Морфий

Леви уже не помнил, как долго все это продолжается. Он давно потерял счет времени, а каждый новый день больше был похож на «день сурка»: вой сирен, ослепляющий свет операционной, запах антисептика, привычная тяжесть скальпеля в руке, кровь, писк дефибриллятора, чей-то плачь из коридора. А затем мертвая тишина полупустой квартиры, в темноте которой Леви пытался потерять себя. И эта схема была неизменна. Словно все вокруг попало в чертову временную петлю, из которой не было выхода. Леви всегда любил свою работу. Еще будучи в институте, ему крепко въелись в разум слова Эрвина, который любил цитировать разных ученых. «Aliis inserviendo consumor» — «Сгорая сам, свети другим». Леви не боялся сгореть. Его сердце пылало так ярко, что, казалось, сама смерть блекла перед этим светом. Пациентам было достаточно увидеть уверенный взгляд Аккерамана, чтобы согласиться с ним на операцию любой сложности — их даже не нужно было уговаривать, приводя какие-то аргументы или объясняя ход операции. И, порой, он делал поистине невозможное, что по силам было лишь ему, чем вызывал восхищение не только пациентов, но и коллег. Но теперь сердце Леви покрылось коркой льда. В его душе царил такой холод, что, казалось, от такой температуры замерз бы даже ад. Он стал равнодушен совершенно ко всему, а работа больше не вызывала какого-то трепета или удовольствия. Все его действия выполнялись под руководством механической памяти. И все чаще мужчина замечал, что, будучи телом на операции, мыслями он находился далеко за пределами больницы. Мир вокруг был окрашен лишь в серые цвета, будто Леви внезапно обнаружил у себя дальтонизм. И подарить хоть немного красок мог лишь флакон с чудодейственным порошком, схему разведения которого Леви мог воспроизвести даже с закрытыми глазами. Игла проникает в вену. Пальцы медленно давят на поршень, и по крови разливается привычный холод. Глаза закрываются, и, как только он их откроет, он увидит ее улыбку. Знает, что увидит. Иначе быть не может.

***

Еще не открывая глаз, Леви услышал тихий плач. Дышать было тяжело, словно ребра стянули тугой повязкой, а руку сжимали чьи-то дрожащие пальцы. Леви взглянул в сторону источника шума, увидев там лишь силуэт. В комнате было темно, но ему не нужно было видеть, чтобы понять, кто сидит рядом с его постелью. — Петра? — голос прозвучал тише, чем он думал, но девушка тут же вздрогнула и потянулась за спичками, чтобы зажечь свечу. — Капрал! Вы… вы очнулись! — Леви увидел, как она быстро принялась вытирать влажные щеки, а после натянуто улыбнулась. Но вкупе с опухшими от слез глазами и уставшим видом эта улыбка вызвала у Леви неприятный дискомфорт в груди, вместо привычного тепла. Мужчина приподнялся на подушке, а Петра поспешила протянуть ему стакан воды, который он залпом осушил. В голове обрывками мелькали события: вылазка, внезапное появление нового титана, большие потери, а потом… — Вы использовали экспериментальное оружие майора Ханджи. Громовое копье. Но заряд оказался слишком мощным, — Заметив замешательство в глазах мужчины, начала объяснять Петра. — Вы спасли много людей. Но сами едва не… — голос девушки надломился, и она замолчала, поджав дрожащие губы. Кажется, еще слово, и она вновь заплачет. Леви сидел молча, в тусклом свете свечи всматриваясь в блестящие глаза девушки. Они словно потускнели от слез, и Леви поймал себя на мысли, что готов был на все, чтобы она больше никогда не плакала. Но неужели причиной ее слез стал он? Он никогда раньше не задумывался о ценности своей жизни. Чувствовал себя расходным материалом, который рано или поздно канет в небытие, и его исчезновение навряд-ли кто-то заметит. Тогда почему сейчас она смотрит на него так?.. — Если я поги-… — Леви не успел даже закончить мысль, когда Петра резко поддалась вперед и обняла мужчину, спрятав заплаканное лицо у него в плече. — Не говорите этого! Пожалуйста… — Леви ощущал, как дрожат ее плечи, как быстро бьется ее сердце, как сбивчиво она дышит ему в шею, ломая голос от таких тяжелых для нее слов. — Вы должны жить, капрал. Что бы ни случилось, вы должны. Я больше не вынесу и одной ночи в догадках, очнетесь вы или нет. Поэтому, пожалуйста, живите… Ее слова заставили Леви выпасть из реальности. Все это казалось каким-то неправильным, или, может, слишком наивным для их мира. Да, Петра определенно была наивной. Но, видимо, Леви был недалек от нее, ведь прямо сейчас он готов был пообещать все, что она пожелает, лишь бы девушка была счастлива. Лишь бы ее голос не звучал так сломлено, что сердце Леви болезненно сжималось от каждого слова. Он пришел в себя, когда уже крепко прижимал к себе притихшую в его объятьях девушку. Она на секунду напряглась, когда Леви запустил ладонь в ее волосы, медленно перебирая пальцами мягкие пряди, а после расслабилась и опустила голову к теплой мужской груди, слушая размеренное биение сердца, что уже давно было отдано не только человечеству…

***

Обязан ли он жить такой жизнью? Жизнью, каждый день в которой причинял лишь боль. Жить во тьме, в которую больше не проникнет ни один луч солнца. Он знал, что ее огорчили бы его мысли. Да и он сам. То, во что он превратился с тех пор, как она ушла из его жизни. Каждый раз закрывая глаза, Леви представлял ее лицо: ее чуть сведенные брови, опущенные уголки губ и разочарованный взгляд. Да, она бы точно была разочарована. Но по-другому выживать он не мог. Леви даже не знал, что его еще держит в этом мире. Работа? Друзья? Воспоминания о девушке, ставшей его смыслом жизни? Пожалуй, лишь последнее. Мужчина вышел из больницы и медленно направился вдоль вечерней улицы, спрятав дрожащие руки в глубоких карманах пальто. Сегодня он решил пойти домой пешком, несмотря на слабость, которая, кажется, стала уже хронической. Может, слабость была вызвана нагрузкой на работе, а может тем, что Леви практически перестал есть. Его организм все чаще отвергал любую пищу, и теперь, время от времени, приходилось прокапывать себе раствор глюкозы, чтобы не свалиться с ног во время работы. Видимо, пора попросить у Смита больничный, чтобы хоть немного привести себя в порядок. «В порядок…» — Леви усмехнулся своим мыслям. Как будто теперь он мог прийти в порядок. Еще тогда, взяв в больницы первый флакон со спасательным препаратом, Леви понял, что назад пути больше не будет. И теперь ему остается лишь медленно увядать от последствий своей слабости. Мужчина резко остановился и взглянул на вывеску, что выделялась на фоне серой улицы. Яркая табличка явно не подходила под тип заведения, но смогла привлечь внимание Леви. Если это был знак, то у кого-то наверху явно проблемы с чувством юмора. Леви оказался единственным покупателем, так что все внимание продавца было приковано к нему. Но долго беседовать не пришлось, и уже скоро ему вручили его покупку. — Шестизарядный револьвер калибра 357 Magnum. Мы его ласково называем «Питон». Уверен, он вам прослужит долго, — Заверил его продавец, пока Леви без особого интереса прокрутил барабан револьвера. Слова продавца заставили его криво усмехнуться, ведь он был уверен в обратном. — Так сколько пуль вам к нему нужно? Леви недолго вглядывался в отражение своих потемневших глаз на металлическом дуле пистолета, после чего поднял взгляд на продавца. — Одну.