The Libertines: from A to Z

Kentish Town Пит никогда особо не любил август — в августе все обещания лета обычно оказывались неправдой и становилось понятно, что лето не принесло в жизнь никаких изменений. Но в этом августе все было по-другому. В этом августе, в августе две тысячи четырнадцатого года, Пит опять верит в то, что все еще будет хорошо, что вот-вот, стоит ему только чуть-чуть напрячься, все действительно изменится. Карл сидит напротив и разглядывает свою гитару, Гэри задумчиво смотрит в окно, отбивая ногой какой-то непонятный ритм, Джон курит и пускает дымные колечки. Пит пытается унять свое волнение — сколько лет они уже не стояли на сцене вместе? Он очень боится, что что-то пойдет не так, и от этих мыслей ему одновременно становится смешно и грустно. Раньше он никогда не волновался, он просто выходил на сцену и выливал свою душу на головы фанатов, стоящих в первых рядах, ни о чем не думая. Этого всегда было достаточно. Пит полностью занят своими мыслями, он еще раз повторяет в голове аккорды каждой песни из сетлиста и запинается на «mind instructions». Раньше он всегда был уверен в том, что слова в нужный момент просто выльются из него. Но теперь все было по-другому. Теперь все должно было получиться, просто обязано было получиться. Потому что он не знает, что делать в том случае, если он опять все испортит. Libertine Карл совершенно не помнит, кому принадлежала идея татуировки, но почти уверен, что идея была его. Зато он отлично помнит то время в Нью-Йорке, когда ему казалось, что все еще можно повернуть назад, что все еще будет хорошо, что у них все получится, что все будет как раньше. На самом деле он и тогда знал, что, по своему обыкновению, обманывал сам себя. Девять букв никак не могли изменить их жизнь, куда их не напиши, но ему так хотелось, чтобы все получилось, и он готов был отчаянно ухватиться за любую соломинку. Ему было все равно, что татуировки им сделали не одновременно, да даже не в одном и том же месте — Пит в тот день как обычно куда-то исчез в поисках чего-нибудь покрепче, и Карл пошел в салон в гордом одиночестве. Но все-таки они у них были, и это было главным. — Я никогда не перестану быть либертином, у меня же эта татуировка на плече, — отвечает Карл на давно надоевший вопрос и улыбается. Он необыкновенно рад, что научился улыбаться в ответ на этот вопрос. Music When The Lights Go Out Пит не умеет любить — он умеет говорить красивые слова, писать душераздирающие стихи, но не умеет любить по-настоящему. В отличие от его записных книжек, в реальной жизни у него все получается неловко, неумело и по-детски, несмотря на то, что ему уже почти двадцать. Так же, как раньше он дергал понравившихся ему девочек за косички, теперь он пытается привлечь внимание Карла всеми возможными способами. Ему просто необходимо его внимание — двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю — и он постоянно борется за него изо всех сил. Карл будто понимает это и совсем не обижается на эти детские шалости. Карл вообще редко обижается, и ценит Пита больше, чем он того заслуживает. Пит знает это. Он догадывается, что когда-нибудь все изменится, когда-нибудь все будет по-другому, но не сейчас, не в этой маленькой комнате. Сейчас он просто лежит в темноте рядом со спящим Карлом и смотрит в темноту. — Знаешь, я очень тебя люблю, — шепчет он, засыпая. I quite love you NME Карл ненавидит интервью. Он никогда не знает, что сказать, ему всегда стыдно за то, что говорит Пит, и он злится каждый раз, когда журналисты начинают задавать слишком личные вопросы, а он, вместо того чтобы уверенно их отшить, начинает краснеть и что-то отвечать. Он знает, что они совершенно не умеют разговаривать с прессой, что они слишком глупо себя ведут. Они рассказывают слишком много личного, слишком много врут, слишком мало думают. Но он также знает, что он хотел всего этого — его лицо на обложке, его голос по радио, его песни в чартах... За все нужно платить, и он опять отвечает невпопад, пытаясь остановить непредсказуемые тирады Пита до того, как тот скажет что-то лишнее. У него плохо получается, да что там, у него совсем не получается. Через несколько дней ему опять придется краснеть, увидев их не самую удачную фотографию, подписанную не самым удачным выражением Пита, на стенде газетного киоска. Неужели они именно этого хотели? Неужели они именно к этому стремились? Чертовы журналисты. Old Vic Карл не сразу понимает, что происходит, когда на шикарном банкете, на котором он работает официантом, вдруг из ниоткуда появляется Питер. Питер что-то кричит и бурно жестикулирует. Карл думает, что давно не видел его таким расстроенным, обиженным и обескураженным. — Что ты здесь делаешь здесь? — выкрикивает он на весь зал, чуть не плача. — Неужели ты не видишь, что все эти люди вокруг — идиоты? Ведь мы должны писать песни! Ведь мы должны делать музыку! Карлу кажется, что несколько дюжин голов вокруг повернулись и с ожиданием смотрят на них, нет, даже на него, на него одного. Он чувствует, как земля уходит из-под ног, как поднос на его руке опасно клонится на одну сторону. В его голове смешиваются тысячи мыслей, и он совершенно не знает, что делать. Но он знает, что Питер прав.