***
Даже выделяющийся белый карман рубашки не смущал Свободу так, как не стирающая никакими подручными средствами прилипчивая шерсть. Щедро смачивая ладони водой, Максим все утро пытался очиститься от кошачьего недоразумения, лишь только усугубляя положение: рубашка не только оставалась грязной, она стала ещё и частично мокрой, неприятно прилипала холодом к телу, рукава её смялись, а воротник не ложился так, как следовало. От шерсти щекотало в носу, через каждую минуту приходилось его тереть, чтобы прогнать ощущение невидимой соринки, которой, после седьмого умывания, точно не должно было быть. Если гуглить про похороны, ты узнаешь очень многое касательно религиозных культов и почти ничего про сами традиции. Что происходит, как себя вести, где молчать и что говорить - всё известно лишь тем, кто на этих похоронах бывает также часто, как на праздниках. Бесконечные статьи о Священном Писании и вызовах Батюшек для отпевания вымещали все чувства скорби и тоски, которые надо было испытывать Максиму в такой день. И так раздраженный неухоженной одеждой, он пытался забрать волосы в хвост и понять, что ему делать дальше. — Я не ебу, — выдыхает в трубку, когда внезапный телефонный звонок перекрывает собой новую страницу сайта, на котором Свобода хотел найти информацию о том, чего ему ожидать там. — Я не ебу, что у них будет, — повторяет он уже спокойнее, — мне сказали приехать к одиннадцати. В смысле "куда"? К Никите, разве нет? Максим делает шаг назад, отступая от темного зеркала в коридоре, замирая на половине пути и с натяжкой осознавая, что где-то снова допустил ошибку. — Я перезвоню, — Трущев напрасно думал, что до Максима дойдет всё без уточнений. И если бы не Драгни, спешащий на попутке в Москву, кто-то бы точно опоздал в самый последний шанс сказать доброй подруге "пока". "Прощай". Черная траурная лента обнимала две сиротливые белые розы, покоящиеся на коленях и впивающиеся в них острыми шипами даже сквозь плотную джинсовую ткань. Купить цветы Максиму подсказал тот же Драгни, который раннее высказал сомнения по поводу точки сбора. Девушка в цветочном магазине не отнимала взгляда от прилавка, а горчичное пальто своей неуместностью обжигало руки. — Возьми Ане цветы в могилу, — бросил вдогонку еще один Сергей, заканчивая очередной сухой звонок, полный неприятной организационной информации. Адрес он обещал выслать смс-кой. Розы имели ядреный аромат. Они бились в нос, жалили руки и привлекали много чужого внимания. Максим держал их, опустив вниз, бутонами к замерзшей за ночь земле. И ему казалось, что каждый прохожий обводит его своим взглядом, поджимая губы и хмуря брови. Цифра "два" в последний раз так много внимания привлекала лишь в школе. Оказавшись запертым с розами в такси, Максим на третьем светофоре начал считать это пыткой. Желание сжать их в руках с каждой секундой становилось всё невыносимее: радиоведущие радостно желали столице доброго утра, а водитель то и дело прочищал горло, словно в следующую секунду собирался харкнуть прямо в лобовое стекло в зад малиновому смешному автомобилю, за которым пришлось стоять в этой типично московской пробке. Всё в этом дне казалось невозможно нескладным, поэтому, когда заказанная одним из слушателей песня, оказалась модной попсой, которую недавно они, Аня, Никита и Макс стебали, парень не выдержал. — Сделайте тише, — Анисимов сдвинулся к центру на заднем сидении, кидая взгляд на свое отражение в салонном зеркале заднего вида. Мужчина за рулем всхрапнул и закашлялся, не услышав просьбу, пробка позволила проехать три метра, а затем снова замерла под возмущение звонкого сигнала соседней легковушки. — Можно это выключить? — во втором куплете было самое смешное для них и самое невыносимое сейчас - воспоминания щекотали внутри головы уголки губ, сетуя на своего хозяина: эй, это же весело, улыбнись. Только от такого нелепого совпадения хотелось натуральным образом плакать. Подавляемая улыбка больше походила на оскал, и напряженные мышцы вызывали нервный тик в уголке губ. Мужчина встрепенулся, оглянулся и поспешно переключил радиостанцию. На юмор-фм Павел Воля по-доброму высмеивал супружескую жизнь, Максим проклинал этот мир. Как можно вообще его любить, если судьба постоянно и откровенно ржет над тобой и твоими друзьями, отпуская безвкусные шутки? Оборванный шип острием держался за большой палец, безболезненно зацепившись