3. Вернуть всё. Начать сначала.

      Жизнь так жестока. Тут выживает сильнейший, как говориться: «Или ты, или тебя». Здесь нет места чувствам. Чувства — это большая роскошь. Роскошь, которая в большинстве случаев приносит только страдания. Короткое лето, после которого наступает вечная мерзлота. То же самое в этот момент происходило с Соней. Она впервые за столько лет снова влюбилась. Ценила каждую минуту, каждую секунду, проведенную с любимым. Каждое проявление внимания — поцелуи, объятья… Что-то постоянно их останавливало. Каждый поцелуй всё больше отдалял их друг от друга, но с каждым поцелуем токи всё возрастали между ними, всё сложнее было остановиться, сложнее и сложнее скрывать истинные чувства. Их пронизывали разряды тока только от одного прикосновения. В конце концов, они уже не могли сдерживаться.       За окном лил дождь, он был настолько сильным, что дороги Москвы залило водой и, они превратились в реки. Жители города оказались заложниками стихии, никто не мог добраться домой. Так и обитатели нашего дома в этот день разъехались, чтобы навестить свои настоящие семьи, тоже не смогли вернуться. В доме оставались лишь Тамара, Валя, Алиса, Соня и Джон. Все уже мирно спали в своих комнатах, только Соня глаз не могла сомкнуть, сидела в гостиной, думала о жизни. Сверкнула молния, прогремел гром, Соня вздрогнула, её пробил озноб. Стало страшно, захотелось спрятаться за чьи-нибудь сильные плечи.       Джон мирно спал в своей кровати, когда кто-то вошел в комнату. Снова прогремел гром, сверкнула молния, Джон очнулся. В дверях он увидел Соню. Она вся дрожала. — Соня, что с тобой? Ты вся дрожишь. — Это у меня с детства. Я боюсь молнии. Однажды, когда я купалась в реке, молния чуть не ударила в меня. Со мной чудом ничего не случилось, с тех пор я боюсь. И… поэтому пришла, думала, ты не спишь. Я разбудила тебя? — Нет, что ты Соня! Сядь рядом!       Присела, сложив дрожащие руки на коленях. Джон взял их в свои, поцеловал. — С тобой ничего не случится, я рядом. Теперь тебе нечего бояться… — Можно я останусь, Джон? Я не усну там одна, — Соня с мольбой посмотрела ему в глаза. — О чем ты говоришь, оставайся.       Соня легла рядом, положила голову Джону на плечо. Он, убаюкивая, гладил её по волосам. Вскоре они уснули.       А за окном продолжал лить дождь, сверкали молнии, громыхнуло. Соня проснулась, её снова пробил озноб, она села на кровати. Проснулся Джон: — Снова испугалась? — Соня в ответ лишь кивнула. — Глупышка, я же рядом, чего ты боишься? — Джон обнял Соню, она продолжала дрожать. — Я здесь, я с тобой, — он целовал ее волосы, … затем шею, … губы. Она отвечала на его поцелуи. Они были в этом мире одни, ничего не видели, не слышали, не ощущали, только он и она, и музыка, играющая в их сердцах… Никогда не мог и представить, Что способен на такие чувства. Это словно ты в первый раз увидел небо. Я хотел бы раствориться в твоём поцелуе. С каждым днём я люблю тебя всё сильнее. Прислушайся — слышишь, как поёт моё сердце? Оно приказывает мне отдать тебе всё, что у меня есть. Весна сменит зиму, осень — лето, А я буду любить тебя до скончания веков. Будь что будет. Будь что будет. Я буду любить тебя до самой смерти. Мир вдруг стал таким прекрасным, Всё вокруг вдруг наполнилось любовью. Моя жизнь вдруг обрела смысл, Весь этот мир теперь вращается лишь вокруг тебя. Все горы мне по плечо, все реки — по колено. Только спой эту песню, и я примчусь к тебе. Тучи могут сгущаться, звезды могут падать с небес. А я буду любить тебя (любить тебя) до скончания веков (скончания веков). Будь что будет. Будь что будет. Я буду любить тебя до самой смерти. О, будь что будет, Будь что будет. Я буду любить тебя до самой смерти. Мир вокруг вдруг стал таким прекрасным. Будь что будет. Будь что будет. Я буду любить тебя до самой смерти.       