Лето в Плесси (1667 год)

Опустились сумерки, но полная луна заливала всё таинственным светом. Филипп подал супруге руку, чуть поколебавшись, Анжелика приняла ее. Стоял удивительно теплый вечер, всё вокруг словно замерло, и в тишине слышался лишь шорох гравия под их каблуками. Казалось, сама природа располагала к сердечным признаниям. — Что ж, Вы сами заговорили о судьбе, — обратилась она к мужу. — Вы думаете, что всё, что с Вами происходило в жизни, было предопределено свыше? — Да, я так думаю. — А я смотрю на Вас, Филипп, и иногда задаюсь вопросом, как Вы, сын фрондеров, стали столь преданны королю? Казалось бы, Вам с юности родители уготовили судьбу бунтовщика. Он ответил после недолгой паузы. — Вы заблуждаетесь, мадам, мои родители не всегда были фрондерами, и Вы забываете, что дворяне бунтовали не против Его Величества. Фронда принцев сражалась против Мазарини. А призвание любого дворянина быть преданным своему королю. — Может быть. Но ведь Вы служили пажом Мазарини? Если я правильно помню. Что же Вы не были преданы ему? — Итальяшке?! Нет! — выплюнул он. И, помолчав, добавил. — Вы не представляете, что это был за человек… К счастью, — продолжил он, невозмутимо, — мое служение продлилось недолго. Мать примкнула к принцу, и отец через некоторое время присоединился к ней, забрав меня. Супруги помолчали. — Вы беретесь судить о вещах, свидетелем которых не были и лишь слышали из чьих-то россказней, — вновь заговорил Филипп. — Что Вы вообще можете знать? Вы же не вылезали из этих болот в те времена. Как ему все время удается ее уязвить?! Небожитель голубых кровей снизошел до деревенской девочки. — Неправда, — запротестовала она. — Когда принц похлопотал о льготах для отца, родители смогли отправить нас с сестрами в монастырь в Пуату. И там я даже знавала одного королевского пажа, который служил при Дворе, — с некоторой гордостью добавила она. — Неужели? И что пажи короля делали в женском монастыре? — Я познакомилась с ним не в монастыре. Мы… гуляли с ним по Пуатье. — Воспитанниц отпускают гулять с пажами? Занятно. Проклятье! Как и вначале их знакомства, своими бесконечными вопросами и удивленным видом, Филипп доводил ее до белого каления. — Разумеется, меня не отпускали! Я сбегала. И если Вы не перестанете насмехаться надо мной, я не пророню больше ни слова. Маркиз чуть заметно улыбнулся. — Я люблю, когда Вы злитесь. И, поскольку она не отвечала, спросил: — И что же паж? Как, кстати, его звали? Может я и знал его… Что случилось — язык проглотили? Анжелика бросила на мужа уничтожающий взгляд, но видя, что маркиз продолжает улыбаться, смягчилась: — де Рогье. Антуан? Анри? Я не помню… Он подарил мне королевский платок и даже обещал тайком показать Его самого. Как было славно! Вы не представляете себе, что такое оказаться на годы погребенной в монастыре! В тот день меня словно вынули из колодца на свет Божий. — И что же, видели Вы Его Величество? — Нет, в то день нет. Много позже… И неожиданно для себя она спросила: — Почему Вы не приехали на королевскую свадьбу, Филипп? — В Сен-Жан-де-Люз? Я еще воевал. В Италии. Вернулся только на торжества в Париже. А откуда Вы знаете, что я отсутствовал? Разве Вы там были?! — Да, была… — она снова увидела себя в отражении зеркал в великолепном «золотом платье», принесшем ей так много горя. Узнал бы Филипп свою баронессу Унылого платья в той роскошной женщине? Она нахмурилась и надолго замолчала, охваченная тяжелыми воспоминаниями. Маркиз дю Плесси наблюдал за ней, несколько раз он порывался заговорить, но так и не посмел. Супруги остановились под окнами ее спальни. Огни в северном крыле замка почти полностью погасли, только в опочивальне хозяйки горел ночник. Филипп вполголоса заметил, чтобы отвлечь жену: — А ведь Вы остановились в