Рассуждения Франа. Семь

      Бельфегор прячет глаза за длинной соломенной челкой. Вертит в перебинтованных, вечно исцарапанных леской пальцах стилеты, чертит в воздухе реквием танцем сверкающих лезвий. Рассыпает маленькие крылатые смерти, заливаясь безумным смехом, и «королевский камень» в перстне на руке, гранат-альмандин, наливается кровью.

***

      Вещи разбросаны по комнате, как рассыпавшиеся по полу андалузиты, в углах цветет паутина, серебряный бархат пыли устилает полки. На холстах Бел яркими красками пишет мрачные сюжеты. Молодой сын царя пытается улечься в прокрустово ложе. У него такое лицо, будто не только Полипемон знает, что он никогда туда не уместится. Ссорятся до братоубийства Ромул и Рем на месте основания Рима. "Sic deinde, quicumque alius transiliet moenia mea!*", - восклицает победитель за Caput mundi**, поднимая окровавившийся нож. Его право – пустые слова. Скитается по свету Эдуарад Этелинг. Вернувшись на родину, он будет убит. Беззвучно хохочет крылатый Фагот, сшивая ураганные вихри с дорогами. Кисть танцует в изящных пальцах, улыбка на лице преображается в персиковое рассветное просветление. Фран выуживает из шапки последний стилет и едва успевает открыть рот, как Бел вскрикивает:       - Молчи, слуга! У меня вдохновение...

***

      На подоконнике красуется звездообразными бутонами душистый гиацинт. На малиновых цветах драгоценными камнями сверкают капли воды. Это единственное живое существо, о котором заботится Бельфегор. Он далеко не Аполлон, но о каком-то им же убитом сыне спартанского царя Эбала он всё-таки плачет?.. Франу кажется, что этот человек имел пшеничные волосы, серебряную нить диадемы, широкую улыбку и любил чередующиеся черно-вишневые полосы. Когда Бельфегор смотрится в зеркало, иллюзионисту почему-то становится не по себе. Обычно так смотрят на фотографии покойников…

***

      Широкий диван напоминает безразмерную тушу вола, Бел лежит на нем вальяжно, поигрывая стилетом. Стрелки на огромных каминных часах ползут коралловыми улитками и останавливаются.       - Скука смертная… - Стилет со свистом входит в карикатурную шапку иллюзиониста.       - Ваше сибаритское высочество, почему вы такой кровожадный? - безразлично спрашивает Фран, глядя в окно.       - Молчи, слуга! Я не разрешал тебе говорить. Впрочем, говори. Развлеки меня!       - Как вам будет угодно. Жил на острове Крит царь по имени Минос, и были у него ослиные уши…       - И поэтому он носил большие шапки?       - Нет, ваше высочество. Поэтому он не снимал корону…       В спину под злобное шипение за раз летит с полдюжины стилетов.       - Ах, ты дерзкий раб! Почему не корчишься от боли?!       - Вы очень наблюдательны… - бормочет Фран, отрываясь от дверного косяка в другой стороне комнаты, и снимает иллюзию.

***

      Иллюзионист читает судьбу по линиям на ладони, обрывкам невзначай брошенных фраз и играм свето-тени на картинах. Бельфегор называет себя “гением”, и по праву. Не доискиваясь причин, путями родимых пятен он движется по траектории полета объятого малиновым пламенем стилета. Пьет молоко как фалернское вино, не донося иногда чашки до губ; задумавшись, слепо шарит руками перед собой. Часто кричит во сне и задыхается. Бельфегор смеется весело, запрокидывая голову назад, рассыпается ехидным шипением и плавит кровавые гранаты. На все вопросы он отвечает одинаково. “Потому что я принц.”