за кожу, когда солнце вздумало облизывать автомобильный салон своими негреющими лучами. Телефон, стоявший на беззвучном режиме, не пропускал в машину поступающие звонки. На двух стеблях оказалось по пять шипов, которые в дороге Анисимов бережно отрывал с цветов, складывая их в карман рубашки. Живая Аня всегда боялась уколоться. — На чёрный не переходи дорогу, — у мужчины впереди был несуразно скрипучий голос, таксист обвел пальцами смешные усы и оглянулся через плечо, косясь на две розы в руках Максима, перевязанные темной лентой. Его неожиданные слова прозвучали громче наигранного хохота, записанного где-то на студиях ТНТ. Автомобиль дернулся вперед и снова остановился, люди на пешеходном переходе заспешили по своим делам. — В смысле? — врубиться в то, о чем шла речь, не предоставлялось возможным. Свобода поднял голову и уронил один из шипов на пол, пытаясь встретиться с мужчиной взглядом. — Не переходи на чёрный дорогу, малой, — повторяет водитель такси, кивая в сторону светофора, что тут же загорелся зеленым. До этого тот мигал жёлтым. Всё время.***
Шипы в кармане словно были напоминанием о том, что всё это - вовсе не иллюзия. Много взрослых и незнакомых людей с опухшими и серыми лицами встречали друг друга еще на подходе к подъезду. Мамы с детьми беспокойно озирались по сторонам на детской площадке, пока их чада по очереди подбегали к ограде и обратно, задавая своим родительницам только один вопрос: "что происходит"? Гвоздики яркими пятнами выделялись на черных одеждах. Было очень холодно. В шестьдесят шестую квартиру заходить совсем не хотелось, поэтому, свернув к углу дома, Максим остановился там, провожая взглядом жёлтый бок такси с его странным водителем. Мужчина все-таки смачно плюнул, когда остановился у двора, два раза перекрестился и отказался расшифровывать свою странную фразу, сказанную на перекрестке. Домой сегодня нужно точно добираться на метро. До официального сбора оставалось еще полчаса, и Анисимов позволил себе выкурить пару сигарет прежде, чем встретился у дверей с Дианой, выбегающей из подъезда и растирающей потекшую тушь. Вместо приветствия она стрельнула у него сигарету и скрылась в толпе, оставляя Максима одного заходить в дом. Стоящая на лестничной площадке нарядная крышка гроба отбивала всякое желание подниматься по ступенькам и дальше - лифт, как назло, не работал. Дверь в квартиру оказалась распахнутой, а люди в ней - молчаливыми. Почти каждое лицо, всплывающее перед глазами, было незнакомым. Родители Ани не отходили друг от друга ни на шаг, не принимая соболезнований. Никита бледной тенью вился рядом с ними, сжимая в ладони белоснежный аккуратно сложенный платок. Аня не была похожа на прекрасную уснувшую деву. Работники ритуальной службы перестарались в посмертном визаже, и если бы Максим не знал, кому сегодня лежать в земле, ни за что бы не узнал в покойнице свою подругу. Её темные волосы аккуратными локонами обрамляли лицо, а белоснежное платье больно намекало на несостоявшуюся свадьбу. В её ногах лежало очень много цветов. На одном из кружев пробегал черный муравей. Максим опустил чистые розы у её рук, невесомо коснувшись одеревеневших ладоней. Кто-то из женщин, появившись на пороге, горько заплакал. Трущева видно не было.***
Самое глупое уже случилось: кого-то из гостей в суете забыли взять на кладбище, и несчастному пришлось бежать за удаляющимся катафалком, предоставив собравшимся повод для разговора, наконец, не касающегося смерти несчастной. Пальто по прежнему обжигало руку, через которое оно было перекинуто. Софа, до этого поднявшись с Максимом на этаж выше, очищала его рубашку черт возьми откуда взявшимся скотчем. Больно хлопая его по лопаткам, девушка стискивала зубы. — Держишься молодцом, — Анисимов накрыл ладонью карман на груди, полный шипов, не давая Авазашвили уколоться самой и уколоть себя. — Будь добр, не говори ничего. Дорогу они провели молча, сидя рядом друг с другом. Никита и Сережа оказались в автомобиле вместе с родителями, Драгни опаздывал, а Диана так не объявилась. Кладбище пестрело безвкусными перегородками и жуткими памятниками, увядающая у тропинки трава прикрывала собой землю, местами покрытую инеем. Солнце светило слишком ярко для осеннего полудня. Темной процессией все следовали куда-то вперед, совсем не представляя, в какую сторону нужно сворачивать. У свободного поминального столика уже