комнате, которую в Плесси всегда занимал принц. Вы и в первый раз выбрали ее. Какое странное совпадение, не находите? Анжелика бросила на него растерянный взгляд, — к чему он ведет? — Но промолчала. — И что еще любопытно. Ларец украли именно отсюда, из запертого секретера из комнаты, запертой на ключ. И ни один замок не был сломан! Интересная загадка, не правда ли, мадам? Мы так и не решили ее. — Вы, правда, хотите знать? — Что ж, почему бы и нет, сейчас она уже ничем не рисковала. И она быстро заговорила. — В эту комнату легко подняться, цепляясь за выступы и орнамент. Видите, приступок? Затем здесь, еще выше, правее и Вы на самом верху. Поверьте, это под силу даже ребенку. В детстве, я часто взбиралась на карниз, чтобы полюбоваться красивыми вещами сквозь стекло комнаты. И в тот вечер укрылась от Ваших насмешек именно здесь. Случайно, я стала свидетельницей разговора принца с флорентийским монахом, увидела ларец, и пожалела малютку короля. Потому-то я его и украла, — чистосердечно призналась она, — а ключ положила обратно в карман халата. — Но куда Вы дели ларец? Я помню, во время ужина Вы сидели рядом со мной. — Я и не забирала его с собой. Я его спрятала, — загадочно улыбнулась Анжелика. — Здесь. — Не может быть! Паж так и не сознался, но мы обыскали эту комнату, перевернули всё верх дном… — И все-таки я спрятала ларец здесь, — упрямо повторила она. Филипп снова поднял голову к окну спальни, и неожиданно ловко вскарабкался вверх по указанным ею выступам. Подтянувшись к карнизу, он заглянул в комнату, огляделся по сторонам, и буквально в нескольких шагах от себя увидел декоративную башенку. Анжелика поняла, что его осенило. Спустившись вниз тем же путем, он спрыгнул и отряхнул руки. — Невероятно! Какими мы были дураками! Ведь он был у нас под носом! … Но, подождите, потом, когда Вы вернулись забрать его? Как Вам это удалось? Молину было строго-настрого приказано никого не подпускать к замку. — Вы не поняли, Филипп. Я и не забирала его. Он взглянул на жену, недоумевая, и вдруг резко прижал пальцы к губам. — Этот чертов ларец так и лежал здесь все эти годы?! Анжелика не в силах сказать что–либо, просто несколько раз кивнула, продолжая смотреть мужу в лицо. Ей было жалко его, смешно и одновременно страшно. Что он сейчас с ней сделает? — Черт Вас возьми! Да Вы обвели меня вокруг пальца! Продать мне ларец, который и так был моим! Каково! — он в сердцах ударил рукой по стене. Маркиз был ошеломлен. Он стоял какое-то время, не двигаясь, затем поднял голову и посмотрел на нее. — А Вы смелый противник, мадам. Так уверенно блефовать… — и он медленно покачал головой. — Вы сердитесь? — Сержусь?! Да я должен был убить Вас! — и он снова ударил по стене. Впрочем, содеянного не изменишь, — пробормотал он, прислонившись к выступу. — У Вас на руках были козыри, Вы ими сыграли. Возможно, ее признание позволит им … — Филипп, Вы думаете, что только Ваша семья пострадала от проклятого ларца? Но знали бы Вы, что он сделал с моей жизнью! Шпионы интенданта искали его, один из них, слуга, приставленный к принцу, проник в мой новый дом, когда я вышла замуж, и, видимо, я как-то обмолвилась, а он подслушал… Из-за этой интриги я всё потеряла, абсолютно всё, Филипп! Даже свое имя… — она замолчала, но решившись одним взмахом положить конец всем недомолвкам в этой истории, глухим голосом спросила: — Вы знали, кем я была до того как мы встретились в Париже? — Молин сказал мне. — И Вы всё же женились на мне… — Он сказал уже после того, как Вы побывали в Версале. Я понял, что король узнал Вас. Узнал, но принял вновь, — и, помолчав, маркиз уточнил. — Мне нет смысла спрашивать, почему Вы не предупредили меня о Вашем прошлом? — Вы бы не подпустили меня ко Двору и на пушечный выстрел. — Действительно, не