***
Брат и сестра возвратились домой под сумерки. Солнце дарило прощальные лучи городу, отдавая власть темноте. В это время и начинался О-бон — во время, когда загорались первые бумажные фонарики… Пока мать возилась с последними приготовлениями пищи, Ханако сидела у входа в дом, аккуратно вкладывая в середину фонарика свечу в низком подсвечнике. Круглый фонарь из бумаги засветился приятным желто-оранжевым светом. Девочка поставила его около порога, а затем бегло осмотрела улицу. Каждый дом уже поставил или подвесил торо нагаси у входа. До чего же красивое зрелище: совсем блеклые огоньки, а так мощно рассекают густую темноту. Хана-тян вернулась в дом, она поднялась на второй этаж, где в трех небольших комнатах жила их скромная семья. Две комнаты были обустроены под спальни, а третья являлась и местом для приема пищи, и местом для ее приготовления. Хозяйка дома как раз приготовила ужин, поэтому все сели за стол. Блюда были не самыми роскошными: суп, редька, немного фруктов и рыба. Язычки пламени от свечи в фонарике, что освещал комнату, причудливо прыгали, с внутреннего двора доносился цокот цикад. Затем эти звуки нарушила Ханако: — Сегодня праздник ведь только начинается, верно? — Да, впереди еще два дня, — ответила мать, остужая зажатый в палочках для еды кусочек рыбьего мяса. — То есть папа может прийти завтра или послезавтра? — Ханако все бредила мечтой увидеть своего отца. Повисла пауза. Ни Такуми, ни мать не ответили на поставленный вопрос. Они обменялись многозначительными взглядами, а затем юноша сказал: — Все в его руках. Он может прийти, а может и не прийти. Тебе же, Хана-тян, как и нам, остается лишь ждать и молить Ками о том, чтобы он посетил нас. — Самураи не бросают своих родных! Даже из-за службы! — крикнула девочка в слезах. — Вы все время говорите, что надо молиться и ждать, а мне надоело, надоело только смотреть на одну его катану, а не на него самого. Старшие промолчали. Весь остаток ужина прошел в молчании. Каждый погрузился в свои мысли, не намереваясь нарушать воцарившуюся тишину. Лишь Ханако обиженно сопела, глядя на тарелку с едой. Затем мать отошла подогреть чай. Даже купленные к нему данго не смогли смягчить напряженную обстановку. — Аригато годзаимасу(3), — тихо сказал Такуми. Он первым покинул комнату. Следом за ним в свою спальню ушла Ханако. Мать ее осталась убирать со стола и сносить посуду во внутренний дворик, где мыла ее в деревянном ведерке с водой. Повозившись еще по хозяйству, проверив, не затухает ли фонарь у входа, женщина направилась в спальную комнату. День выдался сложный, да еще и ссора на такой почве. «Хана-тян, вырастай поскорее, как же я хочу избавиться от этой ноши и рассказать тебе правду», — со слезами на глазах думала хозяйка. Она бесшумно зашла в комнату, где мирно спала ее дочка, обнимая катану — единственную память об отце. Знала бы только она, какая история у этого меча… А впереди было еще два дня великого летнего праздника О-бон. Глоссарий: 1. Обон(О-бон) (яп. お盆?) или Бон (яп. 盆?) — японский трехдневный праздник поминовения усопших. Согласно традиции считается, что в это время года души усопших возвращаются к живым и посещают своих родных. 2.Данго (яп. 団子) или оданго (яп. お団子) — японские шарики моти на палочке, обычно подаваемые с соусом. 3. Аригато годзаимасу – яп. Большое спасибо.Часть 1
18 апреля 2013 г. в 18:17
Чуть резковатый запах краски щекотал нос, но за долгое время к нему можно привыкнуть. Он едва ли не такой же родной, как морской воздух Осаки или домашний аромат мисо-супа.
Девочка пододвинулась чуть ближе к матери, которая аккуратными мазками наносила краску на амулеты. Она любила наблюдать за процессом создания украшений, оберегов или игрушек. Мать делала это так искусно и легко, как не делал ни один из ремесленников. Во всяком случае, из тех, которых знала Ханако, а за свои неполные девять лет она мало успела повидать кустарей.
С улицы доносились самые разные крики, топот копыт, кто-то с кем-то ругался, некоторые просто бежали по своим делам. День был в самом разгаре, как и приготовления к празднику О-бон(1).
— Мама, а для чего эти обереги? — любопытство снедало юную Ханако.
— Для священного празднования. Они должны защитить своих хозяев от злых духов и скверны, — голос у женщины был очень мягкий, он всегда действовал успокаивающе на людей. Жаль, что она уже давно не поет. Ханако помнила, что мать пела ей, когда она не могла уснуть в младенчестве. Но многое с тех пор изменилось, сейчас песни звучат лишь обрывками фраз в голове девочки.
— Мне говорили, что в О-бон в большинство семей приходят давние родственники. Это правда?
— Да, многие приходят в этот мир на протяжении праздника, — женщина отложила кисточку, а сам амулет в форме полумесяца положила на стол, чтобы тот обсох.