собралось несколько мужчин с пластиковыми стаканчиками, на дне которых плескалась водка. Один из них отдал свой стакан Максиму, не приняв его возражений. Горечь обожгла губы и нёбо, отсутствие закуски компенсировалось жалобным треском стиснутого в кулаке стаканчика, дед за спиной тоскливо вздохнул, рассчитывая долить в него себе еще пару глоточков. Софа неодобрительно покачала головой и прикрыла ладонью глаза от солнца, неумело пряча за этим жестом слезы. Бросать горсть земли в могилу Максим не стал. Он вообще к гробу больше не подходил, только страховал Авазашвили, чтобы рядом с той оказывалось дружеское плечо. Она прижимала ладони ко рту, закрывала глаза и прятала лицо в его груди, позволяя опускать на свою спину сухие ледяные ладони. Никита у зарытого гроба сидел на коленях, подпуская к себе только Сергея. Стоя рядом с родителями покойной, вслух плакала только Кристина. На поминки после похорон поехали только она и Никита. Лукашев оставил друзьям ключи от своей квартиры, позволив им ожидать его там: Сергей был слишком убедителен в этой просьбе. Трущев был уверен, что друга ни сегодня, ни завтра без присмотра оставлять нельзя, и роли внимательных наблюдателей достались ему, Максиму и Софе.***
— Пиздец, — резюмирует Трущев, снимая с ног промокшие в луже перед подъездом кроссовки. Погода испортилась также быстро, как закончилась церемония погребения. Таксист остановился аккурат в центре большой лужи, в которую Сережа попал, вылезая из машины, — самый ебанутый день за последний год, — добавляет он, спотыкаясь через валяющуюся на полу куртку. Софа опережает его, пробегая по коридору в ванну, чтобы умыть опухшее от слез лицо. Максим остается у незакрытой двери, оглядывая квартиру, в которой впервые за все время, что он помнил, было так тихо. Переступить этот порог было гораздо сложнее, чем подниматься сегодня на третий этаж. — Реб..ят, — хриплый женский голос, девушка толкает дверь ванной комнаты и обеспокоенно смотрит на друзей, вскинувших головы, — здесь зеркало разбито. На первый взгляд чистая квартира оказывается полной сюрпризов: разбитое зеркало в ванной, вывернутая лампочка из люстры в зале, на полах - темные следы от грязной подошвы. Трущева не было с Никитой всего лишь несколько часов. — Надо всё прибрать, — Софа берет себя в руки раньше остальных, и Максим запирает наконец за всеми дверь, громким хлопком оповещая начало части дня, посвященного живым. Они убираются вместе, осторожно поворачивая на полках совместные фотографии Ани и Никиты лицевой стороной в стены, сметают осколки, перебирают продукты и моют полы. После третьего важного звонка на балконе, Сережа объявляет Максиму новость о том, что ему надо будет завтра срочно уехать в Краснодар по неотложному делу. Анисимов сжимает ладони в кулаки и едва ли сдерживается, чтобы не накричать на друга. — Самое важное - здесь, — твердо выдыхает он, параллельно отзываясь на просьбу Софы уйти сейчас же в продуктовый. Спрятаться за пределами квартиры нужно было ему во благо всей компании. Оставив пальто на комоде, Максим торопливым шагом скрывается за дверью, позволяя Сергею вздохнуть свободно. Неприятный поднявшийся ветер ловко переворачивал листья деревьев, умело имитируя моросящий дождь во дворе дома. Он приглушал пламя, не давая тому облизать сигарету и жался под вздувшейся от порыва рубашкой: в сообщении в вк Софа присылает список необходимых продуктов. В соседнем с ней диалоге Олеся набирает сообщение, проверить которое в магазине Максиму не удается - девушка его удаляет раньше, чем тот успевает его заметить. Он вообще не заметил, как забыл подумать о ней. По негласному закону благополучных пар им давно бы уже следовало терзаться приключившейся историей, бросая все силы на решение конфликта. Способность переживать сердечные муки оказалась заглушена чем-то более серьезным, и Максим даже не испытывал угрызений совести - он в полной мере мог себе позволить забыть. Думать о девушке сегодня не хотелось. Продуктовая корзина оказалась полной к концу списка, и Максим уже успел пожалеть о том, что не взял тележку, пока рядом не стала маячить чья-то до боли знакомая белобрысая голова. Вообще-то стук каблуков в магазинах не привлекает внимания, но эти шаги он знал хорошо. Цветочный аромат, окутавший его после невесомого прикосновения к локтю, означал только одно - сюрпризы на сегодня еще не кончились. Светлые, аккуратно