Напевая вместе с призраком

Киррахе уже бывал на борту «Нормандии» раньше — но тогда она не казалась настолько похожей на город-призрак. Конечно, теперь это был другой корабль. И буквально тоже. В два раза больше прежнего; плюс настоящие кровати, кухня не со шкаф размером и несколько лабораторий, которые наверняка должны были привлечь внимание Мордина. Киррахе также удалось мельком заглянуть в арсенал, но он не был достаточно хорошо знаком со здешними солдатами Альянса, чтобы ему позволили полнее удовлетворить свое любопытство. Но, несмотря на все эти дополнительные помещения — роскошь для фрегата, — казалось, что команда Альянса здесь будто не на своем месте. Дело было не только в отсутствии саларианского товарищества, хотя Киррахе и недоставало тех звуков, с которыми Рентола пытался направлять человеческую женщину — Уильямс? имя не сохранилось у него в памяти, в отличие от образа Рентолы, схватившего ее за руки, — когда они пели саларианскую траурную песню, поминая погибших агентов. У Рентолы это хорошо получалось — наполнять жизнью пустое, безрадостное пространство. У здешней команды этого не выходило. Они были хороши, само собой; компетентны. Но мало кто из них тянулся к другим; они вели себя так, словно были оглушены свалившимися на них бедствиями, словно конец света уже произошел и теперь им оставалось только бездумно исполнять свои обязанности. Они сражались, засыпали, сражались снова. В глазах мужчин и женщин вокруг него читалось одно: они заранее чувствуют себя мертвыми. Боевой дух был низок. У Киррахе от этого чесалась чешуя. Он не подозревал, что люди настолько фаталистичны. Всё равно, как если бы корабль был битком набит турианцами. Он жаждал делать хоть что-нибудь — что угодно — чтобы быть полезным, но пока что всё было тихо. Всё, что кораблю требовалось — это пилот, приводящий его в движение; и теперь, когда Киррахе лично увидел ИскИн, который капитан корабля тщетно пытался выдать за ВИ-ассистента, — ему ни разу не доводилось видеть, чтобы ВИ так бегло использовал сокращения, — он сомневался, что «Нормандия» нуждается даже в этом. И тем более — не в Киррахе. Не сейчас. Уставший от мертвой тишины жилых отсеков, Киррахе поднялся на ноги. Было только одно место, куда он сейчас мог бы пойти, чтобы услышать шум. Он быстро направился к лаборатории, припоминая талант Мордина к быстрому пению — и привычку напевать во время работы. Мало кто останавливал его; мало кто вообще выглядел удивленным. Возможно, для людей было не так уж и странно предположить, что салариане будут склонны держатся вместе. В коридорах и общих залах почти никого не было; Шепард оказалась единственной, кого он узнал. Она вымученно улыбнулась ему поверх чашки кофе, которую держала в руках, но ее взгляд оставался сосредоточен на данных, бежавших по экрану планшета. Он кивнул ей, но не стал продолжать разговор, давая ей возможность сосредоточиться на работе. Стоило ему открыть дверь лаборатории, как его встретила скороговорка Мордина. «О нет, может наследственность не означать злодейственность; о, гены, несомненно: аденин, тимин, цитозин, гуанин...» — напевал Мордин над микроскопом, и Киррахе едва не сполз на пол от нахлынувшего облегчения: слышать кого-то живого на этом проклятом корабле. Как обычно и бывало, когда он был погружен в работу, Мордин не обратил внимания на приближение Киррахе. Тем не менее, он проявил осторожность, сохраняя между ними дистанцию: он видел, на что способен Мордин, если его захватить врасплох. Не слишком-то приятное зрелище. — Вижу, ты так и предпочитаешь песни-скогороворки, — заметил Киррахе, расслабленно опираясь на рабочий стол Мордина. Он сложил руки на груди и тонко улыбнулся, когда Мордин поднял на него взгляд. — А, Киррахе! — он усмехнулся в ответ. — Изучаю кроганскую