Рассуждения Франа. Семь

      Леви-А-Тан тихо открывает дверь и проходит, громыхая зонтиками и стальными пряжками, как генерал - орденами за боевые заслуги. О его исполнительности ходят легенды, солдаты вытягиваются перед ним в струнку, работа находится в самые тяжёлые времена, а оружие никогда не подводит. Тогда зачем узкие глаза столь яростно прожигают дыру в спине сотто капо?

***

      Франу думается, что до вступления в семью мрачный “электрик” жил в темной пещере, питаясь змеиным мясом и сторонясь солнечного света. Он выступает из тени по первому требованию, как непомерная летучая мышь, и отправляется на операцию, едва изучив ее. Его возвращение - вопрос времени, причем очень недолгого. По прибытии получив ленивую отмашку или одобрительный кивок (если с настроением угадал) от босса, чуть медлит и снова исчезает.

***

      Когда Леви спит, его не разбудит даже атомный взрыв. Фран не проверял, - хотя иногда и хотелось, - но что ещё можно предположить, зная о бесчисленных будильниках капо? Молодой иллюзионист почти видел, как утром мужчина огромной никрофорой* ползает по своей спальне, поочередно выключая ежеминутно трезвонящие будильники, рассованные по всем углам… Ведь если уже встал с кровати и походил по прохладной в свете серого рассвета комнате, то обратно уже не ляжешь спать беспробудным, почти летаргическим сном, так?

***

      Фран язвит над капо ядовито, почти яростно. Суровое молчание и презрительно изогнутые губы Леви-а-Тана, смотрящего на него, как на лягушку, выводят иллюзиониста из себя. Самообладание сохранить всё сложнее, и Фран уходит, едва успевая не выдать своего состояния.       Когда Леви однажды взрывается, собрав все неудачи одним ничем не примечательным днем, иллюзионист чувствует себя так, словно наступил в прогнившее яблоко. Это мерзко, противно до тошноты. Капо кричит, загнав его в угол плюющимися разрядами зонтами, криком своим выворачивает всё своё естество. На паркет сыпятся обугленные ошметки, выбитые зубы, маленькие искривленные изумруды, сморщенная жабья кожа в бородавках, разорванные сухожилия, звон гильз от патронов, сладкий аромат Брутти ма Буони**, грязь с сапог по колено, рыжая собачья шерсть, кровь, кровь и соленый пот...       - Я человек!.. Я имею право?!. - срывается на фальцет низкий голос.       Франа начинает мутить. От стыда?.. Успокоившись наконец, Леви уходит резко, не оборачиваясь, и неделю ходит мрачнее обычного.

***

      Сложный прием рвет воздух высвистами меча, - капитан отрабатывает свое изобретение. Плавное летящее движение, резкий выпад - и соломенная кукла разлетается в щепки. Раз за разом.       Леви-а-Тан стоит у стены и неотрывно смотрит на капитана. Не мигая, пристально, чуть прищурив черные скорпионьи глаза. Капитан сбивается. Раз, другой. Леви смотрит не отрываясь.       Фран усаживается рядом и выуживает из ножен электрический зонтик. В черный полиамид завернуты хищные зубы спиц, заливающиеся при ходьбе шакальим смехом. Зеленеет в руках медная рукоять. Почему именно электричество, столь изощрённое орудие убийства? Оттого, что волосы встали дыбом от разъездающих грудь ядовитых змей, или всё дело в скоростях граничащей с подлизыванием расторопности? А может, он так отчаянно прячет свою робость - трепетную мягкость под толстой коркой грубости и силы? Что-то определенно должно быть в человеке, так любящем сладкие пирожные и собак…       Но Леви смотрит не мигая. Капитан спотыкается, меч с лязгом проходится по каменным плитам пола. Замерший в дверях босс фыркает и уходит.       - Да что за... - шипит сотто, нервно поводя плечами.       Кривые губы Леви-а-Тана ломаются в злорадное улыбке. Капитан оборачивается, и скрытое тенями лицо варийского хранителя Грозы мгновенно принимает свое обычное выражение суровой сосредоточенности.       - Врроой!.. Что вы двое здесь забыли?! Займись делом, мусор!!       - Я его уже сделал. - В низком голосе мужчины разливается довольство. Лицо сотто меняется, и Леви спокойно добавляет: - Я только вернулся с миссии, которую вы дали мне утром, сотто. Теперь я свободен.       - Вас что, зрители смущают, капо Рыба-меч?       Сотто давится воздухом, хмурится, но, помедлив, возвращается к тренировке. Постояв некоторое время, уже откровенно скучая, Леви уходит так же неслышно, как и пришел. Иллюзионист советует ему носить на груди ма-а-аленький - размером с грушу - сапфир.

***

      Фран язвит над капо примитивно, почти беззлобно. Деревянно-настороженное лицо Леви-а-Тана, смотрящего перед собой воспаленно-внимательными глазами, выражает усталость. Остроумие сохранить все сложнее, и Фран уходит, едва успевая не выдать своего настроения. Когда Леви льстит, по-собачьи заглядывая в глаза сверху вниз, иллюзионист чувствует себя так, словно наступил в прогнившее яблоко. Это мерзко, противно до тошноты. Офицеры гадливо отворачиваются, а сотто яростно избивает его, оскорбляясь чужим унижением.

***

      Главная мечта Леви - не много не мало нефритовая печать китайских императоров. Но камень темнеет, даже магия малахитовых узоров не способна что-то изменить. Варийское Небо безразлично-спокойно, слушает шум дождя охотнее раскатов грома.       На дне черных глаз все ещё блестят авантюрины: ведь о его исполнительности ходят легенды, солдаты вытягиваются перед ним в струнку, работа находится в самые тяжёлые времена, а оружие никогда не подводит. Впереди вечно маячит прямая спина сотто, но Леви верит, что однажды босс все-таки заметит его.