В ночи

Соки вышла на террасу. И вдохнула влажный воздух. Вокруг было тихо, и казалось каждая веточка в озарённом сверху лунным, с ее стороны-электрическим светом дышит теплотой и спокойствием. Ей опять не спалось, ребёнок все время то ворочался в ней, то давал чувствительный пинок в те зоны, из за которых ей резко приходилось бежать из одной части дома в другую. Ее муж пришёл уставшим этим вечером, и Соки не хотелось его будить. Она распласталась в бабушкином кресле-качалке, чудом уцелевшим после Мэриэнн (или это Эрик постарался?), чувствуя как под ней уютно скрипнули старые ножки, прежде чем пуститься в свой неторопливый такт. Соки почувствовала себя своей бабушкой-такой же большой и уютной. Окружающие (да и их мысли тоже) говорили ей что она не то чтобы сильно набрала за период беременности, женская гордость всегда побеждает. Соки видела, что...набрала. Она ласково огладила свой выдающийся живот и посмотрела в сторону дороги-где ещё несколько часов назад стояло столы, стулья и где все дорогие ей люди(и не только люди) вместе наслаждались вечером и угощениями. Соки любила такие вечера, искренне любила. Даже на девятом месяце она отменила все, позвонила всем и пригласила каждого дорогого ей человека. Хоть некоторые смотрели на это как на блажь молодой мамочки, Соки была счастлива. Она вдруг и впрямь ощутила себя солнечным светом в бутылочке, ну или бочонке, который может согреть все вокруг. Гости напивались, гости ругались, индейка шкварчала в бочке с пивом и это было прекрасно. Сейчас, три дня спустя (наполненных сплошь доеданием остатков со стола), она смотрела на то место где стояли столы и стулья и ощущала грусть. Она видит этих людей почти каждый день, и все же... Суетливое существо внутри неё вновь принялось ворочаться, заставляя Соки сменить позу. Она приподнялась и вытащила старую шерстяную шаль, предположительно принадлежавшую ее бабушке. Не то чтобы ей было холодно, Луизиана в принципе место где очень редко бывает холодно, но ее гормоны играли с ней и не такие шутки. Все эти дни, эти переполненные светом, радостью и счастливыми хлопотами дни здорово утомили ее. Кресло давно уже остановилось, а Соки все продолжала смотреть вдаль и наслаждаться уютным одиночеством. Вот-вот ее жизнь изменится навсегда, бесповоротно и навечно. Когда то она сказала, что нет такой вещи как "вечность", но как видно есть. Она надвигалась на неё, и срывала листы с календаря все ближе к дате отмеченной красным маркером, и у Соки потихоньку начинался мандраж. Гормоны, умом она понимала, что это гормоны, но кого и когда это спасало? Все эти мысли, они роились у неё в голове и не давали покоя, лишали сна, заставляли готовить и убираться как сумасшедшая. Тогда ей нужна была толпа, и она осознанно приходила в Бельфлер, опускала щиты, или доставала Лафайета с просьбами дать ей какую то работу, пока сам хозяин заведения не выходил к ней и Соки не приходилось уезжать домой. До чего противный стал этот Энди Бельфлер после того как стал владельцем бара, сил никаких нет. А сегодня, после того как последний предмет мебели отправился к законному хозяину (благослови Господи Мишель, Джейсон не знает насколько он везучий), Соки вдруг почувствовала себя безумно уставшей, такой будто бы она никогда в жизни не отдыхала. Хотелось только есть, спать и нецензурно выражаться когда кто то подходил к ней. Ее муж, надо отдать ему должное, очень чутко чувствовал ее перепады настроения, предпочитал держаться подальше и помалкивать. Ей страшно было признаться, даже в мыслях, насколько эта усталость успела укорениться в ее костях и жилах, эта усталость от людей вокруг, от собственных мыслей, от чужих мыслей, от... Соки почувствовала как скатывается в жалость и одернула себя. Это все гормоны, дурацкий холод при сорокаградусной жаре и депрессия-это все гормоны. Она должна быть благодарна за то где она сейчас, у неё есть все чего она когда либо хотела, если не больше. У неё есть любящая семья, друзья, она готовится стать мамой-это все, чего она когда либо делала для себя, все чего когда либо бабушка желала для неё. Бабушка, у Соки вдруг навернулись слезы на глаза. Единственный человек которого она считала по настоящему родным, ушёл из ее жизни. Тара, второй по значимости человек, ушёл из ее жизни. Даже Билл, при всех его недостатках, был дорог ей, ушёл. Хесус, ее родители...у всех этих смертей есть один общий знаменатель-она. Соки вдруг преисполнилась решимости. Сейчас она встанет, съест кусочек пирога от Арлин, и пойдёт спать. Завтра ей нужно к доктору Людвиг, потом забрать кое какие вещи для ребёнка, и спрятать эти самые вещи от ее мужа, потому что задача одновременно слушать мысли врача и не слушать дабы сохранить пол ребёнка в секрете оказалась невыполнимой. Соки играла невинность перед семьей, а сама тайком скупала весь серо-синий детский ассортимент в Валлмарте. Она терпеть не могла жёлтые детские вещи. Соки встала, положила свою старую шаль на старое бабушкино кресло. Она будет лучшей матерью этому ребёнку, она будет любить его и защитит ото всех монстров на свете, она будет...как ее бабушка. Соки разогрела кусок оставшейся индейки и, поняв что не сможет ещё уснуть, зацепила недочитанного Стейнбека с книжной полки. Ее ребёнок будет лучше образован чем она, по крайней мере она попытается. Тем более нет ничего лучше чем посмотреть на тех кому хуже чем тебе чтобы оценить повседневные радости жизни.