подведенные глаза смотрели на него в немом укоре. Девушка скрестила руки на груди и отодвинула тележку, с сидящим в ней ребенком, в сторону. — Максим, — в их семье все женщины умеют говорить таким тоном. Забыть, что Оксана живет с Никитой чуть ли не в соседних домах? Браво, Анисимов, премию Дарвина ты бы точно заслужил! — Привет, — смещая в корзинке упаковку с яйцами в сторону, парень избегает нежелательного прикосновения, отводя взгляд. — Максим, что с Олесей? — девушка настойчиво протягивает к нему руку, ловит его за ткань рубашки и не отпускает даже тогда, когда парень совершает попытку отступить еще дальше. Его молчание не считается за ответ, ребенок поворачивается в сторону своей матери и радостно приветствует парня, прекрасно помня его в лицо. — Максим, она сама не своя, а ты даже не позвонил, не побеспокоился, — вкрадчивый голос совсем не сочетался с крепкой хваткой. Девушка повела плечом, отпуская его руку. — Я всё понимаю, — она обводит черные одежды внимательным взглядом, — но живые важнее. Важным стало то, что он отвернулся и ушел на кассу, не проронив ни слова. Важным стало то, что на обратном пути от магазина до дома пошел ливень. Важным стало то, что оплакивающий Аню дождь пробирался за шиворот и заставлял стучать зубами от холода. В пакете собиралась вода, а пачка сигарет оказалась вымокшей до такой степени, что под козырьком подъезда её не представлялось возможным использовать по назначению. Занятые покупками руки не позволили спасти даже это. Злость на все вокруг становится ядовитым спутником каждого шага. В квартире их стало больше, Максим это считал по двум новым парам обуви, неаккуратно разбросанным на пороге. Дрожа то ли от раздражения, то ли от холода, он наступил на чьи то чистые кроссовки и грузно уронил продукты на пол, поспешив к куртке Сережи, в нагрудном кармане которой он сегодня видел спрятанные сигареты. Выкуривать их на лестничной площадке пришлось в одиночестве, потому что все голоса за стенами были увлечены друг другом. Никита вернулся злым и разбитым, Кошелева оказалась вусмерть пьяной: не сдержав натиск Аниных родителей, она согласилась помянуть подругу по всем канонам, и сейчас, сжимая в ладонях стакан с водой, тихо что-то говорила Авазашвили, успевая торопливо смахивать выступающие слезы. Трущев показался, опустив на плечи Максима большое полотенце, первое попавшееся ему в ванной, сжав ладонью плечо друга, он жестом пригласил его следовать за собой на кухню. Открыв в комнате форточку, щедро пропускающую в квартиру свежий воздух, полный осенней свежести, Сергей начал издалека: — Ты че так долго? — его сигареты опустились на подоконник, Максим, крупно вздрогнув, прижимает к себе полотенце и отворачивается к окну. — Встретил кое-кого, — мрачно отзывается Свобода. Не дожидаясь встречного вопроса, он уточняет: — Оксану, сестра Леськина. Они тут с мужем, блять, живут, и в магазины по обедам ходят. — И? — Мозг они делают отменно, Сереж. В комнате соседней Кристина опять начинает плакать, а по грузным шагам, в которых угадывался Никита, можно было понять: парень не в духе. — Ты сказал ему, что сваливаешь? — Макс взгляд переводит на друга, выдыхает шумно и ответа ждет, уже по лицу его читая, что нет. — Сейчас Кристинку успокоим, и я скажу, — Сергей находится быстро и выглядит даже убедительно. Анисимов был бы рад ему верить, но оттягивание времени читается слишком явно. — Она в хламину, да? — Вообще.***
— Максим, свали по хорошему, а, — не выдерживает Никита, пьянея от эмоций. Трель чужого телефонного звонка сработала как красная тряпка для быка, и Никита яростно хватается за возможность перенаправить свои эмоции в иное русло, не особо заботясь об их дружбе. Холодная промокшая рубашка действовала отрезвляюще, и Свобода позволил себе отступить в подъезд с чужой пачкой сигарет, надеясь, что Лукашев придет в себя. После третьего "нахуй" с Никитой не остается даже Софа, и Максим с ней вместе спускается по лестнице вниз, напрасно стараясь согреться в пальто. Улица их встречает дождем и подъехавшим такси. Кажется, что с водительского кресла смотрит тот же утренний водитель. На всей дороге на светофорах случайным образом каждый раз горит зеленый. У порога в дом терпеливо сидит кот с светлой шерстью. Они переступают порог квартиры вместе. Под песочным негреющим пледом глаза застилает пелена температуры - дождь достучался до костей.