Соня открыла глаза и посмотрела в иллюминатор, бесконечные облака и песня из Moulin Rouge — Come What May, играющая в наушниках. Так явственно вспомнился этот день, эта ночь… Повернула голову, на соседнем кресле спал Гена. Вновь закрыла глаза, а, открыв, увидела его, Джона. Иллюзия. Он смотрел на нее с такой любовью. В голове вихрем пронеслось: «Он вернулся, он простил меня». Не могла сдержаться, страстно поцеловала его… и тут, услышала голос Гены: — Какая страсть, Соня, ты давно так меня не целовала, аккуратней, я все-таки не железный, — игриво подмигнул. — А мы в самолете…       Мгновенно отпрянула от него, отвернулась к иллюминатору. — Что случилось, Сонь? — удивленно. — Ничего, Гена, просто грустно. Мы уже не вернемся в Россию, — повернулась к нему. — Я буду скучать, — из глаз потекли слезы, ведь, прежде всего она думала, что больше не увидит Джона, Гена обнял ее: — Успокойся. Я тебе никогда не оставлю.       Соня вжалась в него, ища защиты, участия, так как сейчас в памяти всплыл день правды, день, который ей никогда не забыть. День, когда ОН ушел навсегда. Но, в отличие от Карлсона, не обещал вернуться. ОН ушел…       Джон больше не вернется. НИКОГДА НЕ ВЕРНЕТСЯ. Его слова резали слух. Они были такими сухими. Всего несколько фраз делового человека. В этот момент в нём как никогда читался истинный американский сноб. Холодный разум. Как он смог так измениться, лишь миг. Эта сухость, как хруст пенопласта. Хотелось заткнуть уши, не слышать его слов. — Все кончено. С меня хватит, я больше не участвую в этом фарсе. Хорошенько потоптались по моей жизни, не правда ли, — прожигал Соню взглядом. — Смешно Вам было или денежно? — издевался. — На что вы ещё готовы пойти за этот бренный металл? Я мог бы засудить вас всех или линчевать…, — провел рукой у горла, — но не сделаю этого. Знаете почему? — усмехнулся. — Не смотря на то, что все это было ложью, вы подарили мне мгновения счастья, любви, хоть и фальшивой. Смешно звучит, правда: Фальшивая любовь, — продолжал прожигать Соню своим колким взглядом, готовым разорвать в клочья. — Надеюсь, не разочаровал с оплатой, — это была пощечина в её сторону. — Я уезжаю. Мы больше не увидимся. Всем спасибо, все свободны. Игра окончена. Занавес!       Соня еле сдерживала слезы. В горле стоял ком, она не могла и слова вымолвить. Этот взгляд, он убил в ней последнюю надежду. Соне хотелось поговорить с Джоном, хотя бы в последний раз, объясниться, но, боясь расплакаться, не сделала этого. Сказала себе: «Сейчас успокоюсь. Слезы высохнут, и, я поговорю с ним. Я должна объяснить. Как больно…»       Джон поднялся к себе. Каких трудов ему стоило сыграть эту холодную неприступность. Как ЕЁ было жалко. Вроде бы правильно расставил приоритеты. Соня — предательница, лгунья, а поскольку он ненавидит лож, должен ненавидеть и её. Но у него не получалось. Прагматичный американец в нём говорил: «Ты всё правильно делаешь. Она тебя предала, ты и так великодушно поступил, не подал в суд, не вызвал милицию. Джон, думай о бизнесе, о будущих проектах. Забудь ты, наконец, об этом фарсе, пора возвращаться к прежней жизни». А русская душа страдала, она была ранена, но еще жила и шептала ему: «Ты любишь ее. Тебе не удастся её забыть. Соня — твоя судьба. Прости её, ведь ты так великодушен. Соня любит тебя, ты же чувствуешь, в этом не было фальши». Джон не знал, что делать. Два таких явных противоречия. Мысли вертелись в голове с такой скоростью, что казалось, она сейчас взорвется, Джон обхватил ее руками. Лишь одно он знал и ждал этого: «Она должна прийти ко мне, сама прийти ко мне». Но его желание не хотело исполняться, как по мановению волшебной палочки и, Джон неторопливо начал собирать свои вещи.       