Изгой

      Изуку проснулся в холодном поту. Тёмная прядь прилипла к мокрому, горячему лбу. Парень сел на кровати, шумно дыша.       4:08 — показывали старые, ещё отцовские часы.       Опять. 4:08. И так каждое утро.       Мидория встал с кровати и подошёл к окну. Всё равно больше он не заснёт. Ему предстояло провести ещё одно нескончаемо скучное утро, бродя по квартире или, в лучшем случае, по двору. Автобусы в такую рань ещё не ходят. А до станции метро ещё переть и переть…       От нечего делать юноша принялся ходить по комнате, ни о чём не думая. Потом он вышел из неё, стараясь не разбудить Инко, — а то начнётся: «Сынок, ты чего так рано? Как ты себя чувствуешь?» — и прошёл вглубь квартиры. Там он нащупал старую дверь кладовки, которую он максимально тихо отпер, — дверь уже давным давно никто не смазывал, так что она скрипела на весю округу. Внутри был обычный чулан — тёмный, пыльный, пахнущий старой бумагой, забытыми вещами и весь покрытый толстым, как вечная мерзлота, слоем пыли. Мидория чихнул, едва успев прикрыть рот рукой.       Он сам не знал, зачем он сюда забрёл. В этот чулан никто не заходил со времён побега расставания с отцом…       Изуку зашёл внутрь. Ему казалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди и убежит куда-нибудь далеко, — он не мог понять, почему его так взволновало это место…       Он начал шарить руками по грязным полкам, словно в поисках чего-то. Через секунду его руки были чёрного цвета. Он этого не видел, но точно знал. Он понимал, что потом придётся полчаса отмывать всё это дерьмо… Но он чувствовал, что где-то тут, среди бесполезного, всеми забытого хлама, должно быть что-то, что ему нужно, Что именно , он пока не знал.       И вот, он нашёл на полке что-то, наощупь напоминающее книгу. Он достал это, и, смахнув с кожаной обложки пыль, хотел открыть, но…       Вдруг дверь открылась. На пороге стояла Инко. — Сынок, что ты здесь делаешь? — она была шокирована тем, что мало того, сын так рано проснулся (о том, что Изуку всегда просыпается в четыре утра, она не знала), так ещё он роется в тёмном пыльном чулане, в который уже лет десять никто не заходил… — Эээ…мам… — промямлил Изуку, пряча находку под просторную кофту пижамы. — Что это там у тебя? — Поздно. Инко заметила, что Изуку что-то прячет. — Н-ничего, — Деку изобразил самую милую и честную улыбку, которую позволяло его состояние. — Тебе показалось… — Изуку потихоньку крался в комнату.       С облегчением захлопнув и без того шаткую дверь, парень вздохнул — нечто не конфисковали.       «И чего она поднялась в такую рань?» — спросил у себя Мидория. Старенькие часы на тумбочке показывали 5:45.       «Должно быть, у неё просто бессонница…вот и принялась, прямо как я, шастать по квартире, » — объяснил самому себе Изуку и уселся за стол.       Зеленоволосый осторожно, чтобы не повредить начавшие крошиться от времени страницы, открыл чёрный блокнот в кожаной обложке.       09.10.2006год — было написано на первой странице.       Дневник…       Изуку охватило волнение — эту книгу он видел у отца на столе в его кабинете. И наконец-то он открыл тайну, всегда казавшуюся ему не разрешимой, что же написано в этом блокноте…       Сегодня опять приходили люди от Старателя… Опять просят уйти из геройского бизнеса — видите ли, не очень красиво получается, что в Токио целых два огненных героя… Я повторил то же, что и раньше. Я хочу помогать людям. Я хочу спасать их жизни. Я стал героем не для того, чтобы плести интрижки, и выталкивать на обочину других героев. И да, пусть забирает СМИ себе и засунет их себе в задницу. Мне не нужна популярность — моё дело людей спасать… Но они не верят, чёрт их побери… Не знаю, что делать…       Старатель…       От мысли о том, кто убил одного дорогого Изуку человека, и чуть не свёл в могилу ещё одного, единственного оставшегося, у Мидории внутри будто нагрели адский котёл. Его лицо стало напоминать по цвету спелый помидор, с вены