***
2004 год. Москва.
— Саш, мне плохо… — Что такое, Верочка? Вера подняла глаза от альбома, где что-то рисовала цветными карандашами. Саша опустился на пол возле сестры и обеспокоенно посмотрел на неё. — Я переживаю за Кирилла. Как он там один? Ты ведь точно-точно передал ему, почему я уехала? Свешников потупил взгляд. Хорошо, что сестра ещё маленькая и не понимает всего. «Она и не поймет, почему я поступил так. Почему разрушил её дружбу» — подумал мальчик. Совесть начала съедать его уже тогда, когда он приехал в Москву и увидел грустные глаза сестры. Уже неделю он жил вместе с семьей, но Вера так и не могла перестать переживать о друге, оставшемся в Петербурге. А Саша понял, что повёл себя бесчестно и жестоко. Он зря ревновал Веру, они всегда будут вместе — братом и сестрой, а вот с Кириллом Вера больше скорее всего не увидится. — А давай письмо ему напишем? — предложил вдруг Саша, в попытке одновременно и успокоить Веру и загладить свою вину, — ты ведь знаешь его адрес? — Конечно! — Вера вскочила на ноги и затараторила, — правда-правда напишем, Саш? И марки купим? Настоящие? — Настоящие, — усмехнулся Свешников, — завтра куплю тебе марки, только письмо напиши. — Да я сейчас! Вера сорвалась с места и принялась сметать все со стола в поисках листка и ручки. Найдя всё, она примостилась на полу, выводя буквы на тетрадном листе и от старания аж высунув кончик языка. Глаза её блестели от радости. А следующим утром Саша зашел после школы на почту — купить марки. И вскоре бумажный конверт, обклеенный цветастыми квадратиками, упал в почтовый ящик.***
2017 год. Санкт-Петербург.
Вера скинула с себя тяжелое платье Мерседес и со вздохом опустилась на кушетку. Все тело побаливало от пятичасовой репетиции и танцев, что уж говорить о горле. Трудно было даже разговаривать с кем-либо. «А что ты хотела? Играть в одном из лучших театров Петербурга и не напрягаться?» — съязвило подсознание. Это был явно не уровень университетских спектаклей, где она играла до этого. Уже в четвертый раз на репетициях Вера вышла на сцену без партнера. Кирилл пропадал неизвестно где уже третий день. Бедный Ростик не жаловался на то, что приходится всё проигрывать с начала с двумя партнершами по очереди, но Свешниковой было видно, как ему тяжело. Тяжело было всем, особенно перед премьерой. Даже Оксане, которая расхаживала по залу и ругала Гордеева на чем свет стоит. — Не явится на следующую репетицию — расторгнем контракт к чертям собачьим! — впервые шумно выругалась помощница постановщика. Керо никак не комментировал отсутствие одного из главных актеров, но было видно его нарастающее недовольство. — Ростик, стой! — А? Немного запыхавшись, Свешникова нагнала-таки Колпакова уже у выхода театра. Тот обернулся и устало, но по-доброму улыбнулся ей. — Ты звонил Кириллу? Почему он не появляется? — Конечно, — кивнул Колпаков, — бесполезно. — Почему это? — Позвони — узнаешь, — пожал плечами Ростик. Затем кивнул ей в знак прощания и первым вышел на улицу. Вера, поеживаясь от холода, шла вдоль проспекта. Знала ведь, что нужно звонить партнеру — а боялась неизвестно чего. На последней репетиции он очень странно себя вёл, и даже немного пугал её. Хотя, судя по его глазам, пугала, скорее, она. «Глупости! Звоню только один раз и по поводу его отсутствий. Не хочется напрягать Ростика двумя сменами каждый день», — будто бы оправдываясь, думала Вера. А затем решительно достала телефон. Вызов. Гудки. Абонент временно недоступен. Ну к черту! С трудом