Поворот не туда

Я начал день с пустого чая. Приготовить пустой чай несложно: сначала налейте горячей воды, затем ничего не добавляйте. Энди Вейер. Марсианин Самым первым по зову природы поднялся Артём. Завершив дела, он решил посмотреть, что нафотографировал. Результаты не радовали. Изображения были плоскими, скучными, со смазанными красками. Серыми и никакими. Волшебный, полный жизни луг на экране фотоаппарата смотрелся обычным зелёным полем. А величественный кедр — дряхлым и куцым, с порезанной зелёной кроной. Он долго рассматривал снимки и задавался вопросом — как так все можно было попортить? И не находил ответа. Было обидно за искалеченные изображения. Таким его и застал Леонид. Он взял фотоаппарат, просмотрел кадры. Сказал, что кое-что можно спасти фотошопом, и подытожил это тем, что чрезвычайно сложно добиться приличного результата на автонастройках. А главное — композиция и ракурс. Каждый элемент снимка должен нести смысловую нагрузку. Без нее картинка мертва, она может быть очень красива, но совершенно не интересна, и забудется через пять минут. В конце своей мини-лекции Лёня пообещал дать свою камеру и объяснить подробнее про настройки. Также он огорошил Тему просьбой развести огонь. Он смешно пыхтел, пока собирал колодец и разваливал его, извел море спичек, подпалил пальцы и волосы, но всё-таки развел его. Аккурат к готовности завтрака из палаток вылезли остальные двое. По хитрым лицам можно было предположить, что они уже некоторое время не спят, но и вставать не спешат, чтобы не быть запряженными по хозяйству. — Все помнят, что наше Озеро — самый большой резервуар чистой пресной воды в мире? — Внезапно поинтересовался Максим. — Ну да. — Ответил за всех Денис. — Так вот, однажды я сопровождал в небольшой прогулке на него интуриста. Шел он с немаленьким рюкзаком, хотя маршрут на несколько часов. Ну мало ли, что надо буржую для нормальной жизни. Я думал, здоровенный фотоаппарат, какая-нибудь куртка. Но нет. — от избытка чувств рассказчик закатил глаза. — Когда мы встали на обед, этот индивид достал две пятилитровые бутылки воды и говорит: «кушать готовить будем». А бутылки так и называются «Озеро». Я на него смотрю, на баклаги, на Озеро, и думаю: сказать-не сказать. И сказал. — И что твой подопечный? — А ничего, сказал, что у нас странные привычки. Нельзя воду пить из открытых источников, зараза может прицепиться. Все скопом посмотрели на водопад и пожали плечами, пора выходить. Тропа все забиралась круче и была каменистой. Среди камней, как могла, цеплялась за жизнь трава и журчали ручейки. Вдалеке от тропы невозмутимо паслись коровы. Воображение Артёма пасовало в попытках представить, как они сюда забрались. Все чаще мелькали бурундуки и полёвки. Тёма пытался их ловить на камеру, но получалось паршиво. Лёня объяснил это тем, что животные не любят лишней суеты, и на них надо делать засады. Устраивать лежанку, выбирать точку обзора и ждать часами. Случайно словить кадр — большое искусство и удача. И пообещал, что на дневке они обязательно устроят такую засаду. Шли уже долго, пейзаж не сильно менялся, и это неожиданно было невероятно утомительно. Эдакая иллюзия того, что шагаешь на месте. К обеду вышли к реке. Она не была ни широкой, ни глубокой, но быстрой и холодной. Макс перешёл вброд первым, за ним, обмирая от страха, Артём, а после — Денис и Лёня. Обед было решено сократить до чая с орехами и курагой, и идти дальше, чтобы наверстать упущенное накануне время. Тёме замена обеда показалась не вполне правомерной, и ему отсыпали горсть орехов с пожеланием есть на ходу. Шли они теперь по пейзажу из экранизаций Хаяо Миядзаки. Артёму казалось, что вот сейчас он услышит, как Хаул произнесет «я просто хотел, чтобы цветам было удобно». Водяные каналы и окна среди травы и цветов, и скалы, то