетными. Нежданный гость успел с другой стороны схватить ручку двери и притянуть к себе. По нотам ужаса, играющим на лице хозяйки, он понял, насколько ему не рады в этом доме. — Я прошу, выслушай меня! — Нам не о чем разговаривать! Уходи! Пусти дверь! Как ты нашёл меня? Как ты… — Анна не смогла закончить фразу, которую прокручивала тысячу раз в голове, репетировала, но не была готова произнести. Ту самую фразу, которая спасла бы ей жизнь, её маленькую тихую жизнь от беспощадного торнадо чужого "приветствую". Женщина не выдавила из себя нужных слов, ведь её, покрытые веснушками, щеки в секунду заблестели под натиском слёз. Он видел это, он отпустил дверь, он знал, что пути назад нет, как и нет ключей, замков и паролей, которые смогли бы укрыть его Анну. Он вошёл, женщина пятилась, отстраняясь с каждым шагом всё слабее и неохотнее. Она не смотрела на гостя, не могла поднять глаз, и молча, вытирая слёзы, наблюдала за тем, как зимний холод шёл вместе с этим чужим человеком, разрывая её покой. На расстоянии полуметра он схватил её обеими руками и прижал к груди так, что, казалось, она растворилась в нём. Левой ладонью он утирал ей слёзы, а правой гладил её темно-каштановые волосы: «Ну что ты? Перестань! Всё хорошо, я рядом, я никуда не уйду! Я, как и восемь лет назад, не знаю, как справляться с женскими слезами! Моя ты радость, тише!». Анна ничего не говорила, она плакала и заливала солью его дорогое пальто. Софья боялась выйти в коридор, она сидела за столом, как каменная статуя с наполовину готовым маникюром и испуганными глазами. Она прекрасно знала, кто был тем самым гостем, она понимала, зачем он явился, что ему нужно. Она смирилась с тем, что с этой минуты потеряла лучшую подругу навсегда… Ещё минуту Анна лежала головой на груди гостя, а он в это время играл локонами её мягких волос, целовал её в лоб, вдыхал манящий и вспоминающийся ему не раз запах. — Помнишь, я сказал, что у тебя чудесные духи, а ты ответила… — Это шампунь, — перебила всхлипывающая, но улыбающаяся Анна. — Верно, солнце. Женщина собралась с силами, прекратила плакать, она скользила пальцами по воротнику его делового костюма, медленно перебравшись на шею, нежно ощупывая каждую вену, каждую родинку, дотронулась мочки уха, впилась ногтями в волосы и сразу же отпустила, вернулась к шее, волевому подбородку с вечной щетиной, к губам… и прошептала: — Я скучала. — Я тоже. — «Почему перед прощанием получаются самые нежные, самые чувственные поцелуи?», — спросил ты, обнимая меня тогда у подъезда так, будто это был последний день на Земле, последний день тебя и меня на расстоянии нескольких миллиметров. И я отвечу сейчас, отвечу, пока мне есть, что сказать, пока я не сошла с ума в агонии твоей близости. Прошу, молча выслушай меня. Многие твои фразы врезаются в мою память неизгладимыми узорами. На следующий день я думала о том, что у тебя слишком мало опыта и слишком много страсти для бесконечно мягких и удивительно сладких поцелуев. Никогда в жизни я так не ошибалась. Ты понял всё. Ты поймал фишку. Сколько раз я прокручивала в голове «тише», «нежнее», «не ешь меня», чтобы сказать это всё тебе. Но мне не пришлось ничего говорить и объяснять, не пришлось никого учить. Я всегда поддавалась на любые твои эксперименты, будучи подопытным зайчиком твоих исследований. По результатам наблюдений за собственными ощущениями я поняла, что безумно таю от твоей ласки. Я видела тебя разного: пьяного и властного ревнивца, пьющего мою кровь прямо из десен, скромного и сдержанного ученика, играющего на моих бедрах, как на фортепиано, беззащитного и напуганного мальчика, лежащего на моем плече и жалующегося на школьную жизнь. Но тогда вечером я тебя не узнала. Я не видела, я и не смотрела, я наслаждалась тобой, твоими губами. Простота крепких поцелуев в том, что оба точно уверены в близости друг друга, убеждены в обладании партнёром. Иначе дело обстоит с лёгкими поцелуями. Здесь мы не понимаем, как долго продержится в нашей ловушке эйфория. Мы боимся потерять друг друга, но и не позволяем себе лишнего напора. Так медленно, так тихо, так ласково, так мягко… До этого момента я больше всего ценила поцелуи в шею. Ты всё изменил. Теперь я изнемогаю от такой небесной лёгкости. Ты позволял себе быть слабым, позволял мне это видеть, позволял это использовать для моего же удовольствия. Как быстро мы сливаем наши губы поцелуем и как долго мы освобождаемся из этого плена. И чем дольше, тем слаще. И я затягивалась тобой, как самым желанным глотком кальянного дыма. Ты не позволял себе курить при мне, поэтому я не буду сравнивать твоё дыхание с сигаретами, ты заслуживаешь звание сладкого дурманящего табака… Он слушал её внимательно, переводя взгляд со лба до бюста и обратно. — Ты мой никотин, — он поцеловал её. Нет, он не поцеловал её, он ощутил солёный привкус на её губах и утонул в волнах её нежности, её ласки, что копилась внутри хрупкого тела уже очень давно. Она получила этот поцелуй. Нет, не поцелуй, а живительный эликсир, дозу счастья, пропитавшую её всю с головы до пят. — Чего ты хочешь? Я сделаю всё, только скажи, только не бросай меня, — взмолилась Анна. — Я увезу тебя, собирай чемодан. — Аня! — вдруг донёсся голос Софьи. — Милая, подумай о муже, в конце концов! — Софа, — ответила хриплым голосом Анна, — я не вижу жизни без него, я умираю здесь, тихо исчезаю, врастая в эти стены, — женщина вновь заплакала, с трудом оторвалась от гостя и обняла подругу и прошептала: «Отпусти меня, не говори никому, пока я не исчезну, потом они всё узнают и никогда не простят меня, но сейчас отпусти». — Нет! — Софья оттолкнула подругу и схватила рамку с фотографией, на которой была изображена счастливая семья Ковалёвых: Андрей, Анна и годовалая Олеся, — посмотри сюда! — Леська, Лисёнок мой, — прошептала Анна и упала на колени между Софьей и гостем, упала как мост между двух разных берегов, тянущих её в обе стороны. Мужчина поднял её за плечи, прижал к себе и держал, будто боялся, что ноги подведут свою хозяйку в очередной раз. — Живи настоящим, не беги за ним! — кричала Софья. — Разве ты не помнишь, что он сделал с тобой? Сколько боли причинил! Вспомни! Вспомни! Вспомни! Анна закрыла глаза, будто это был не обморок, а попытка восстановить прошлое по осколкам воспоминаний.