Соня плакала, закрывшись в кабинете. В замке повернулся ключ, но она ничего не замечала. Вошел Гена, закрыл дверь изнутри. Пару секунд стоял в дверях, смотрел, как Соня, сидя в кресле и поджав под себя ноги, тихо всхлипывает. Подошел к ней, сел рядом на пуф, взял ее руки в свои. — Сонь. Всё будет хорошо. Не плачь. Афера удалась. Мы раскрыты, но не пойманы. Конечно, пришлось вернуть некоторую сумму Джону, но в убытке мы не остались, заработали то, что планировали. Он даже об этом не подозревает, … ведь подрядная организация принадлежит моему другу. Все остались в плюсе. Ты же знаешь. Мы можем уехать, как мечтали: Таиланд, а может, лучше махнем на Бали. Сыграем свадьбу на пляже, ты родишь мне сына…       Соня посмотрела на Гену, смахнула слезинки всё ещё катившиеся из её глаз, проснулась решимость. Мгновенно встала и направилась к двери, дернула за ручку. — Открой дверь, Гена, мне нужно. Это очень важно… мне нужно успеть объясниться с… — замолчала. — С кем? С Джоном? Что ты ему объяснишь. Он и слушать не будет. Гена схватил её и прижал к себе так, что она не могла вырваться. — Гена, пусти. Он сейчас уедет. Мне нужно…       Гена повернул ее к себе лицом, и еще сильнее зажав в объятьях, что она даже пошелохнуться не могла, начал целовать. — Гена отпусти, пожалуйста, — вырывалась Соня. — Это уже не смешно, — била его кулачками в грудь. — Мне очень нужно объясниться с Джоном. Гена, не надо. Ну, что ты делаешь, Гена… Ты снова пользуешься ситуацией. — Я только хотел успокоить, — Гена отстранился, продолжая держать её за талию. — Ты слишком много сегодня плакала. У тебя может быть обезвоживание. Сока? — проявил заботу.       Кивнула в знак согласия. Подошел к подносу с напитками, налил чуть больше, чем пол стакана приправив снотворным порошком. Легкое шипение в стакане, обернулся. Соня пребывала в ступоре и ничего не замечала вокруг. Вздохнул с облегчением: «Всё идёт по плану!» — Выпей, Сонечка. Обезвоживание — это не шутки.       Соня и сама это ощущала, во рту была такая сухость. Она взяла стакан и выпила всё до капли. Гена предусмотрительно приобнял её сзади. Мгновение и перед глазами пелена, Соня погрузилась в приятную дрёму, пришло забытье. В этот момент в кабинет зашел Толик. — Ну что, всё готово? — Да. — Теперь Соня уж точно ничего не скажет этому американцу, — съехидничал Толик. — Я б, — сжал кулаки Гена, — морду набил этому ловеласу, запудрил ей мозги. До слез довел… — Нет, тут тоньше нужно действовать. По моему плану. Приступим…, ты делаешь свою часть, а я свою, — ставил нерадивого на путь истинный Толя. — Хорошо, через 5-10 минут жду.        Толя вышел из кабинета и направился прямиком в комнату Джона. Легкий, но настойчивый стук в дверь. Знал бы он, как бешено стучало сердце в груди Джона в этот момент. — Входите…, — нетерпеливо. — Джон, можно? — Анатолий? — сердце ухнуло вниз. — Ты что-то хотел? — Хотел поговорить с тобой, — замялся. — Ну не могу я так расставаться с человеком. Мне это очень важно, — играл отменно. — Присаживайся. — Нет, Джон, лучше пойдем вниз, выпьем по рюмочке чего-нибудь горячительного. Мне кажется, тебе не помешает. — Ты прав, — поднялся. — Мне точно сейчас не помешает рюмочка коньяка. Идем в кабинет. Толя в этот момент ликовал.        «Сцена» в кабинете уже была готова и ожидала своего зрителя, дабы окончательно отбить охоту у американца думать о Соне, вспоминать хоть на миг. Джон входит в кабинет и застывает в дверях. Будто пелена перед глазами. Не верит. Соня лежит на диване без кофточки, Гена покрывает её шею и декольте страстными поцелуями. «Я сплю?!» - проносилось в голове Джона. – «Сцена из дешёвого кино». Руки сжались в кулаки, а в голове проносилось: «Нет, этого не может быть. Нет, нет, нет,… Она не могла так. Что же во всем этом кажется мне странным, что?» Стоящий позади Толик начал извиняться. - Джон прости, я…не знал. Ты… - Не надо, - жестом остановил его Джон, - вполне логично. Все в порядке, Толя. Я не держу на тебя зла, если ты об этом хотел поговорить. Мне пора, давно пора в аэропорт… Я и так слишком задержался, - и, буквально вылетел из кабинета.       Джон вернулся в "свою" комнату. Странно, он даже не злился, лишь чувствовал себя подстреленным зверем. Его ранили в самое сердце. Теперь он понял, почему Гена всегда так пекся по поводу его интереса к Соне. «Они любовники, давно любовники. Она не любит меня, не любит, - стучало у него в голове. - Надо как можно быстрее уезжать отсюда». С этими мыслями Джон подхватил чемодан и, никем незамеченный, ушел из дома.