Назад в Волшебнию.

      — А потом было много странных мест. Я шла от одного к другому до тех пор, пока не оказалась здесь. — София приободрилась. — Знаете, мистер Седрик, я сразу поняла, что здесь живете Вы! Тут все так похоже на вашу башню!              Седрик смущенно кашлянул. Ему понравилось услышанное. Не с точки зрения правдоподобности, но с точки зрения стороннего обывателя. Ему, на самом деле, было интересно. Седрик почти верил, что эта девушка действительно столкнулась с подобными препятствиями. Настолько жарким был ее голос, настолько доверительно звучал тон. Тем не менее, рядом с восхищением ходила искренняя жалость. На что эта бедняжка пошла, чтобы выложить свою выдумку!              София не была сумасшедшей. Вовсе нет. Скорее, наоборот, она хорошо мыслила, раз изложила свой труд, ни разу не подглядев в заметки или черновики. В любой иной раз Седрик бы разозлился из-за того, что его попытались использовать, но сейчас мужчина испытал скорее горечь. Он ничем ей не сможет помочь. Особенно в это время, когда все ополчились против него.              — Мне… — Седрик кашлянул в кулак. — Очень лестно понимать, что я Вас вдохновляю, но боюсь, что этого все равно недостаточно, чтобы оправдать ваше бесцеремонное вторжение на мою частную собственность!              Надежда сменилась испугом. София вжалась в спинку своего стула, пока Седрик зачерпнул немного похлебки. Вкус ее не испортился, но этого все равно было недостаточно. Жучок страха вцепился в душу. Если об этом секретном доме прослышала одна фанатка, значит, совсем скоро о новом жилье Седрика прознают все. От все той же мерзкой прессы, до людей страшнее.              Кости заныли, точно в предчувствии грядущей мести. Седрик невольно ощупал лицо. Нос, комично длинный, никогда не знавший переломов, показался особенно уязвимым. Страх снова дал о себе знать, а вместе с ним на плечи Седрика обрушилась страшная усталость. Его так сильно вымотала дорога, что сил, казалось, не хватает даже на сущие мелочи в виде полноценного перекуса. С трудом Седрик оторвал ломоть хлеба и затолкал тот в рот. Все внутри перевернулось. Он никогда не пробовал ничего подобного!              Кроме чеснока, основного секрета легкой горечи теста, София добавила что-то еще. Что-то пряное, но в то же время и мягкое. В сердце заныло, а голову точно переклинило. Седрик с тоской подумал, что такая еда навевает ему мысли о настоящем доме. Мозг загудел. Седрик зажмурился, попытался вспомнить что-нибудь важное, но память не дала ответа. Осталось лишь призрачное чувство, что разгадка близко.              — Я добавила травы Волшебнии… — Спешно пробормотала София. Голос ее звенел от отчаяния. — И все, что говорю, это чистая правда! Вы были придворным волшебником папы! Вы сломали заклятие! Вы… Мистер Седрик, Вы самый-самый великий волшебник!              Её искренность вызвала жгучую горечь. Бедная юная девушка, плотно увязшая в собственных фантазиях, напрашивалась на жалость. Седрик даже отодвинул похлебку от себя. Разговор срочно требовалось заканчивать. Чужие фантазии бередили старые, спрятанные душевные раны, о которых Седрик даже не подозревал до этой минуты.              — Было вкусно. — Сухо отозвался Седрик, нервно схватившись пальцами за край скатерти. — Благодарю.              София беспомощно обмякла, а Седрик не удержался и снова укусил чесночную краюшку в попытке вернуть то самое чувство. Кончик языка скатал небольшой шарик, прежде чем отправить мякиш дальше по горлу. Седрик зажмурился опять. Ему показалось, что в эту секунду его желудок наполнила невидимая радуга. Все хорошее, что только могло быть в его жизни, сцедили, а после вмешали в тесто, из которого и был выпечен хлеб. В уголках глаз даже легонько защипало.              — Вы совсем ничего не помните? — Тихо-тихо спросила София.              «А вот это не твоё дело!» — Хотел ответить Седрик, но хлеб оказался так хорош, что даже злиться не вышло. Совесть набрала силы. Ум упорно твердил, что девушка перед ним в лучшем случае — заигралась, а в худшем — серьезно больна и лучше бы оградить себя от всех проблем, выставив ее прочь. Но Седрик проиграл хлебу.              — Ничего.              — И мой рассказ вам тоже ничего не напомнил?              Седрик промолчал, и этого оказалось достаточно, чтобы София тяжело вздохнула. Опять.              — Знала бы, принесла с собой портреты. — Гостья потёрла запястье, и кисло улыбнулась, уставившись под ноги. — У меня много картин с Вами, мистер Седрик.              И это наверняка было еще той глупостью. Невольно Седрик вспомнил собственные фотографии на первых полосах газет и съежился. То самое злодейское лицо заставило кровь временно застыть в жилах. Седрику меньше всего на свете захотелось знать, что подобные неудачные фотографии могут украшать чужую стену. И вообще, всеми фибрами души Седрик был против подобного проявления внимания. София продолжала смотреть на него, старательно что-то выжидая, когда Седрик невольно скукоживался под её взглядом.              Такая молодая. Такая наивная. Такая подозрительно знакомая.              «Нельзя жалеть фантазёров. Не будет ничего хорошего от того, что те поверят в собственные фантазии»              И всё-таки Седрик жалел. Жалел так сильно, что с каждой минутой все сильнее прикипал душой к короткому рассказу. София рвано шмыгнула носом. Гостья даже не стремилась скрыть переполнявшее ее разочарование! Наоборот, ее грусть и тоска казались чересчур реальными. Только из-за того, чтобы не видеть немого порицания, Седрик захотел, чтобы её слова стали правдой. Хотя бы на мгновение.              — У вас аллергия на одуванчики! — Резко заявила София, совсем отчаявшись. — И у вас был ручной ворон! И вы самый удивительный, талантливый и могучий волшебник из всех, кого я знала!              «А ты знала многих волшебников?» — Седрик с трудом выдавил улыбку. Насчёт первого поклонница оказалась права, но в этом не было ничего удивительного. Седрик некоторое время провёл в работном доме среди людей. Наверняка там нашлись обладатели длинных языков, которые не упустили шанса сообщить, что «этот новый модный детский писака делил со мной комнату и чихал как припадочный, когда кто-то ставил одуванчики в вазу». Второе нельзя было подтвердить или опровергнуть. В этой, сознательной и полной жизни с момента своего обнаружения, Седрик питомцев не имел. О том, что душа его охотно откликалась на птиц, хозяин дома предпочёл умолчать. Умолчал он и о том, что выбор Софии ему искренне понравился. Ворон, как домашняя птица, импонировал Седрику больше, чем канарейка или попугай. А третье…              — Сочинять истории — это не волшебство. Это… — Самолюбие приятно заурчало. — Дар? Талант? Но уж точно не волшебство.              София покачала головой и вскочила со стула. Быстрой дробью рассыпались ее шаги по деревянному полу. В какой-то момент Седрик видел лишь копну русых волос, да спину платья. Что-то глухо упало, что-то откатилось в сторону. София прижала к груди продолговатый тканный свёрток.              — Я хотела показать Вам это при иных обстоятельствах. — София шумно втянула носом воздух, после чего обогнула стол и зашла Седрику за спину.              Побелевшая челка встала дыбом. За несколько прошедших секунд Седрик представил многое: камень над головой, острое перо ножа у горловины, веревку на кадыке. Но фантазия оказалась далека от реальности. Бережно, точно в руках ее был ребенок, София опустила на стол свёрток.              — Откройте.              Неуверенно Седрик оттянул край свертка и ахнул, увидев перед глазами порядком постаревшую древесную коробку с цветными пятнами. Сердце подпрыгнуло к глотке. Куски памяти, рваные фрагменты, заметались в голове, как ошметки ягод в морсе. Возникали и исчезали картинки, по ушам били обрывки фраз, чувства, лежащие на дне души мутным осадком, взяли вверх. Седрика затрясло и если бы не руки Софии, плавно опустившиеся на плечи, мужчина бы упал на пол.              