Genom - Beetwen the Lines

Последний огонек, дожевав фитиль, угас в луже расплавленного воска, оставляя после себя тонкий сизый след, словно отделившийся дух пламени, погрузив зал во тьму. Старый крыс медленно открыл глаза, провожая этот последний вздох свечи, пока дымка совсем не растаяла в снующих повсюду токах воздуха. Не торопясь он поднялся, разминая затекшие ноги и спину. Медитация давала покой и отдых, но бесполезно скрывать, что тело при всех тренировках моложе не становилось. Тихо переступая, Сплинтер вышел в общий зал. Шумная ночь уже подошла к концу, и если наверху люди начинали просыпаться, чтобы начать новый день, то внизу, под городом семья мутантов наоборот отправилась на боковую. Погашенный основной свет говорил о том, что его сыновья уже давно смотрят сны, а не все еще работающий телевизор. Пройдя в «гостиную», крыс поднял с пола пульт, выключив болтающий экран. На диване в, казалось, совершенно неудобной для сна позе спал Микеланджело. Сплинтер не стал его будить, чтобы отправить в постель, прошло уже то время, когда он требовал от них беспрекословного подчинения правилам и распорядку во всем, вырабатывая необходимую воинам дисциплину. Сегодня он не был их Мастером, сегодня он был просто отцом, что укрыл спящего сына пледом с кресла, незаметно стянув с лица маску, повесив ту на подлокотнике. Майки улыбнулся, не просыпаясь, словно в благодарность за заботу, поудобнее подминая под головой и обнимая диванную подушку. Как Сплинтер ни старался любить своих детей в равной степени, младший удивительным образом умудрялся постоянно перетягивать на себя внимание. Была ли это его природная особенность, или хитрец намеренно научился этому, но не любить непоседу даже за все его шалости просто не получалось. Дернув усами в улыбке, крыс погладил сына по голове, бесшумно следуя дальше вдоль дальней стены по переходу, на второй ярус их жилища. Обойдя «минное поле» в области за кроватью, он замер перед двухъярусным местом сна, обратив свой взор на второго сына. Рафаэль сопел в подушку, свесив одну руку с края своей полки. Сейчас лицо грозного воина было расслабленно и без банданы и напускной суровости до въевшейся между бровей морщинки выглядело моложе и более открыто, показывая то настоящее, что бунтарь семейства прятал глубоко внутри себя. К сопящим звукам стали добавляться пока еще тихие голосовые вибрации, и Сплинтер, взяв с тумбочки рядом кружку, подсунул ту под руку сына. Пальцы цепко обхватили посудину за края, и Рафаэль одним жадным глотком осушил ее и повесил пустую тару на выступающий столбик стойки кровати, довольно причмокивая, что воздух больше не драл высохшее горло. Обычно миссию по спасению сна и тишины негласно выполнял спящий внизу Майки, что, только заслышав старшего, совершал этот трюк с кружкой, в обмен на спасающую от дурных снов ауру брата. Но сегодня отлаженные действия были нарушены отсутствием младшего в своей постели, так что крыс взял на себя эту маленькую «обязанность». Следующие несколько метров следовало пройти с особой осторожностью, вовсе не из-за того, что они представляли опасность для старого мастера. Просто ему совсем не хотелось потревожить спящую здесь особу, которая спряталась в одеяле, словно в коконе, оставив снаружи лишь кончик хвоста. Мона все еще держалась особняком, хоть и открытая вражда сменилась дружелюбием, но он прекрасно понимал, как непросто девушке ломать себя, борясь со своими природными страхами, что лежали в глубине ее генетичекой памяти. И Сплинтер не мог ее за это винить, лишь понимающе кивал, когда она, шепча извинения, старалась увеличить между собой и им расстояние. Кто-то боится пауков, кто-то змей, а кто-то крыс. И девушка вовсе не обязана проникаться к нему теплыми чувствами, достаточно и просто уважения. Гораздо важнее, что она испытывала к его сыну, и возможно ли, что эти чувства обретут столь же прочную связь, что Сплинтер мог наблюдать тут же рядом. Его не переставало удивлять, как напуганная девушка, что не могла сомкнуть глаз в первую ночь в логове, сейчас с абсолютным умиротворением на лице спала на плече Донателло. Эмили стала не только частью семьи, но и неотъемлемой частью жизни их маленького скрытого мира. Судьба или иная закономерность свела этих двоих, Сплинтер лишь надеялся, что никого из его детей не постигнет та же участь, что когда-то постигла его. Тихо вздохнув и вынырнув из своих воспоминаний, крыс