Ты моя бесконечность

      В тот холодный декабрьский вечер, когда за окном крупными хлопьями падал снег, Энн в очередной раз мучилась от зверских кошмаров. Изо дня в день с завидным постоянством она видела один из тот же сон о самой нелицеприятной поре в своей жизни: о тех временах, когда ещё жила в детском приюте. Не так уж и много времени ей пришлось прожить под той крышей, но воспоминания, которые успело впитать в себя ее богатое воображение, все же оставили неизгладимый след в ее душе.       Этот след, казалось, успел затянуться за несколько лет, что Энн прожила в окружении любимых и дорогих людей. Однако стоило ей только случайно столкнуться в Шарлоттауне с одной из тех мерзких девчонок, что отравляли ее и так не самую сладкую жизнь в приюте, как старая рана закровоточила вновь. Это была лишь мимолетная встреча, но она стоила рыжеволосой мисс Ширли душевного покоя на несколько недель вперёд.       Теперь она была уже и не рада, что согласилась на предложение тёти Джо съездить всем классом перед Рождеством к ней в гости в Шарлоттаун. В бесчисленных комнатах на разных этажах сладким сном спали ее одноклассники, но от этого Энн почему-то не становилось легче. Ее ночные стенания, должно быть, разносились по всему дому, но она не могла их контролировать. Детские травмы не так-то легко игнорировать, уж она-то знала.        — Глупая… — в зловещей ночной тишине до ее затравленного сознания эхом доносились горькие слова и издевательский смех Пенелопы Уильямс — той самой девчонки. — Тебя никто и никогда не полюбит такой, можешь мне поверить!       И, как странно, Энн действительно в это верила, и ее сердце разрывалось от горькой обиды и жалости к самой себе. Она едва ли не зарыдала. Комок в горле душил ее.        — Кому нужны твои отвратительные веснушки и костлявая фигура… — Пенелопа приблизилась и пренебрежительным движением руки потрогала Энн за растрепанные волосы.        — Бо-ож-е мой, посмотрите на ее рыжие космы… — обратилась она вдруг к другим девочкам, специально растягивая слова, чтобы накалить обстановку до предела. — На что она вообще может с ними рассчитывать? — ещё один презрительный взгляд снизу-вверх. — Какое жалкое зрелище…       Слезы обиды застилали пеленой глаза Энн, но она все равно увидела, как Пенелопа вдруг развернулась и, покачивая бёдрами из стороны в сторону, мечтательно зашагала прочь. Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, в сиротливое окно без занавесок.        — Другое дело — я. Я выйду замуж за высокого прекрасного юношу с зеленовато-карими глазами и тёмной, бархатной шевелюрой… — за всеми своими переживаниями Ширли позволила себе мысль, что Пенелопа все же не была лишена воображения. — И он будет любить меня и восхищаться до умопомрачения. И всегда защищать…       Энн бы хотелось, чтобы мечтательное настроение никогда не покидало ее мучительницу, потому что, едва та скинула розовые очки, как взгляд ее снова стал злым и неприветливым, что не сулило для рыжеволосой девочки ничего хорошего. Вот, Пенелопа вновь остервенело направилась к ней и ткнула своим костлявым пальцем Энн в грудь.        — У нас с ним будет пять… Нет, шесть детей. А ты умрешь в одиночестве и станешь старой девой… — Уильямс снова обжигающе рассмеялась. — И будешь до скончания веков завидовать мне и моему счастью. Вот твой удел…       На этом моменте сон перестал быть понятным. Все лица и тени начали расплываться, но Энн чувствовала подкожно, что на эту реплику Пенелопы остальные девочки разразились громким хохотом, чем забили последний гвоздь в гроб ее детской психики. Рыжеволосая девочка еле вырвалась из цепких рук мучительниц, опустилась на колени и, закрыв уши руками, протяжно завопила…       Мисс Ширли закричала и в действительности, беспокойство заметавшись на кровати. Сквозь дрему она и не почувствовала, как вспотела и как сильно похолодела. Заботливая Диана дотронулась до руки подруги и не сдержала тревожного восклицания.        — Очнись, пожалуйста, очнись! — тщетно мисс Барри потратила несколько минут, чтобы привести Ширли в чувство. Лишь когда Диана в третий раз со всех сил встряхнула Энн, то та наконец проснулась и беспокойно села на кровати, рефлекторными движениями ловя ртом воздух. Девушки стали молча восстанавливать сбившееся дыхание, так что и не заметили, как дверь в их общую комнату подозрительно скрипнула. Никто, конечно же, не вошёл, но более опытный наблюдатель сразу же заподозрил бы, что, возможно, незваный гость решил притаиться за дверью, чтобы подслушать их разговор. — Ты меня до смерти перепугала.        — Прости… — немного придя в себя после пережитых потрясений, Энн взяла свою самую близкую подругу за руку и ласково ей улыбнулась. После таких снов Ширли ещё больше ценила то, чем по милости судьбы обладала сейчас. — Мне приснился кошмар.       Диане не нужно было развёрнутых объяснений. Она лишь снисходительно посмотрела на Ширли из-под состроенных домиком бровей и все сразу поняла.        — Опять приют? — глубокий вздох. — И Пенелопа?       Энн кривовато усмехнулась и отвела взгляд.        — Опять приют, — Ширли в точности повторила за Дианой все ее жесты и тоже демонстрационно вздохнула. — И Пенелопа.        Мисс Барри поджала губы и выждала небольшую паузу, которую незваный гость за дверью сначала и не понял. Затем Диана и вовсе так сильно понизила голос, что он еле ее услышал.        — Энн, сколько раз тебе говорить, чтобы ты забыла ее слова? Это все такая чушь! Ты не останешься старой девой и не умрешь в одиночестве, это же так очевидно!       Половицы под ногами Гилберта — а это был именно он — предательски скрипнули, но, к счастью, девушки, занятые своим откровенным разговором, и не услышали этого. Похоже, они вообще мало внимания обращали на посторонние звуки. В отличие от него самого, который примчался сразу же, как только услышал странный леденящий душу крик из комнаты сверху. Конечно, немаловажную роль в этом деле сыграло и то, что это была комната, которую всегда на пару делили между собой Энн и Диана, пока гостили здесь. Но в этом он мало кому был готов признаться.        — Почему? — с детской непосредственностью поинтересовалась Ширли и пожала плечами. Правда голос ее задрожал, несмотря на все ее желание казаться беспристрастной. — Разве что-то изменилось с тех пор, и я стала более красивой?       Диана весь вечер являла собой воплощённый голос разума. И эта минута не стала исключением.        — Ты действительно веришь, что высокий темноволосый юноша с зеленовато-карими глазами предпочтёт ее, а не тебя? В тебе есть то, чего ей при всём желании никогда не заполучить. В тебе есть свет, который не оставит равнодушным ни одного достойного человека, — кто знал, какие скрытые смыслы вкладывала в свои слова мисс Барри, да только ни Энн, ни тем более стоявшему в тени Гилберту эти смыслы были пока что неведомы. — Я тебе ещё раз говорю, поскорее избавляйся от своих детских комплексов. Они только отравляют тебе жизнь.       Если бы это было так просто, то Мисс Ширли незамедлительно повернулась бы на другой бок и заснула бы праведным сном младенца. Однако ее душу все ещё терзали сомнения, и она поспешила поделиться ими со своей лучшей подругой.        — Несколько дней назад я встретила Пенелопу Уильямс на перроне, когда мы приехали в Шарлоттаун, — прекрасные бархатные глаза Дианы расширились. Она явно этого не ожидала. — Я видела в ее руках ещё один билет на тот же поезд. Стало быть, мы с ней снова встретимся, когда поедем обратно в Эйвонли. В том же самом поезде. Надеюсь, мы не будем сидеть в одном вагоне…       Теперь переживания подруги стали для мисс Барри понятнее. С тёплым возгласом «О, дорогая!» она раскрыла для Ширли свои объятия и позволила той поплакаться в свою гостеприимную жилетку. Диана, конечно же, говорила ещё много чего. Уговаривала Энн, гладила ее по волосам и призывала к здравому смыслу. Впрочем, многое из этого Гилберт уже не слышал. Он решил, что уже видел достаточно, и скрылся из виду быстрее, чем девушки успели заметить его присутствие.