вспухли до ненормального размера. Юноша ударил кулаком по столу, чтобы выместить гнев. Но он настолько ослаб за последние полгода, что и стул поднимал еле-еле. А причуда… Причуды почти не осталось… Что это, не мог толком сказать ни один специалист. Ни один. Из сотни лучших. При каждом использовании жалких остатков Один За Всех у Мидории оставались глубокие рваные раны и переломы на руках и ногах… И вдобавок, это приносило Деку нестерпимую боль… Из-за этого Мидории отстранили от занятий в Юэй, дав направление на обучение в лучшем юридическом ВУЗе страны. Но Изуку не хотел становиться адвокатом или прокурором, или частным консультантом. Его мечта — спасать людей, быть героем… Он уже было поверил, что мечта — это крылья, на которых можно подняться выше облаков… Но эти крылья обломались на первом крутом вираже и… Деку упал вниз, больно ударившись об устланную безразличным асфальтом землю. И он больше никогда не сможет летать…       ~Flashback~       Мидория включил телевизор. На первом, как всегда, шли новости. Рассказывали про какой-то конгресс… На втором шла сопливая мелодрама. Это Мидория терпеть не мог… На третьем шёл мультик… А вот на четвёртом — геройские новости. Можно посмотреть…       Сегодня в стране объявлен трёхдневный траур. Он посвящён талантливому юному герою, погибшему на ответственном задании…этот юноша подавал большие надежды, сообщили нам в Юэй…       «В Юэй?..» — сердце Изуку забилось так сильно, что, казалось, его слышит весь подъезд… — «Вдруг это кто-то… из ребят?!» — пронеслась ужасная догадка.       И она была правдой.       — Погиб Тодороки Шото… — сообщила диктор.       «Шото?! НЕТ!!!» — Мидория готов был закричать «нет» на всё Токио, на всю Японию, да на весь мир, если на то пошло, только бы диктор сказала, что произошла ошибка, и Тодороки прото находится в больнице… но нет. Это глупо. Национальный траур объявляют только тогда, когда всё точно. Когда уже нету смысла плакать, просить, кричать… Когда уже поздно. Сейчас — уже поздно…       Герой находился на стажировке у своего отца, первого героя — Старателя. Он проходил контрольное учебное задание, во время которого он встретил члена Лиги злодеев, которого он, к сожалению, не смог победить… Герои оказались на месте слишком поздно… Юноша уже скончался от тяжёлых травм…       Мидория не глядя выключил телевизор и беспомощно сполз с кресла. И зарыдал.       В комнату зашла Инко.  — Изуку!.. — она подбежала к сыну. — Что такое? — Тодороки-и… — прохрипел тот. — Он… Он… П-погиб… — Что? — Инко сама вначале не поверила. — Может, это ошибка?.. — Нет, — откликнулся Изуку. — Это не ошибка. Точно, — теперь он уже чеканил каждое слово. Глаза, всё ещё заплаканные, безжизненно смотрели прямо в никуда. Руки дрожали. ~End of flashback~       Позже Мидория нашёл в сети, когда дело уже можно было освещать на публике, кадры с камеры видеонаблюдения, которая находилась прямо на том месте, где погиб Шото.       На записи был отчётливо виден злодей… Мужчина средних лет со смолянисто-чёрным зачёсом и необычными жёлтыми змеиными зрачками, на куртке у него была брошь — тоже жёлтый змеиный глаз, обрамлённый разноцветными камнями… Потом, когда он смотрел фотоальбом отца, там была фотография, где агенство отца было вместе с агентством Старателя, и там, по левую руку от Первого героя, стоял… Тот самый тип. Старатель дружески положил руку ему на плечо. Видимо, это был человек Старателя. Не исключено, что он был среди тех, кто угрожал Хисаши… Может, это был его агент в Лиге… Но с чего ему потребовалось убивать сына Старателя? Изуку, скорее всего, никогда это не узнает.       Но что Изуку знал точно, это то, что в день ухода отца, в день гибели Шото, в день, когда Старатель чуть обманом не повесил на Инко какое-то очень серьёзное дело, чтобы спасти от тюрьмы своего друга, в эти дни у Деку как будто отрывали от сердца куски, которые уже никогда не восстановятся.       Изуку никогда не станет прежним…