продолжил свой путь. Стоило только мастеру поравняться с кроватью старшего сына, как тот открыл глаза, приподнимаясь на локте, на что крыс лишь сделал жест ладонью, чтобы он не вставал. — Еще рано, Лео, спи, — прошептал Сплинтер. — Мы оставили тебе кусочек пирога в холодильнике, — так же тихо произнес в ответ Леонардо, улегшись обратно, закрывая глаза. — Спасибо. В холодильнике действительно обнаружилась тарелка с приличным куском именинного торта, прикрытого крышкой-колпаком со стикером: «Для папы». Решив не шуметь электрическим чайником на кухне, Сплинтер, взяв заботливо оставленное для него лакомство, посеменил в свои покои. Пока вода закипала в чугунном чайничке, Сплинтер решил попробовать кулинарный экспромт своих детей. Пока они были малышами, готовить что-то особенное в этот день приходилось ему, но с каждым годом медитация требовала все больше сил и времени, и в один год он обнаружил, что пока усмирял свой разум и дух, дети сами все сделали, огорошив его не только своей самостоятельностью, но и чувством собственного невнимания к ним, и в следующий год крыс пообещал, что сделает все сам, как и раньше. «Эта медитация, она ведь какая-то особенная для вас, Учитель?» — поинтересовался тогда Леонардо. «Да, это очень важно для меня. Я делаю это в память о хорошем друге.» «Друге…» — юный ниндзя на какое-то время задумался, прежде чем произнести: «Тогда не беспокойтесь о нас. Донни смог наладить плиту, а Майки, кажется, очень понравилось готовить. Я присмотрю». С того дня традиция изменилась, теперь уже его дети желали устроить ему праздник. Но даже вкусный торт не смог до конца стереть чувство сожаления, что терзало душу крыса в этот день. Комната наполнилась запахом зажженных благовоний и свежего чая, когда Сплинтер налил его в две пиалы на столике и присел подле на подушку, держа в руках маленькую металлическую коробочку, что когда-то была портсигаром, а теперь являлась шкатулкой его тайны. Внутри был всего один предмет — черно-белое фото с обгорелым уголком, глядя на которое, Сплинтер тяжело вздыхал, понуро прижимая уши к голове, а черные глаза неизменно наполнялись грустью. Огонь, эта стихия словно преследовала его. Вначале чуть не убив его в лаборатории, а после лишив его единственного человека, кому он всецело доверял, когда он только-только понадеялся на то, что мир не так жесток. Но нет, судьба одним махом выбила и так непрочную почву из-под ног, чуть не забрав и его детей. Слишком маленькие, они не помнят этого, но каждый получил свою «памятную метку» о той ужасной ночи. И пришлось потрудиться, чтобы избавиться от этого или научиться с этим жить. Со своей он боролся. Страх огня въелся вместе с ощущением горящей шерсти и утратой близкого человека. Но вместе с тем, огонь был тем, что позволяло выжить во тьме холодных подземных коридоров. Но даже спустя столько времени Сплинтер все еще ощущал паническую дрожь, оказываясь в огненном круге свечей. В этом году добавилась 21-я. Сплинтер допил свой чай, улыбнувшись изображению в руках. — Мальчики уже совсем взрослые, стали настоящими воинами и мужчинами. Мне уже почти нечему их учить. Скоро каждый изберет свой собственный путь… Я хотел бы, чтобы они знали и помнили тебя, но я не хочу, чтобы они оказались в той же клетке сожалений, что и я… Я все еще не могу простить, что не спас тебя, никогда не смогу простить… — вторая пиала с уже остывшим чаем была вылита на чайную фигурку в углу столика — дань духам. Последний раз взглянув на фото, крыс положил его назад в коробочку, а ту спрятал в нишу в стене, до следующей памятной даты. Логово стало наполняться звуками, когда его обитатели стали просыпаться, собираясь на кухне за поздним завтраком. — Мне сегодня такой чудесный сон приснился, — щурясь, словно кот на мартовском солнце, произнес Майки, подперев ладонью подбородок. — Дай угадаю, тебе приснилось, что ты ел пиццы с тысячью и одной начинкой и не толстел? — Пф, не-е-е, Раф, хотя это тоже был бы крутой сон. Мне приснилась мама, — произнес мечтательно весельчак, на что остальные посмотрели на него с недоумением. — И она пела очень красивую песню. — Это очень хороший сон, Майки, — нарушил всеобщее оцепенение Леонардо, тепло улыбнувшись. — Правда? — Конечно. Ведь сны приносящие радость - это большая ценность, — подтвердил старший, незаметно для остальных взглянув в сторону комнатки отца. — Даже если это всего лишь сны.