***

      На перроне было сыро и безлюдно. Гилберт потеплее закутался в воротник своего зимнего пальто и поправил на шее шарф, прежде чем оглянуться по сторонам. Он шумно выпустил ртом воздух, который в эту зимнюю пору быстро превратился в пар, а затем потоптался на месте. Зачем он в сущности пришёл сюда? Разве это было не глупо с его стороны являться сюда раньше всех остальных ребят и искать в толпе ту… Внешность которой он себе даже не представлял? Понемногу на вокзале начали появляться люди, некоторые из них были молодыми девушками, и любая из них могла оказаться той самой Пенелопой. Не мог же он подходить к каждой и спрашивать их имена? И правда, в этом во всем не было абсолютно никакого смысла! И все же… Еще вчера, когда Гилберт услышал, как Энн навзрыд плакала, уткнувшись в коленки Дианы Барри, он уже твёрдо решил, что придёт сюда и… Что-нибудь предпримет. Обязательно. И он стоял на своём. Даже если он не знал, как выглядела эта злосчастная Пенелопа. Даже если не знал, придёт она на вокзал или у неё резко поменялись планы. Гилберт знал одно. Он сделает все, чтобы больше не видеть на веснушчатом лице Энн Ширли горькие слезы обиды по причинам, которые… В его силах было предотвратить.       За этими мыслями парень и не заметил, что уже несколько секунд находился под пристальным надзором чьих-то любопытных глаз. Когда он повернул голову, то увидел перед собой молодую девушку в старом, выцветшем платье с убранными впопыхах жиденькими каштановыми волосами, которая протягивала ему небогатый букет благоухающих астр и прескверно улыбалась. Впрочем, надо признать, что она сама считала свою улыбку очень привлекательной и даже чарующей.        — Сэр… — начала она своим скрипучим голосом, и Гилл удивился про себя, почувствовав, как в нем засквозили кокетливые нотки. — Не желаете купить у меня букетик? Я цветочница.       Гилберт сощурился, получше рассмотрев стоявшую перед ним девушку. По правде сказать, она была даже хорошенькая, но, сразу видно, очень потрепанная жизнью, так что даже довольно правильные черты ее лица не цепляли взгляд. Все в этой фигуре было такое серое, блеклое и унылое, что парню захотелось сплюнуть в сторону. В его голове невольно всплыл солнечный образ рыжеволосой Ширли с ее обворожительными веснушками по всему лицу, огненными, поцелованными солнцем волосами и глазами… Ах, какие это были глаза! Он даже передать не мог всего их очарования, когда Энн чем-то восхищалась или загоралась какой-то сумасбродной идеей. Он внезапно улыбнулся, вспомнив эту теплую картину, и на душе у него стало совсем хорошо. Он дружелюбно кивнул девушке и зашарил в своих карманах за деньгами, чтобы купить у неё букет.        Когда он протянул ей деньги, то она передала ему астры с таким выражением лица, что он вдруг осознал: их знакомство на этом далеко не закончилось.       — По правде сказать… — заговорила она вновь, когда цветы оказались у Гилберта в руках, и он собрался удалиться. — Я не совсем ради этого к вам подошла. Я не торгую цветами. Мне просто… — девушка неожиданно улыбнулась, обнажив перед ним ряд недостаточно белых для юной леди зубов. — Захотелось с вами познакомиться.       Брови Гилберта неожиданно взметнулись вверх. Он, конечно же, привык к женскому вниманию. Одной преданной и горячей влюблённости в него Руби Гиллис хватало, чтобы он осознал свою привлекательность, но в подобные истории он попадал впервые, поэтому мало представлял, как себя вести.       