Записки психбольных

За окном не пели птицы, не слышались радостные голоса обычно проходящей мимо больницы молодёжи. В комнату не пробивался яркий солнечный свет, как всегда - вместо этого каждый угол был заполнен почти материальной темнотой, каждая стена потускнела и потихоньку начинала осыпаться. Ножки кроватей скрипели ещё протяжнее и тоскливее, чем до этого - так же, как и двери. Вообще всё как-то помрачнело, замедлилось, потеряло прежнюю активность, живость. Перестали появляться цели, без них нет смысла и деятельности. Пропали желания, включая аппетит и потребность во сне. Что-то глубоко внутри говорило, что это не правильно, но это "что-то" было совсем тихим, ничтожным, незначительным. Незаметным. И пусть для других людей мир всё так же продолжал свой ход, стрелки часов с той же размеренностью двигались вперёд, а день сменялся ночью, для неё всё было по-другому.       За дверью слышится серия мелких или скорее торопливых шагов. Цок-цок-цок, гулкий звук отражается от плитки со всех сторон и, заползая каким-то образом в закрытую комнату, раздваивается в ушах, отражаясь уже от стенок пустой и лёгкой как никогда головы. В обычной ситуации она бы зажмурилась, прикрыла ладонями уши, отвернулась, но сейчас лишь с терпением и покорностью дождалась, когда лишний шум перестанет ей досаждать и сольётся со всем остальным. В коридоре звучат приглушённые, неразличимые голоса. Она их не слышит, но знает, что они говорят между собой. Среди них есть знакомый, женский звонкий тембр с отчаянными нотками. - Неужели ничего нельзя сделать, доктор?! Вы же видите её состояние, разве это можно назвать нормальным? Она выглядит как... как.. - Как кукла? Увы, таких мы называем масочниками. - глухой и тихий голос невозмутимо вторит первому. Даже не видя, она может поспорить, что его обладатель грустно вздохнул и обречённо покачал головой. - Нет таких препаратов, которые могут полностью излечить или хотя бы остановить распространение болезни. Мы уже провели одну операцию, но она лишь отсрочила неминуемое. Её состояние в таком положении нормальное. - И всё? И это всё, что вы можете сказать?! Опять это "нормально"?! - натянутые интонации в крике постепенно стихают. Становится ясно, что женщина постепенно начинает мириться с тем, что уже ничего нельзя сделать. Эта мысль приносит ей лишь состояние безысходности. На несколько секунд все звуки приглушаются, словно в мире настаёт тревожная тишина, в которой время от времени пробегают напряжённые искры. Пауза длится не так долго, но для них наверняка целую вечность. - Навестите её. На подсознательном уровне она, возможно, сможет понять, что всё ещё не одна. Знакомые лица должны успокаивать. Серия гулких, тяжёлых шагов. Когда те окончательно стихли, вновь раздаётся тот знакомый пронзительный звук и дверь - с тем же печальным, тугим скрипом - открывается. Ощущается стойкое присутствие в помещении. Но она не оборачивается, ни единый мускул в теле её не дрогнул. - Кара, милая, - женщина бросает куда-то свою сумку и присаживается рядом на кровать, кладя свои чуть дрожащие руки на бинты, что опутывали голову сидящей у изголовья постели девушки. - Как ты, как твоё самочувствие? Ответом служит лишь та же тишина. Та самая, которая перед сном часто забирается прямо в череп и отражается от него каким-то шипением, беспрерывным жужжанием, треском. Наверное, именно она и мешает уснуть столь долгое время. - Может, хочешь чего-нибудь? Персиков, яблок? А может груши? Я могу достать твои любимые, бере боск. Хочешь, я принесу их тебе? Девушка долгое время не двигается, беспрерывно глядя в одну точку, но затем её спадающие на плечи локоны чуть шелохнулись - она отрицательно качнула головой, медленно моргая. Ей не хочется смотреть на людей, что вечно приходят и уходят, только тревожа её покой. И груш ей тоже не хочется. - Я смогла освободиться пораньше на работе, нашла несколько сеансов в театре. Скоро выходит балет "Лебединое озеро" и новая парижская симфония. Ты так любила слушать оркестры! Сходим на постановку? Или хотя бы в кино? - Не хочу. - с трудом произносит она, игнорируя шершавый комок в горле. Слова слышатся с трудом, вырываются с хрипом и шипением. Они не несут в себе ничего - нет ни ярких эмоциональных оттенков, ни интонации, ни лишних слов, что так присущи обычным человеческим разговорам - повседневным, непринуждённым. Привычным. - Если не хочешь идти в людное место, то я могу сходить и записать, как-нибудь уж договорюсь с руководителями. А потом мы вместе сможем посмотреть- - Зачем? - внезапное слово прерывает её монолог. Тихое "что?" вырывается из её груди, но женщина не решается продолжать фразу, сталкиваясь со взглядом абсолютно тусклых, пустых и словно мёртвых глаз, которые смотрели сквозь неё. - Зачем? - с той же опустошённостью произносит она, чуть меняя направление взгляда. Теперь он сфокусирован на растерянном бледном лице, выражающем волнение. - Какой смысл? Я всё равно не проживу долго. - ...как?.. - упавшим голосом спрашивает та, беспокойно глядя на полностью лишённое чувств лицо. В ответ ей лишь одна фраза: - Я бы не осталась здесь, если бы не знала о своём диагнозе. Женщина прикрывает рот ладонью, её брови изогнулись, а в глазах заблестели слёзы. Было видно, что есть много слов, которые она хотела бы сказать, но они не смогут достучаться до её племянницы. Не после того, что произошло и чем это закончилось. Ей оставалось лишь тихо встать со своего места и промолвить прощание, обещая вернуться позже. Пустой взгляд всё так же прожигал невидимую точку на стене, неподалёку от того места, где тихо сомкнулась дверь. Она знала, что скоро за ней зайдут и другие люди в белых халатах, чтобы повести на очередные исследования и терапию. Знала и то, что никакие лекарства, никакое современное оборудование не сможет остановить её болезнь. Это был сложный механизм, и раз уж он запустился, то больше его ничто не остановит. Её разум будет медленно разъедать до тех пор, пока последние его частички не угаснут, но это ничто по сравнению с её существованием. Нет целей, нет желаний, нет чувств. Нет ничего из того, что составляет неотъемлемую часть жизни и наполняет её смыслом. Придётся и дальше видеть всё те же тёмные стены, ощущать то же замедленное время, терпеть ту же оглушительную тишину в надежде, что всё это скоро закончится. Болезнь распространяется не так быстро, как хотелось бы, но это ничего. Она умеет ждать.

***

Пациент: Каралайн Фокс, 1989 года рождения. Больничная биография: Поступила в окружную больницу в тяжёлом состоянии после аварии, доставленных вместе с ней родителей спасти не удалось. Помещена в главную больницу штата с сентября 2018 года. Диагноз: Атрофия головного мозга в результате тяжёлой травмы черепа на основе наследственной предрасположенности и сопутствующая апатия.