Самый яркий цвет

- Ты правда считаешь, что можешь выдирать цитаты из контекста? - устало спрашивает Яков Петрович. - «Да!» Бытие глава первая, третий стих - улыбается Хома во все свои тридцать два зуба. Гуро страдальчески морщится, он прекрасно помнит, слова «И сказал Бог да будет свет. И стал свет». Яков Петрович не понимает почему и главное зачем он связался с этим странным человеком. Хома был явно не глуп, с ним было о чем поговорить, и так же было о чем помолчать. Правда молчать Хома не любил, если не цитировал Священное Писание, то бормотал что-то на латыни, крутил фразы и так, и эдак, Гуро не всегда понимал придумывает ли он новые заклинания, вспоминает старые или просто витиевато ругается. Конечно, Яков Петрович знал латынь, но Хома умел расцветить и оживить даже этот мёртвый язык. Расцветить и оживить - вот что было главным умением экзорциста. Охотиться на ведьм - эка невидаль, знавал Яков Петрович и не такое. Цитировать тексты - и это умение было хорошо знакомо Гуро. Но вот сделать все вокруг ярче, этого не умел даже сам Яков Петрович, не умел уже много-много лет. Да, он носил невыносимо яркое пальто, его пальцы украшали перстни с яркими драгоценными камнями, он выбирал цветную яркую еду. Да что там, даже в горящую хату Яков Петрович полез, чтобы хоть на некоторое время увидеть самые-пресамые яркие цвета. Но теперь в этом всем не было необходимости. В темном и сером лесу Гуро встретил невыразительного на первый взгляд и тоже как будто тусклого Хому. Удивительного Хому, который цветисто ругался, криво ухмылялся, обнажая в улыбке зубы и заливисто хохотал над собственными дурацкими шутками. На это умение и повелся Яков Петрович, это его и зацепило. А шутки у Хомы были правда дурацкие, утонченный Гуро страдал и морщился всякий раз. Но при этом своими шутками Хома умел разрядить напряженную обстановку. Как-то они крепко повздорили, Яков Петрович горячился и кричал, Хома огрызался в ответ латынью, в этот раз больше похожей на проклятья. Уж на что Гуро не был впечатлительным, но даже ему сейчас, будто простой суеверной бабке, показалось, что он видит чёрные воронки и завихрения, кружащиеся над ними. Воздух наэлектризовался, казалось, что сейчас грянет гром с яркими молниями и развернутся небеса. Но внезапно Хома внимательно посмотрел на Якова Петровича и спокойно сказал: - А теперь стих! - Какой стих? - ошалело спросил Гуро, ожидая, что Брут снова начнёт цитировать Библию. - Сел и стих - ухмыльнулся Хома и засмеялся совершенно по-детски. Яков Петрович послушно сел и увидел, как небо над его головой проясняется, как пропадают воронки и прочие завихрения. Хома дарит цвет и свет, и Яков Петрович понимает, что совсем не заслуживает этих подарков, но пока ещё есть немного времени насладиться ими. Потом придётся отпустить Хому дальше, кроме того надо будет защищать Гоголя, а никто кроме Хомы не справился бы с этим лучше. Но пока у них ещё есть немного времени. Яков Петрович цепляется за каждую минуту их общения, пытается бережно сохранить каждый миг. - А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь - задумчиво говорит Яков Петрович. - Но любовь из них больше. Первое послание Коринфянам глава тринадцатая стих тринадцатый - торжественно заканчивает Хома и светло светло улыбается. И Яков Петрович против воли улыбается в ответ.