Немного стушевавшись, он как бы невзначай спросил:        — Как вас зовут, юная мисс?       Девушка ещё сильнее заулыбалась, и ее не самая привлекательная улыбка обезоружила Гилберта.        — Меня зовут Пенелопа. Пенелопа Уильямс.       От неожиданности Гилберт даже издал возглас удивления. Ещё несколько минут назад он думал о том, как разыскать эту девушку, но она в конечном итоге сама нашла его. Подумать только! Кажется, судьба к нему сегодня была благосклонна, и это ещё больше придало ему веры в то, что он собирался сделать.       Видя, что он не отвечал, она смущённо отвела взгляд, как влюблённая школьница. Теперь, когда Гилберт знал, кем она являлась, то не чувствовал к ней никакой жалости, которую по доброте душевной испытывал в первые минуты их знакомства.        — По правде сказать… — зачирикала вновь Пенелопа, кокетливо убрав непослушный локон жиденьких волос за ухо. — Вы так похожи на одного молодого человека, что я не смогла устоять и подошла к вам…        Пытаясь сдерживать все нараставший в груди гнев, Гилберт коротко спросил:       — Вот как? Кого же я напоминаю вам, юная мисс?       Когда он думал о том, как Энн плакала прошлой ночью, как она мучилась кошмарами, как жила, изводимая целой грудой комплексов из-за этой самой Пенелопы Уильямс, то Гилл невольно ненавидел эту девушку. Но, хорошо воспитанный от природы, он все ещё пытался держать себя в руках.        — Юношу, которого я однажды нарисовала в своём воображении, как будущего мужа… У вас те же самые глаза и цвет волос. И даже рост…       Надо же! Даже самая наглая из эйвонлеевских девчонок вроде Джози Пай не посмела бы в открытую в таком признаться! Но тем лучше для них. С каждой минутой он все больше и больше презирал эту девицу.       Гилберт не смог сдержать усмешки. Он сделал к ней несколько доверительных шагов, краем глаза заметив, что на перрон уже начали со всех концов вокзала стекаться его одноклассники. Среди них была и Энн. Эта мысль придала ему уверенности.        — Значит… Вы бы мечтали иметь такого мужа, как я? — его голос звучал насмешливо, даже презрительно, хотя он сделал все, чтобы сдержать клокотавший в груди гнев. Но каждый раз, когда он видел, что Энн, стоявшая в нескольких метрах от них, бросала в сторону Пенелопы полные боли взгляды, то разгорячался ещё сильнее, и вся работа над собой шла насмарку.        Пенелопа все ниже опускала глаза. Казалось, что даже она исчерпала свой лимит вседозволенности. Однако, когда Гилберт видел, как она улыбалась, то начинал сомневаться в её намерениях. Уж не хотела ли она своим показным смущением обмануть его? Заставить его поверить, что она деревенская простушка? Как бы ни так! Он знал ее гораздо лучше, чем ей бы того хотелось.        — Конечно, я вас не знаю… — заюлила она вновь, чем окончательно заставила Блайта убедиться в своих догадках. — Но внешне вы… Мой идеал.       Маски были сброшены. Пенелопа резко подняла глаза и пристально посмотрела на него. Пристально и вызывающе. Впрочем, он тоже оказался не лыком шит.       Гилберт наклонился к самому ее уху и, горячо задышав, требовательно зашептал:        — Видите вон ту девушку, стоящую сейчас возле пятого вагона? — Пенелопа нехотя обернулась, и по тому, как загорелся ее взор, он понял, что она прекрасно узнала Энн. — Вы ведь узнали ее, правда? По глазам вижу, что вы знаете, кто это…       Уильямс недоумевающе взглянула на него, и он насмешливо улыбнулся.        — Я ее люблю… — Пенелопа удивленно захлопала своими реденькими ресницами. — Вы ошарашены, не так ли? Но я хочу, чтобы вы знали, что, когда я думаю о ней, сердце готово разорваться от любви… Энн… — он блаженно прикрыл глаза, и его собеседнице ничего не оставалось, кроме как подбирать челюсть с пола. — Она такая замечательная, какой вам, Пенелопа Уильямс, никогда не стать. Она волшебная, умопомрачительная, лучезарная! Солнце играет в ее волосах, и я забываю, где нахожусь. Глаза ее загораются восторгом, и мне хочется быть тем, кто этот огонь воспламеняет. Я когда-нибудь женюсь на ней, Пенелопа, я вам обещаю.        — Женитесь? — сипло прохрипела девушка, все ещё, надо сказать, не окончательно потерявшая надежду. Но впереди ее ждал ещё один удар.        — Женюсь. Обязательно. И у нас будет пять… Нет, шесть детей. И вы будете завидовать нашему счастью, потому что вы не заслужили его своими мерзкими поступками… — Гилберт тяжело переводил дух, но теперь мог остановиться. Сказано уже было достаточно. — Я впервые говорю так с женщиной, мисс Уильямс, но гнев переполняет меня, когда я думаю о том, как вы поступали с Энн, и я не могу его контролировать.       Пять, нет шесть детей… Завидовать нашему счастью… Он говорил ее словами! Не может быть… Судьба насмехалась над ней? Пенелопа искренне не хотела в это верить, так как это означало крах всех ее надежд, поэтому она держалась за своё неверие, как утопающий за последнюю соломинку.       Она нервно рассмеялась в сторону, сложив руки на груди.        — Не верю. Не верю ни единому вашему слову, сэр, — она вскинула подбородок так вызывающе, что в ее облике не осталось ничего от того кокетливого смущения, которым она пускала ему пыль в глаза. — Вы какой-нибудь ее родственник, которого она подослала ко мне, чтобы обмануть.       Все ещё разгоряченный своим признанием, которое ждало своего часа так долго, Гилберт был готов на любое сумасбродство. Ее недоверие он принял как вызов, и кровь ударила ему в голову.        — Хотите доказательств? Вы их получите…       Не успела Пенелопа разинуть рот, как Гилберт уже покинул ее и стремительными шагами направился в сторону кучки одноклассников, толпившихся у входа в вагон.       Его стремительность перепугала ребят, и они встревоженно посмотрели на него, когда Гилберт наконец остановился перед ними, тяжело дыша. Сам же юноша не смотрел ни на кого, кроме рыжеволосой девушки по имени Энн Ширли.       Она тоже заметила, что он почему-то смотрел на неё, не отрываясь, и, перестав взволнованно разглядывать силуэт Пенелопы вдали, Энн в конечном итоге обратилась и к нему:        — Гилберт? Что-то слу… — она хотела бы спросить, почему он столько времени разговаривал с мисс Уильямс и что у них могло быть общего, но когда Блайт привлёк ее к себе и поцеловал на глазах у всех одноклассников, то все ее вопросы отпали сами собой.       Среди опешивших одноклассников Энн и Гилберта нашёлся лишь один человек, который в ту минуту смотрел не только на них, но и на поспешно удалявшуюся с перрона фигуру, разочарование на лице которой было видно даже с такого большого расстояния. Диана Барри, которая и была этим самым человеком, довольно про себя улыбнулась, когда увидела, как Пенелопа ретировалась. Правду говорят, что месть — это блюдо, которое нужно подавать холодным!