Один, десять, сто, тысяча!

      Джун всегда думал: Осирисы — это грязь, обитатели самого дна, и, если попал туда, вовеки уже не выберешься. Свалишься к ним — и, кем бы ты до того ни был, придётся выживать и сражаться за хоть какие-то крохи. Это справедливо. Если ты попал на дно, это твой выбор. Туда тебе и дорога. Главное — помнить, что где-то там, внизу, скрывается ещё более низкое и тёмное дно.       Джун тонул и тонул, пока его не достиг. А потом всплыл. А может, даже не всплыл — оттолкнулся ото дна и взлетел.       И опять упал.       А может быть, он не был там, а навсегда останется там?..       Так или иначе, форму Осирисов его не заставит носить даже директор, потому что это унизительно и он ненавидит красный!       Хотя, если говорить откровенно, никто даже и не пытается заставлять.       Скорее всего — потому что он брат…       Скорее всего, оттого, что для всей Академии он, вопреки случившемуся после сражения между кампусами, остаётся Манджоме. И держит лицо, держит спину, держит семейную марку, хотя сам уже ни в чём не уверен.       Лёжа на своём дне дна, он иногда задаётся вопросом: а проиграл ли он всё, что мог проиграть, в той самой злосчастной дуэли против Джудая Юки…       ...или выиграл всё, о чём даже не мог мечтать раньше?       Когда Джун — пока ещё неуверенно, — оглядывается назад, вспоминая о прошлой жизни в кругу элит, он незаметно для себя самого задаётся вопросами, найти для которых ответы, казалось бы, очень просто.       А если бы на месте директора Самеджимы или директора Ичиносе стояли Чоусаку и Шоджи, хоть один из братьев сумел бы понять его и простить, как они сумели?       А точно ли он борется за выживание теперь, отходя на самом спокойном и тёмном в своей жизни дне от вершин, на которых просто не мог позволить себе проиграть?       А правда ли Юки Джудай — его самый злейший враг?..       Какими бы (простыми) ни были ответы на эти вопросы, они здесь и сейчас ничего не значат — и никто не заставит его на них отвечать, пока он сам этого не захочет!       — Старший братишка, — уже почти привычно стрекочет у самого уха Жёлтый, — а что насчёт поиска моих братьев…       — Заткнись, — почти так же привычно обрывает Джун, замечая впереди знакомый до зубовного скрежета силуэт.       — Манджоме, ты там чего замечтался и засиделся? Опоздаешь на ужин — а на ужине, чтобы ты знал, могут быть и жареные креветки, так что не обижайся, если я опять утащу твою порцию!       — На "Вы" меня называй! — в который раз осаживает Джун наглеца.       Но этот проклятый Осирис не слушает — куда-то уносится, над чем-то смеётся.       Поэтому единственное, что остаётся, — пойти туда, куда пытается вывести донный рельеф. Сейчас, например, на ужин.       А когда-нибудь потом, если ему самому всё ещё будет нужно, Джун Манджоме найдёт возможность снова взлететь.