— Скажи, а папа придет? — в карих глазах девочки мелькает проблеск надежды.
— В этот праздник – должен, — японка уголками губ улыбается и треплет девчушку по голове. — А теперь сходи к брату в порт, спроси, будет ли он на праздник дома или предпочтет справлять его в открытом море. Мы уже который год подряд не отмечаем. Боги могут разгневаться на нашу семью.
— Тогда мне надо поторопиться.
Ханако поднялась с циновки и пошла к выходу из дома. Первый этаж совмещал в себе мастерскую и небольшой магазинчик. Было достаточно тесно, стояли различные коробки с изделиями, чуть поодаль стройными рядами стояли баночки с красками, а на них лежали кисточки, был даже набор для каллиграфии, что было редкостью для простой семьи. Обув потрепанные сандалии, девочка поклонилась у выхода и вышла на улицу. Путь предстоял не из близких, так как их дом находился едва ли не на самой окраине города, от которой до порта можно было идти долго, если движение на улицах оживленное. Однако Хана-тян любила гулять по городу, ведь можно было увидеть много нового и интересного.
Шагая по пыльной улице, она восторженно глядела, как мастерицы около своих лавок делают фонарики, как торговец сладостями продает толпе подбежавших ребятишек свой товар. Ханако тоже не отказалась бы от чего-нибудь вкусного, сладенького, да вот только денег на это никогда не было, поэтому оставалось лишь наблюдать, как в чайных домиках подается ароматный напиток вместе с данго(2) или как на улице торгуют восхитительными жареными угрями.
Постепенно Ханако приближалась к центру города, и тогда она вновь увидела жемчужину этого места — Осакский замок. Подойти к нему близко означало для простолюдина огромные неприятности, а иногда и смерть. Да и подступиться к нему было не так просто: окруженный рвом, из которого росли высокие и мощные каменные стены, земляным валом, замок делался неприступным. Изящная центральная башня, рассекающая небо, была выстроена в сине-белых тонах, тем самым добавляя замку легкости и света.
Ханако нравилось любоваться этим замком, она часто повторяла, что если бы умела рисовать, то обязательно запечатлела бы крепость со всех сторон. Он мог рассказать гораздо больше некоторых хроник или историков. Жаль только, что у Ханако не было никакой возможности окунуться в мир увлекательной истории родной страны. Да не только у нее не было возможности. Множество японцев знало историю исковерканной, они познавали ее через легенды, сказания, пересказы, а это те источники, доверять которым не стоит.
Чем дальше Хана-тян шла, тем отчетливее улавливала в воздухе запах соли и рыбы — она приближалась к порту. Это был словно город в городе. В мире кораблей и моря были свои законы, свои правила поведения, и если им не следовать, то можно хорошенько поплатиться за это.
Девочка проворно пробиралась между грузчиками, куда-то торопящимися мужчинами, пьяно шатающимися моряками. В японских портах, в отличие от портов других стран, всегда звучал только японский язык. Иностранцы просто не приплывали на эти острова.
Ханако вышла на причал, где стояло судно ее брата. Лазурные воды бухты едва колыхались, заставляя корабли раскачиваться с ними в такт. Юная японка подошла ближе к судну, около которого возились порядком уставшие моряки. На деревянном ящике сидел молодой человек, распутывающий сети для ловли рыбы. Он был весьма стройным, лицо, руки, ноги имели неровный и сильный загар, карие глаза поблескивали. Одежда была далеко не самой чистой, а также порядком износилась, цвета выгорели, ткань протерлась, но несмотря на внешнюю бедность и скромность, от этого человека всегда веяло оптимизмом и уверенностью в своих силах, рядом с ним настроение сразу поднималось, загоралось желание славно поработать.
— Такуми-кун! — девочка широко улыбнулась и побежала к брату. — Братик, тебе еще не надоело тут торчать?
— Что ты тут забыла? — спросил он, поднимая голову и откладывая сеть. — Опять сама шатаешься по городу? Это очень опасно!
— Мне можно! Я уже взрослая! — девочка обиженно поджала губы. — Меня вообще мама сюда отправила.
— Что она хотела передать? — голос молодого человека изменился, он словно и забыл, что только что попрекал сестрицу.
— Хотела спросить, будешь ли ты дома на время праздника. Нам не удается его отметить уже который год из-за того, что вся семья не собирается.
Такуми тяжело выдохнул, думая, как же отпроситься у капитана на время О-бон.
— Ладно. Подожди минутку, я схожу уточнить, могу ли уйти. Если да, то мы вместе пойдем домой, — Такуми направился по небольшому мостику на палубу рыбацкого судна, а Ханако осталась ждать его, надеясь всем сердцем, что хоть в этом году вся семья соберется вместе за одним столом. «Главное, чтобы папа пришел. Самураи ведь не бросают свои семьи», — думала девочка.
Через некоторое время вернулся старший брат Ханако. Ему дали разрешение побыть несколько дней дома, пока не закончится О-бон. У большинства моряков нет семьи, поэтому они не прекращают работу во время подобных празднований — им просто не к кому возвращаться.