удержалась, чтобы не бросить телефон об асфальт. Однако сумела от греха подальше заблокировать его и отправить в карман куртки. «И что теперь? Не идти же к нему домой, в самом деле», — думала она, бредя, куда несут ноги. Конечно, она знала, где живет коллега. Совсем недавно ведь была там. Но её появление в квартире Кирилла явно не вызовет у последнего бурной реакции радости. Скорее всего, её и вовсе выставят за дверь. Шумное метро раздражало, мешало думать. Но одновременно и отгоняло мысли о произошедшем. Каждую свободную минуту она думала о том, что произошло между ними в том дворе. И эти мысли грызли её постоянно, навязывая чувство вины и жалости. Тёмные дворы сменялись один за другим. Каждый из них был похож на предыдущий. И лишь один нёс в себе особую историю. Историю о крепкой и искренней дружбе маленькой девочки и её друга-защитника. «Это было здесь», — внезапно догадалась Вера, осознав, куда совершенно машинально шла она все это время. Небольшой закрытый двор-колодец. Совершенно пустой. Ощутив, как сердце забилось быстрее в три раза, она обвела взглядом все пространство, подмечая каждую мелочь. А в голове все появлялись старые образы, совсем позабытые когда-то давно. Песочница. Злой хохот. Слезы, застилающие ей глаза, когда она почувствовала, как тряпичную Диану вырывают из рук. Синяк на локте от падения. Детская обида, засевшая где-то в области груди. Затем — дерзкий с хитринкой взгляд зеленых глаз. Спина, которая загородила её от обидчиков. Тепло мальчишечьей руки, когда ей передали израненную куклу. Робкая улыбка. Киря. Лавочка. Сломанная застежка на сандалике. Она, стоящая на лавочке с ногами, пока Кирилл внизу пытался сделать проклятую застежку. — Сейчас сделаем… запросто… и будут, как новенькие, — бормотал он, убеждая то ли её, то ли себя самого. А ей почему-то было смешно и так хорошо. Хотелось коснуться его тёмной макушки и взъерошить волосы. Мусорка. — Я просто выброшу его и всё! — Упрямо замотала головой она. — Ну и дурёха! — произнес Кирилл. В его глазах стоял упрёк, — так только трусихи делают. — Я не трусиха. Но мама за тройку убьёт… Кирилл фыркнул. Шелест бумажки — и вот уже листок с диктантом и тройкой летит, скомканный, в урну. — Вот и всё. — Думаешь, что легко отделалась? Нетушки. Пошли. — Куда?! — Замучаю тебя правилами русского, — мальчик хмыкнул и скрестил руки, — заново диктант перепишешь. Чтобы потом не ныла. — Киря!!! — Или мамке расскажу. — Тиран! — Трусиха! Уверенным движением Кирилл отбирает у неё портфель и ведет за собой, не давая шансов к отступлению. Бумажный комок одиноко валяется на дорожке, так и не попав в цель. Взгляд Веры невольно метнулся на один из домов. Прямо на пятый этаж, где сейчас горели три окна. Дом. — Верочка, вставай. Свет в комнате. И озабоченное лицо мамы. — Я помогу тебе собрать вещи. Папа уже загружает машину внизу… — Мы разве сегодня уезжаем? — сонно спросила она, ничего не понимая. — Конечно, сегодня. Мы же с папой тебе говорили, Верочка, — вздохнула мама, — Ты забыла уже что ли? — Киря! Верочка метнулась к окну, прикасаясь лбом к холодному стеклу. Стояло раннее утро. В окнах дома Кирилла ещё даже не горел свет. — Мамочка, мне нужно на улицу, — умоляюще протянула она. — Какая улица, доченька? Шесть утра, никого нет. А ждать мы с папой не собираемся. Вера осела на пол и прижала ладони к лицу. Плечи её содрогались от тихого плача. А в соседнем доме безмятежно спал Кирилл, ещё не зная, что прямо сейчас его разлучают с лучшим и единственным другом.