и дело нарушающие этот сотворенный небесами квартет. Казалось, что они видят беспечное небо наверху и отражение неба внизу. Словно ты находишься на оглушительной высоте, небо со всех сторон, и от падения тебя отделяет тонкий травяной покров. Совершенно немыслимая магия, круче волшебных палочек и перстней. Тёма, словно Алиса, провалился в сказку. Чаепития у него тут — каждый день одно безумнее другого. Белый кролик — это Макс, который вновь умчал куда-то далеко вперёд. Чеширский кот, пожалуй, Леонид, улыбается, даёт подсказки и появляется вовремя. А Денис, пожалуй, гусеница, если бы курил — сходство было бы полное. Артём снова посмотрел на вершины и моргнул. За скалу совершенно точно зацепилось облако, и оно было значительно ближе, чем он привык. Пышное, как взбитые сливки, наверняка самодовольное. Оно грациозно как кот возлежало на вершине. Казалось, у него нет дел, кроме того, чтобы лежать и греть свои сахарные бока на солнышке. Это было как откровение: если он заберется на один из здешних пиков — он сможет погладить облако. Да, он будет мокрым и холодным, но сам факт. Как много людей может похвастаться, что гладили облака? Да по сравнению с населением планеты — ничтожно мало. Привал на ночь был объявлен засветло. То есть совсем засветло — на завтра было решено брать перевал. А сегодня, раз так вышло, остаток времени провести как дневку. Побриться, простираться, привести себя в порядок. Лагерь стоял в естественном амфитеатре из камня. Место для палаток нашлось не сразу — вокруг повсюду били ключи, и даже было озеро, оставшееся после ледника. Дров не было. Готовить снова предстояло на газу. Вечером, когда стемнело, Артём по достоинству оценил флиску и термобелье, пропускать такое зрелище из-за холода было бы обидно. Они находились на дне естественного каменного колодца, а над ними было небо. Не городское серое небо, поддерживаемое смогом и затененное городской иллюминацией, а настоящее. Мягкая бархатная тьма, качающая мир в своих объятиях, усыпанная Млечным путем. Созвездия, сияющие и хорошо видимые, невероятно близкие, почти осязаемые, зовущие. Насмешливо спрашивая с небес, а что можешь ты, пылинка? И тысячу раз отраженные в окружающих их источниках воды. Ребята почти силком затащили Артёма спать. Всю ночь он грезил о галактиках, других мирах и пока неизвестных цивилизациях. *** Утром был плотный завтрак. И краткий инструктаж на тему: не уверен — имей три точки опоры, и они ползли вверх. Сперва Тёма боялся отрывать взгляд от тропы. Она была крутой, и камни постоянно сыпались из-под ног. Если смотреть вверх — до вершины далеко, вниз тоже неблизко, а ещё и страшновато. Но смотреть только под ноги утомительно, идут они не первый час, и уже перевалили несколько каменных ступеней, снизу принятых за перевал. Они вошли в рабочий ритм, и теперь можно оглядеться. Артём поднимается к вершине, под ногами мох и камни, тропы совсем не видно. Если оглянуться, с трех сторон — каменные стены, по одной из которых проходит путь. Кажется, что это стенки огромной каменной чаши, которую когда-то совсем юные божества пускали по кругу и смеялись, наполняя ее нектаром или амброзией. А теперь капельки той амброзии — небольшие ручейки, иногда стыдливо выглядывающие из-под камней. А подтеки нектара — мох на дне и стенках божественного кубка. Но это не важно. Главное — не смотреть вверх, там, подгоняя незадачливых путников, напитываясь первобытным гневом стихий, собираются грозовые тучи. А спускаться поздно. Денис говорит, что до украшенной ленточками и поделками вершины осталось метров триста. Интересно, сколько это в божественных глотках? А вот вниз… Вниз — километра полтора, а на склоне негде скрыться от молний и капель, которые сейчас вызревают в темном брюхе тучи. Наверное, они сейчас похожи на ягоды голубики в