Дотла

      — Я хочу танцевать.       Обычно я разделяю это желание, но моё «обычно» закончилось четыре месяца назад. Наше. Сегодня здесь нет Ханны. Нет Бэт. Нет Джоша. Нет Сэм. Я довольно убедительно притворяюсь, что всё в порядке, настолько убедительно, что даже сам иногда в это верю. Но не сейчас.       — И что мешает? — равнодушно интересуюсь я, искоса посмотрев на Эмили.       Часть гостей, вывалившаяся из дома на свежий воздух, оглашает задний двор громкими воплями и плеском, прыгая в бассейн прямо в одежде.       — Наверное, то, что мой парень весь вечер проводит вечер в обнимку со стаканом, вместо того, чтобы весело проводить его в обнимку со мной.       — Потому что мне невесело, — объясняю я очевидную данность, всё же недостаточно очевидную для Эмили. — Я сказал, что не особо хочу сюда приходить, если ты вдруг забыла.       — Я помню, — сердито поджимает губы она. — Но я надеялась, что ты перестанешь вести себя как козёл.       — Напрасно, — меланхолично отзываюсь я. — По крайней мере, в этот раз хотя бы никто не умер. Ну, кроме твоих надежд.       — О чём ты?       — Да всё о том же, Эм. Всё о том же. Из-за того, что я был полным козлом, погибли Ханна и Бэт.       — Ну началось, — раздражённо закатывает глаза Эмили, чем в свою очередь раздражает меня. — Сколько можно об этом думать, Майк? Четыре месяца уже прошло. Пора двигаться дальше.       — А как мне, блядь, выкинуть это из головы? — зло огрызаюсь я, действительно желая услышать ответ.       Я ищу любой способ, который поможет уменьшить груз вины, каждый день всё сильнее давящий на мой позвоночник. Я за всю свою долбаную жизнь столько не рефлексировал, сколько за последние сто двадцать дней. Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о том, что если бы я не ввязался в этот тупорылый розыгрыш, то Ханна и Бэт остались бы живы. Я всегда считал себя хорошим человеком, но, видимо, у меня была круто завышена самооценка. Что ж, теперь-то я спустился на землю с заоблачных высот своего эго, и посадка вышла жёсткая. Ханна, видимо, тоже считала меня хорошим человеком, но ей пришлось куда хуже. Странно, что Джош до сих пор не попытался меня убить или хотя бы побить. Я бы именно так поступил на его месте.       — Ты не убивал Ханну и Бэт, — твёрдо произносит Эмили, и уверенность её тона меня одновременно восхищает и бесит. — Ханна всегда слишком бурно на всё реагировала. Им с Бэт просто… просто не повезло.       — С друзьями, — мрачно уточняю я.       Ханна действительно слишком бурно на всё реагировала. Однажды Джош перепугал её до поросячьего визга, просто неожиданно выпрыгнув из-за угла. А когда Сэм заставила всех посмотреть фильм о жестоком обращении с животными, Ханна единственная ревела в три ручья. Ещё она дольше всех смеялась над моими шутками, но это, думается, был симптом патологической в меня влюблённости, а не высокой эмоциональной лабильности. И вот, зная о том, что Ханна всё принимает так близко к сердцу, я согласился прикола ради заставить её раздеться на камеру. И теперь её больше нет. Как и Бэт, бывшей моей хорошей подругой. Кто я после этого, как не распоследний мудак?       — Её никто не заставлял с нами дружить, — громко фыркает Эмили. — Но все мы прекрасно понимали, кто в нашей компании интересует её больше всего. Если бы Ханна по тебе не сохла, ничего бы не случилось.       Запрокинув голову к изрешечённому яркими звёздами небу, я сцепляю пальцы замком за затылком и некоторое время перевариваю услышанное, чтобы не сорваться на матюги.       — Ты серьёзно считаешь, что Ханна сама виновата в том, что умерла?       — Нет. Я просто считаю, что некрасиво клеиться к чужим парням. И пытаюсь донести до тебя, что Ханна не такая уж святая, какой ты себе её воображаешь.       На долю секунды мне кажется, что Эмили ревнует меня к трупу.       — Как у тебя это получается?       — Что именно?       — Отрицать свою сопричастность к плохим поступкам.       — Если тебе так нравится обвинять себя в том, чего ты не совершал и страдать, то ради бога, — вспыхивает Эмили, скрещивая руки на груди. — Но на меня вешать смерть Ханны и Бэт даже не думай, понял?       — Я ничего на тебя не вешаю. Я лишь говорю, что ты в этом тоже была замешана, но тебе почему-то всё равно. Я тоже хочу, чтобы мне было всё равно, понимаешь?       — Я уже пояснила, почему не считаю себя виноватой. И я понятия не имею, почему виноватым себя считаешь ты. Может, тебе не всё равно, потому что ты втайне от всех встречался с Бэт? Вы ведь кучу времени проводили вместе.       — Да ты издеваешься, — хмыкаю я, натурально офигевая от таких заявлений.       Наплевав на предписания тренера, я тянусь за сигаретной пачкой, лежащей в заднем кармане джинсов. Дыхалку курево может и гробит, но мозги хорошо прочищает.       — Да я уже не знаю, что думать! Но точно знаю, что в последнее время тебе всё равно на меня.       — Это не так, — тихо возражаю ей я, порядком устав от этого разговора. От всего. — Пожалуй, на этом нам нужно поставить точку.       — В смысле? — удивлённо вскидывает бровь Эмили. — Ты что, меня бросаешь? Из-за грёбаных Бэт и Ханны Вашингтон?       — Из-за того, что в последнее время мы только и делаем, что собачимся, Эм. Тебе самой это разве не надоело?       Я успеваю сделать три затяжки, прежде чем она решительно вздёргивает подбородок, принимая деланно-безразличный вид.       — Ты прав, к чёрту это всё. К чёрту тебя. Скатертью дорожка. Мне давно следовало найти себе кого-нибудь получше. Кого-нибудь менее зацикленного на своих глубоких душевных переживаниях. Может, Мэтта? Что скажешь?       — Да хоть со всей футбольной университетской командой перетрахайся, мне похер, — отвечаю я, сильно кривя душой.       — Вот именно. Тебе — похер. В этом-то и проблема. На чувства Ханны тебе тоже было похер, поэтому ты так с ней и поступил, а теперь строишь из себя до тошноты высокоморального человека. Задним числом раскаиваться-то проще, чем заранее думать о последствиях своих действий, да, Майк?       — Ну и злобная же ты сука, — с каким-то мрачным весельем заключаю я и втаптываю окурок в газон, быстрым шагом пересекая двор.       — Какая есть! — кричит мне вдогонку Эмили. — Мне хотя бы хватает смелости это признать!       Логики в её словах я не улавливаю, ибо как раз-таки признаю себя полным мудаком, но у меня самого уже в ушах шумит от злости и наша перепалка скатывается к бессмысленному обмену оскорблениями.       — На лбу у себя это, блядь, напиши! — обернувшись через плечо, советую я. — Чтобы люди сразу понимали, с кем имеют дело!       На нас уже пялятся все, кто находятся в радиусе слышимости наших голосов, но нас это не останавливает.       — Да пошёл ты!       Я просто поднимаю вверх руку с вытянутым средним пальцем, не желая попусту рвать голосовые связки.