подпустил бы. Супруги погрузились в молчание, снова медленно двинувшись вдоль берега и думая каждый о своем. Неужели через несколько мгновений, они просто распрощаются, так многое сказав друг другу сегодня? Неужели эта ночная прогулка так просто оборвется? Маркиз остановился и резко повернулся к ней: — Предоставим мертвым хоронить своих мертвецов. Это лучшее, что мы можем сделать, мадам. Пусть отправляются в небытие. Анжелика посмотрела на мужа и кивнула. — Давайте больше никогда не говорить об этом. Он был прав, пора отпустить прошлое. Отправить его на дно памяти. И никогда не тревожить. Они подошли к маленькой мраморной пристани. Стояла теплая, летняя ночь. Она укутывала их мягким, бархатным покрывалом. Анжелика вспомнила, как точно так же, пятнадцать лет назад, на исходе лета, здесь в Плесси он вел ее за руку, чтобы представить своим друзьям. "Могла ли я подумать тогда, что стану его женой и хозяйкой белоснежного замка? - думала она, - "Да я мечтала об этом!". Пальцы непроизвольно сжали его локоть. Филипп спросил: — Хотите покататься? Анжелика почти робко улыбнулась ему, и оперлась на протянутую руку. Маркиз неспешно греб, направляя лодку к середине пруда. Лунный свет отражался в зеркальной глади, над водой разливалась звенящая тишина, лишь изредка нарушаемая кваканьем лягушек. Анжелике казалось, что Филипп должен слышать, как бьется ее сердце. Белоснежный Плесси сквозь легкую дымку казался им заколдованным замком Спящей красавицы, ожидающей поцелуя, что разбудит ее. Как таинственна и прекрасна ночь. Как похожа она на ту ночь в начале прошлого лета. Всего год назад, — думала Анжелика, — я готова была на этом месте распрощаться с жизнью, но как многое изменилось. Разве боялась она сейчас своего старшего кузена? Как давно они знают друг друга. Подумать только, ведь он мог поцеловать ее здесь, в этом сказочном месте, в пору их ранней юности. Не будь она такой гордой, не будь он столь заносчив. Жизнь разлучила их. И вот уже год как они женаты, но она так и не узнала вкус его поцелуев. Не странно ли это? Их взгляды встретились. Анжелика не могла ошибиться — на губах Филиппа играла улыбка. Кто знает, быть может, ее давней мечте о поцелуе под полной луной пришло время свершиться? Но неужели он не понимает, чего она хочет? Кто-то из нас наконец должен сделать первый шаг! Маркиз отпустил весла и, перегнувшись через борт, потянулся к распустившейся кувшинке. Филипп отвернулся всего на мгновение, отвлекшись на весло, запутавшееся в кувшинках. Анжелика бросилась как в омут с головой, — сейчас или никогда! — решила она и, поднявшись, шагнула к мужу. От резкого движения лодка качнулась, и, не удержавшись на ногах, Маркиза Ангелов стремглав полетела в черную зияющую тьму. Филипп обернулся на всплеск — но его Фея-лягушка исчезла, оставив на воде лишь круги. В ужасе он вскочил, пытаясь понять, куда она упала: — Анжелика! Анжелика! Медлить было нельзя, и маркиз кинулся в пруд наугад. Молодая женщина так испугалась, что даже не закричала, уйдя под воду. Тонкое платье мгновенно намокло, оплело и сковало ноги. За руки, шею цеплялись водоросли, ее тянуло на дно, в мутную, ледяную пучину. Она почти ничего не различала перед собой. Ей казалось, что кто-то зовет ее. — Я умираю, — в ужасе думала маркиза, — как страшно! Я не хочу! Она попыталась освободиться от пут и всплыть, ей почти удалось это, но в этот момент голова ударилась обо что-то твердое. — Это конец, — подумала Маркиза Ангелов, теряя сознание. Мир возвратился к ней внезапно со звоном пощечины, щеку обожгло, еще, и еще раз. Анжелика раскрыла глаза. Искаженное лицо Филиппа было совсем рядом. — Дура! Куда тебя понесло?! Чуть не утопла! — он яростно тряхнул ее за плечи. Вид у него был плачевный: одежда промокла насквозь, парик