ДНК. Очень, очень увлекательно. — Его взгляд перескакивал с Киррахе на дверь; неизменно настороже — но ведь они оба служили в ГОР. Он и не ожидал ничего другого. — Наш эксперимент успешен. Происходят хромосомные изменения. — Насколько быстро? — спросил Киррахе, обеспокоенный не столько тем, что это может означать для кроганской науки, сколько последствиями для их собственной разведслужбы. В конце концов, от старых привычек непросто избавиться. — Достаточно быстро, — сказал Мордин; по его прищуренным глазам можно было предположить, что он прекрасно понял, о чем думает Киррахе. — Живые дети — спустя год, может, два. Но живые крупномасштабные кладки — маловероятны в ближайшие 50-100 лет. Шесть или семь поколений, пока это станет возможным. Слишком велик ущерб. — Он опустил глаза к микроскопу; Киррахе знал, что он чувствует вину, а не только увлечен созерцанием деления клеток. — Ты встроил для нас задержку. Буфер, — сказал Киррахе, потому что это нужно было сказать. Мордин пристально взглянул на него. — Не нарочно. Если бы мог исправить — сделал бы это, — он покачал головой и снова уставился в микроскоп, точно заявляя этим, что он исправил бы всё, если бы только существовала возможность. — Я знаю. — Киррахе опустил руку Мордину на плечо и с удовлетворением отметил, что тот не стал отдергиваться от прикосновения. — Ты намного милосерднее большинства, когда захочешь. — Не милосердие. Надежда, — поправил Мордин, меняя образцы под микроскопом. — Насколько возможно, учитывая обстоятельства. — Тоже верно, — Киррахе покачал головой. — Но ты точно куда живее, чем большинство здешней команды. Они совсем не похожи на нас. Не привыкли к тому, что нужно приносить жертвы, что нужно держать строй. — Нет, — тихо сказал Мордин. — Но они привыкнут. Несколько секунд они молчали, оба думая о положении дел в галактике. Если бы только ГОР могли заняться Жнецами раньше, если бы только Совет не оказался так глуп. Валерну ни в коем случае не следовало поддаваться советникам турианцев и асари, которые только оттягивали время, — вот уж кто, а он-то должен был понимать, как важно успеть выстрелить первым. — Твоя поддержка — неоценима, — сказал Мордин, протягивая руку, — но при том и не озаботился хотя бы на секунду отвести взгляд от образца, который аккуратно редактировал. — Не удалось бы найти лечение без твоей помощи. Знал, что ты не согласишься. Но все равно помог. — Только не начинай вести себя так, будто собираешься умереть, — Киррахе легонько хлопнул Мордина по плечу. — Не время предаваться сентиментальности. Время планировать. Время жить. Он не сказал, что немного боится того, что может случиться, если они позволят себе поддаться сентиментальности; не сказал, что боится того, что может случиться, если Мордин в самом деле умрет. Это было невообразимо, и потому он не позволит себе воображать подобное. — И верно, — Мордин перевел взгляд на Киррахе и, похоже, не заметил его беспокойства. — Помнишь еще ту песенку, что старый Пирлат заставлял нас петь во время марш-бросков, когда мы были еще рекрутами? — «Головастики не поднимают волн»? — он прикрыл глаза и на мгновение почти увидел Мордина, каким тот был когда-то давно — юным и неуклюжим. По правде говоря, с одним рогом он выглядел лучше, но Киррахе не собирался ему об этом говорить. — Да. Мордин повернулся к нему: — Споем пару куплетов? Киррахе кивнул, закрывая глаза и вспоминая прежние простые времена, пока Мордин начал вместе с ним: «Выбор небольшой — плыть или тонуть, но на Сур'Кеше знают путь...» Может быть, когда всё это закончится, подумал он, будет время для сентиментальности. Может быть, они с Мордином снова выйдут на пробежку на Сур'Кеше. Конечно, эта ходячая клоака будет болтать без умолку всё время — но Киррахе это полностью устраивало.