Он узнал эту коробку. Узнал старый, рукотворный футляр. Дрожа, как лист на ветру, Седрик открыл крышку и ахнул. Внутри, на обитой старым бархатом подушке, лежала белая палочка. Семейная реликвия.              Карусель из воспоминаний пронеслась перед глазами. Прошлые обиды и радости закружили Седрика. Информации стало так много, что связная нить повествования оборвалась. Седрику показалось, что в один момент он проживет несколько жизней. Вот он смотрит на свое детство, вот с ужасом взирает на юность, а вот с тоской наблюдает за зрелостью. Семейная палочка, одна из путеводных звезд, потеряла контур под пеленой слёз.              — Мама… Папа…              Его точно занесло в шкуру себя самого семи лет. Тени, порожденные огнём камина, зло оскалились по углам. Седрик испуганно огляделся. Земля точно ушла из-под ног и все знакомые ранее устои потеряли смысл. В целом мире не было человека более одинокого, чем он. Убранство маленького дома страшно испугало. Каждая вещь неподалёку заставила сердце застывать в неясных ожиданиях чего-то пугающего. Даже кофейник вселял в сердце страх.              Если бы не стул и Софи, Седрик бы рухнул на пол.              «Стоп! София!»              Когда Седрик обернулся, сердце замерло на месте.              — Что с Вами стало, принцесса?              Она все еще узнавалась. Не по характерной одежде, цвету волос, прическе или глазам. Нет. Нутро Седрика просто знало, что девушка, стоящая позади, была Софией. Амулет Авалора, порозовевший со временем камень, эту мысль только подкреплял. И все же мозг понимал кто именно стоит перед ним, но не принимал. Седрик помнил ее иной. Маленькой, нескладной, с пышной копной русых волос и скромно мерцающей на макушке тиарой.              София смущенно провела рукой по концам отстриженных локонов. Ее прическа смутно напоминала ту, с какой она пришла во дворец Волшебнии в день своей коронации.              — Я повзрослела, мистер Седрик.              — И сколько времени прошло? Моя семья… — Сердце опять рухнуло в желудок, а кожа покрылась мурашками. Паника нарастала. — С ней всё хорошо?              Седрик боялся ответа. Он не мог сказать сколько было отцу или матери. Боги, он даже не знал сколько Софии! А что если тоска забрала их в тот мир, откуда нет пути назад? Или беспощадная рука времени внесла свою лепту? Седрик впился пальцами в лицо. Желудок завязался в узел.              — Да! — Спешно отозвалась София. Она снова уложила руки на его плечи и ощутимо нажала, вынудив Седрика замереть. — С ними все хорошо. И будет ещё лучше, когда Вы вернетесь домой, мистер Седрик!              Домой. Это слово показалось таким странным, но таким желанным. Седрик вспомнил о работном доме. Страшном, ужасном месте на фоне Волшебнии. А еще припомнил то место, где осталась его «благоверная». Ни одно воспоминание не вызвало той томительной дрожи, как память о башне. Большой, немного страшноватой, но такой родной башне.              — К-конечно, домой. Я… Вернусь… Домой…              Горечь подкатила к горлу. Седрик взял одну из рук Софии и крепко сжал грубоватые девичьи пальцы. В душе он давно рыдал от переполняющей благодарности. На второй план даже ушла обида на семью за то, что они бездействовали. София не выдержала и обняла Седрика опять. Чувство выдалось странным. Седрик помнил, как тогда, много лет назад для неё и какой-то год для него, София лезла обниматься. Из-за маленького роста она вечно цеплялась за талию или торс. Сейчас она доставала ему до подбородка и это сбивало с толка даже сильнее.              Но, с другой стороны, Седрик оказался не одинок.              — Мы вернемся назад. — Пообещала София и ее острый подбородок уткнулся прямо на темную макушку. — Но сначала, мистер Седрик, расскажите мне все, что с вами произошло в этом месте.