исчез, короткие мокрые пряди прилипли ко лбу. Всё еще тяжело дыша, маркиз отстранился и встал. — Я … я не хотела. — Анжелика полулежала на пристани, откуда совсем недавно отплывала их лодка любви. Горло ее горело. Перед глазами вспыхивали искры. Тело было словно спеленато мокрым платьем. Ее била дрожь. Но она была жива! Молодая женщина откашлялась и, попыталась подняться. Плечи накрыло мягкое покрывало — только сейчас она увидела камердинера мужа. Обретя дар речи, Ла-Виолетт привычно затараторил: — Слава Господу нашему, все живы остались! Как увидел из окна, что лодка перевернулась, душа в пятки! Ноги нейдут! Еле смог добежать, встретить. Батюшка Ваш, покойный, недаром плавать-то Вас выучили — как это Вы мадам до берега одни дотянули?! Маркиз какое-то время слушал его, словно не понимая слов, но вдруг резко оборвал: — Умолкни! Пригонишь лодку назад, и ко мне быстро. Понял? — Сию секунду, господин маркиз. Помочь Вам с мадам маркизой? — Нет. — С силой подняв Анжелику на ноги, Филипп грубо спросил, — Идти можете? Она кивнула, но ноги ее не слушались. Маркиз выругался, подхватил жену как куклу и понес в замок. Анжелика пришла в себя уже спальне, она лежала на спине, на кровати, и Филипп срывал с нее мокрое платье. С волос на шею и плечи струйками сбегала вода. Молодая женщина дрожала о холода, чувствуя себя слабой и беспомощной от пережитого. Где он? Почему он оставил ее одну? Ей хотелось позвать мужа, но голос пропал. Внезапно она снова оказалась в его руках. Он впивался настойчивыми губами в ее шею, плечи и грудь, крепко сжимая ее в объятиях, а у нее даже не было сил сопротивляться. Да и к чему? Всё потеряло смысл. Как и во время их памятной схватки на сене, маршал ринулся в атаку, позабыв об осторожности. Солдат, не знающий слов любви, не желающий постигать страну нежности и ласки. Вот кем он был. Что же делать, если этот мужчина хотел быть жестоким? Но в тоже время в его сильных, горячих руках Анжелика чувствовала себя до странности живой. Не зная как остановить этот натиск, она непроизвольно уперлась ладонью в его плечо. — Филипп! Пожалуйста! — Он, казалось, понял ее, и, сумев укоротить себя, стал двигаться медленнее и мягче. В последний миг он неистово прижал ее к себе, и в следующую секунду она оказалась свободной. Филипп отстранился. — Я сделал Вам больно? — В темноте его голос звучал словно издалека. — Нет. Почему? … Почему Вы спрашиваете? Разве Вы этого хотели? Не отвечая, он спрыгнул с кровати и подобрал простыню. Анжелика почти овладела собой. Ей не хотелось его отпускать. — А знаете, Филипп, что я видела в этой комнате в ту ночь, когда украла ларец? — проворковала она, и поскольку он не ответил, продолжила. — Принц Конде обладал на этой самой кровати герцогиней де Бофор. Они были прекрасны как боги на Олимпе. Он пропустил мимо ушей волнующие воспоминания жены, и вместо этого посоветовал: — В следующий раз, мадам, когда вздумаете нырять ночью в пруд, убедитесь, что я это вижу. — А ведь было время, Филипп, когда Вы сами хотели отправить меня на его дно. — Вздор! Я не собирался Вас топить. Хотел лишь сбить спесь с дерзкой, наглой, завравшейся гордячки. — И Вы все еще находите меня дерзкой гордячкой? — Я нахожу Вас насквозь промокшей дурочкой. И если Вы не приведете себя в порядок, то заболеете. И он вышел прочь. Молодая женщина еще какое-то время неподвижно лежала на кровати, прежде чем позвать служанок. До чего доводят нас наши детские мечты! Чуть позже, кутаясь в сухие покрывала, и допивая теплое, пряное вино, Анжелика думала о том, что ей остается только принять Филиппа таким, каков он есть — смелым и жестким, злым и насмешливым, то сдержанно-холодным, то неистовым, с его непостижимым, одиноким и печальным сердцем — таким, каким она полюбила его еще в Монтелу.