лесной глуши, так же разбухают и наливаются соком, чтобы потом лопнуть на губах. Только, в отличие от ягод, дождинки оставляют на языке холодную свежесть грозы, а… Впрочем, не думать об этом, не кликать небесную манну раньше положенного. Было бы неплохо побежать сейчас, но рюкзак тянет вниз, прижимает к земле, пытается сделать из Артёма серый, неподвижный булыжник. Возможно, все эти острые безрадостные камни под ногами — это те, кто не дошел до вершины, те, кто устал, поддались шепоту и весу поклажи, и остались здесь, став частью склона. Тёма представляет себе их серые уставшие лица и крепче сжимает лямки рюкзака, до ледяной белизны пальцев. Пытается считать шаги, но постоянно отвлекается на камни интересной формы или оттенка, какой-нибудь живописный кусочек мха, или вдруг выглянувший из-под камней цветок. Какие тут шаги? Слышит шорох — это мышь, ручей или шепот недошедших? А может, хрустящий каменный смех здешнего духа-покровителя? Артём думает на духа, и уверен, когда стемнеет, дух начнет путать их эхом, но до этого момента еще есть время. Пока — только вперед. Там, за перевалом — он почти уверен -молочные реки с имбирными берегами. О, можно больше не думать о подсчете шагов. Они взошли. *** На вершине их пытается сбить ветер, и трудно сообразить, откуда этот злой, стылый насмешник. Воздушный удар в лицо, в бок, атака мелкой водяной пылью, обманный маневр с запахом дождя. Но пока все крепко держатся на ногах. Артем очарованно следит взглядом за тем, как воздушный хулиган треплет разноцветные ленты, как прозрачные пальцы нежно поглаживают и мягко перекатывают яркие бусины и мелкие поделки, оставленные бесстрашными умельцами. Это плата местному духу-привратнику, ведь он здесь все решает. У него тоже есть подарок хозяину этих мест, как хорошо, что он заготовил его заранее, и нет нужды снимать поклажу и мучительно искать требуемое, следует сунуть руку в карман — и готово. Рука вытягивает монетку, на солнце она будет блестеть. Тёма оглядел остальных. Лёня подвесил амулетик со знаком «мир». Макс повязал зелёную ленту. Денис развернул и оставил духу шоколадную конфету. Если оглянуться назад, видны огромные, серые каменные утесы, со всех сторон занимающие луг. Вперёд — зелёные высокие холмы и лес. Если пройти по хребту направо — можно погладить облако. Одно как раз прилегло на него отдохнуть. Налево не пройдешь — отвесный подъём. Но на рассматривание всего этого не останется времени. Их подгоняет гроза, которая вот-вот случится, и они начинают спуск. За перевалом склон менее крут, но покрыт мелкими, выскальзывающими из-под ног камнями. Лёня называет их курумником и спускается по ним чуть боком. Тропа представляет из себя серпантин с поворотами в неожиданных местах. Они сейчас — иллюстрация к поговорке «поспешай, не торопясь». Неловкое движение — и тебя увлечет за собой камнепад, а если они тут слишком долго задержатся, то их смоет грозой. Они спускаются на хребет перед перевалом и радуются: тут твердая почва под ногами — спуск идёт быстрее. Внизу долина, озеро и лес. А значит, дрова и костер. За перевалом — здоровенные, чернющие тучи, и кажется, что они только что покинули Мордор. Вообще пейзажи тут заставляют вспомнить о Властелине Колец, Хрониках Нарнии, Стране фей и прочих волшебных мирах. Но вот они спустились, почти достигнув озера. Макс кричит немедленно ставить палатку. Три минуты — и одна из двух палаток стоит; они набились в нее с вещами. Только последний человек попал внутрь, как туча прорвалась. Сплошная и неистовая стена воды с громом и молниями пробороздила долину. Звук был такой силы, что Артём поблагодарил всех известных богов, что это не случилось, когда они были на вершине. Палатка шаталась от ударов водяных плетей, но пока держалась сама и сдерживала воду. Дождь не прекращался минут