"Твою ревизию!" или Как научиться доверять этикам

(август 2014) В этом году конец лета выдался жарче, чем обычно – даже по радио на всех станциях вещали о том, что дело к осени, а летняя погода так и не собирается сдавать свои позиции. Впрочем, Донна Ламанчская пропускает такую болтовню мимо ушей – последние дней десять она прячется от нелюбимого времени года в стенах больницы. Да, так вот получилось – в обычный, ничем не примечательный день ты начинаешь свой распорядок как обычно, вздыхаешь с облегчением, что летняя практика закончилась, читаешь новости в сети, завариваешь себе чай, а потом… Потом банально горячий заварочный чайник вдребезги и, что называется, «здравствуй, институт травматологии». Правда, логику, к счастью, повезло не получить обширных ожогов, но за медицинской помощью обратиться пришлось, а бдительные врачи решили подстраховаться и подержать насмерть перепуганную инфантилку под наблюдением несколько дней. Пребывание в вынужденном затворничестве, естественно, Искательнице не нравится – даже не будучи любительницей активного образа жизни и больших компаний, она привыкла к свободе, вылазкам на любимые маршруты в городе, редким, но от этого куда более долгожданным встречам с Есениной… А тут ещё и Достоевский, как на грех, умотал на историческую родину минимум на две недели! Донна и так-то не любит эти его отъезды, переживая, как бы старые школьные друзья не впутали ни во что «дурацкого этика, ни шиша не умеющего о себе заботиться» - а уж теперь, когда она почти не может выходить на связь с кем-то из общих знакомых, причин проклинать ненавистное лето у неё больше в разы. Хорошо хоть завтра выписывается и сможет снова отводить душу за чашкой кофе или прохаживаясь по любимой набережной – ожог почти зажил и не причиняет особых забот, главное, не нажить себе новых травм на непутёвую голову. А ещё хорошо, что здесь хотя бы не мешают читать любимую литературу или переписываться с Досточкой, чем она сейчас и поглощена всецело, посвящая бету в превратности непростых отношений с ревизорами. Неужели в кои-то веки ей удалось встретить этика, который её понимает со всеми сдвигами, а не объявляет врагом народа, не обвиняет чёрти в чём и не лезет перевоспитывать? Как ни странно, но похоже, так и есть… Dostochka (13:38): -Ну теперь понятно, почему такая паника от моих тождиков. Я бы в такой ситуации сама бы на стену полезла. Только вот с Наполеоном-то зачем было раздувать ситуацию? Loca de la Mancha (13:39): -Это было сто лет назад и я уже сто раз успела об этом пожалеть. Конечно, зря на амбразуру полезла – но ты ж меня знаешь, я не перевариваю людей, которые лезут в чужое счастье. Dostochka (13:39): -Ох… Не твоё, так пусть хоть Гамлету повезёт – так, что ли? Loca de la Mancha (13:40): -Я думаю, если это чудо вернётся осенью в город живое, здоровое и трезвое – нам обеим уже повезёт. А то зная, чем его компания может заниматься на родине… Dostochka (13:41): -Так, больше ни слова, иначе я сейчас стыдливо уползу в уголок, прячась от всяких непристойностей. Loca de la Mancha (13:42): -Ты это Гамлету скажи с её привычкой демонстративно страдать на весь интернет. Хуже Политички, вот ей-богу! Dostochka (13:42): -Тебе нужно отвлечься. И кофеиновую терапию. Тебя ведь завтра выпишут, у тебя уже будет кофе в доступе? Loca de la Mancha (13:43): -Будет, будет. Только как бы мне не пришлось на успокоительные вместо кофе подсаживаться… Ламанчская и сама не знает, откуда у неё вырвалась эта фраза про успокоительные – наверное, просто больничный климат со снующими туда-сюда белыми халатами, мирно посапывающей по соседству женщиной лет шестидесяти с хвостиком и беспокойными родными, посменно навещающих в часы визита, сделали своё дело. Любому человеку захочется покоя, свободы и одиночества после десятка дней в такой обстановке. Почти полдня спустя Искательница лежит, ничего не соображая и даже не пытаясь заснуть, в донельзя неудобной больничной кровати и обалдело пялится всё в тот же мобильный телефон. А точнее, в отображающееся чёрным по белому на экране «Пользователь «I`m Dostoevsky» объявил вам бойкот». Да уж, в её стилизованном под советскую речь меню соцсети подобные известия выглядят устрашающе, даже если всего-то обозначают чёрный список. Что там случилось ещё? Опять Гюго что-нибудь наговорил про «полоумную альфийку», и к гадалке не ходи. Или Драйзер снова полез куда не просят? Ну что вот она сделала этим этикам, что её даже в изоляции и то не оставляют в покое? Сейчас отсутствие под рукой хотя бы блистера с пустырником кажется логику крайне досадным, и ей это не нравится. Как бы не вылилось во что похлеще… Утром следующего дня Достоевская листает ленту в соцсети и, естественно, обращает внимание на чёрно-белую фотографию от дурного, но полюбившегося автора. На фотографии – чашка кофе, потрёпанная книженция – кажется, сборник с выдержками из летописей – и подпись «снова в домашних условиях, я выжила, этикам – шиш». «Шиш» на свой счёт Досточка, естественно, не принимает – кому как не ей знать, кто систематически доводит Ламанчскую? Слава богу, хотя бы выписалась без происшествий – и то ладно. А уж кто причинил логику приступ паники ночью – с этим они ещё разберутся. Донна всегда ей всё рассказывает, когда отходит и успокаивается. Решив пока не приставать к подревизной с расспросами, Гуманистка решает провести один из последних летних дней с пользой и пойти погулять с Гюго, которая только-только пришвартовалась к родному берегу после двухнедельных столичных каникул. А вечером она обязательно поговорит с Искательницей и всё выяснит… Вечером Достоевскую поджидает работа – первая глава обещающего стать монументальным труда под названием «Из конфликта: Избранное». «Эта ненормальная что, даже из больницы успевала творить?» - недоумевает этик, поражаясь трудоголизму автора, - «Мамочки родные, ну всё, теперь мне это бетить-не перебетить».