сорок. Они вжимались в друг друга, цеплялись за вещи, дышали в унисон и восхищались яростью стихии. Её мощью, неистовостью, страстью. Перед окончанием катаклизма дождь лишь чуть-чуть утихомирил свой напор и направился дальше, вершить божественное правосудие в иные места. После в палатке ещё некоторое время было тихо. — Он точно ушёл? — шепотом спросил Артём. Словно речь шла о сказочном великане, и, если говорить в голос, он услышит и вернётся. — На некоторое время, точно. Вылезаем, — скомандовал Денис. На улице было свежо, пахло грозой и мокрой землёй, солнце светило безмятежно, будто ничего и не было. Над озером застыла тройная радуга. Три радужных моста, один над другим, упирались дугами в водяную гладь и скалу. Как торжественная арка, предваряющая портал в другой мир, или призрачный указатель на несметные богатства в толще камня. — Ну что, на цу-е-фа, кто долбит, а кто ныряет? — почесал в затылке Макс. Денис на это закатил глаза, а Тёма молча порадовался, что не один такой. Началась уже привычная рутина. Поставить вторую палатку, сходить за дровами. Как новичок в походах, парень недоумевал, как после такого ливня можно найти сухие дрова, но Макс уверил его, что сухих и не нужно. Какую именно магию тот применил, чтобы они горели, Тёма не разглядел, но дрова чадили, тлели и мало-помалу разгорались. Пока готовили, Лёня рассказывал о ночёвках в палатках с переизбытком населения. Как ночью все переворачивались по щелчку, и главное было — выбрать сторону палатки выше по склону. А ещё желательно терпеть всю ночь до утра, или проползать к выходу по чужим телам. Звучало это смешно и обречённо. Максим вспомнил песню про «опять наступили на мое лицо» заставил всех подпевать. А Денис рассказывал, как они чуть меньший ливень пережидали под лапами ели, мол, там было теплее, ветер не задувал. А после — дошли до электрички, и их без вопросов посадили на сидения и напоили чаем. Артём весь вечер смеялся и ужасно жалел, что у него до сих пор не был своих подобных историй. Чтобы можно было рассказать у костра. Что не было раньше костров, и он понятия не имел, что мокрые дрова тоже горят. Что счастье после трудного пути заключается в виде чистых сухих носков и горячего обжигающего чая. Сегодня чай был черный, с листьями смородины и щепоткой чабреца. Он бодрил, согревал. Ещё глоток — и можно идти сворачивать горы. Но горы сворачивать не хотелось. Они окружали их, гордые, незыблемые, отрезающие от мира. И это было прекрасно. Никаких шансов, что раздастся звонок и, бросив все дела, придется куда-то бежать; никаких новостей: хороших, плохих, глобальных или местных, и о них не надо думать и иметь свое мнение; никаких сомнений, только цель впереди и тропа к ее достижению, да не одна, и это прекрасно. Тёма чувствовал себя живым, свободным, сильным. Исчез страх сделать что-то не так, показаться смешным или нелепым. Это было чем-то новым и очень бодрило. Перед сном они смотрели на звёзды, сидя у костра. Сегодня они были дальше и таинственно мерцали. Хотелось прислушаться, возможно, если ещё чуть-чуть напрячь слух, можно услышать звон небесных сфер. Макс достал губную гармошку и начал насвистывать незнакомую мелодию. Она была нежной, теплой, зовущей, и сквозь нее сферы слышались. Далёкий холодный свет становился ближе и наполнял музыку объемом. Стрекотание кузнечиков, шелест травы, крик далёкой птицы поддерживали музыканта. Это был чертовски странный оркестр, но, как и все здесь, единственный и неповторимый. Когда Макс закончил играть, музыка продолжилась стараниями травы и кузнечиков в самом дыхании гор. {Дневник похода Горы 2018 Календарно сейчас пятница, но я ещё не ложился, поэтому четверг. Среда и четверг, ничего выдающегося не прошло, кроме них. Кажется, брали перевал, нет ничего в мире точного и однозначного. М.К.}