Цена ошибки

- Докладывай, - вместо приветствия приказал полковник, стоило Хавоку явиться утром. Лейтенант доложил в крайне сжатой, совершенно уставной форме, порадовался тому, как легко и быстро нашлись слова, осталось лишь, пока не забыл, написать все то же самое в отчет и начать намекать на выходной. Законный выходной, честно заслуженный ночным бдением. Однако полковник среагировал совсем не так, как ожидал Джин: поморщился, словно от головной боли, жестом усталости провел рукой по лицу и сообщил: - Мне не нужен отчет. Лейтенант понял, догадался, о чем нужно рассказывать: об уходе из-под репродуктора, не забыв весь разговор о его причинах, о фляжке с алкоголем, о внезапном и жестком поведении Жанны по отношению к любившему выкрикивать глупости мужику, о ее суицидальных мыслях, о лаборатории. Мысль вновь вернулась к доносам, отчего остро захотелось если не промолчать, то выдать совершенный минимум внепротокольных сведений. Хавок не сомневался, что эти мысли имели явное отображение на его лице. То самое отображение, которое Мустанг всегда так легко считывал. И сейчас исключения из правила не случилось. - Этический конфликт, да? – спросил алхимик. Впрочем, совершенно без раздражения, скорее, с глубоким пониманием. Хавок посмотрел удивленно, если он все верно понял, то… Но полковник не дал задать вопрос, предугадав его смысл задолго до того, как лейтенант сумел подобрать правильные слова. - То, что тебе известно, имеет явную информационную ценность, и не сказать – будет нарушением, как служебным, так и моей личной просьбы, но при этом, я не сомневаюсь, рассказанное тебе может повлечь неприятности в случае широкого разглашения, вероятно, многое было сказано под влиянием эмоций и личного доверительного к тебе отношения. Не могу исключить, что, сверх того, ты дал обещание молчать, так? Хавок задумался, получалось, что полковник не совсем прав. Но Мустанг этих мыслей не знал, потому продолжил: - Про служебные обязанности и иже с ними я тебе напоминать не буду, только упомяну, что ни малейшего повода к разглашению я не имею, более того, я убежден, что тебе не было сказано ничего такого, о чем я не должен узнать. Иначе, не сомневайся, она нашла бы в себе силы молчать. Согласен? Хавок кивнул. Да, глупо было бы рассчитывать на молчание кого-то типа него, вернее, на абсолютное молчание, как-никак его обязательства перед Мустангом, да и перед Хьюзом много сильнее обязательств перед Жанной. Полковник не торопил с ответом. Джин задумался, в принципе, он и не был связан обещанием молчать, наоборот, он сам остановил разговор, предупредив, что тайны сохранить не может. За чем с ее стороны последовало прямое указание на Хьюза, что вся информация будет передана ему… В таком случае получалось, что все сказанное во время патруля наоборот предполагало передачу? Как же все сложно! И Хавок рассказал. К его удивлению Мустанг не удивился и не разозлился. - Со всем, совершенно со всем, что касается выступления Фюрера, я согласен полностью. Предсказуемо до ужаса, что речь, что наши генералы. И все остальное мне понятно, но это уже проблемы Груммана, - сказал тише, явно самому себе. Хавок не понял, при чем тут Грумман, но спрашивать поостерегся. - На сегодня – свободен, - прозвучало долгожданное. Только лейтенант не знал: радоваться ли? Нахлынуло мерзкое чувство некой беспомощности. Не физической, скорее, эмоциональной. Давило ощущение тупика, ловушки, как у того завравшегося удавленника, лейтенант не сомневался, что именно такое внутреннее ощущение заставило патологического лжеца сунуть голову в петлю. С другой стороны, поводы и причины для таких действий со стороны покойного были прозрачны и очевидны. У них же никаких явных признаков надвигающейся беды не было. Как не было, впрочем, никакой уверенности, что все их действия, разговоры, даже мысли остаются тайной. Казалось, что в этом самом Штабе есть те, кто обо всем догадались и сейчас очень веселятся, наблюдая за метаниями и сомнениями кучки ренегатов. Офицер замер посреди лестницы. Да уж, ренегатами он себя и свое окружение раньше не обозначал даже в мыслях, даже в шутку. Но слово неплохо описывало происходящее, особенно в мелочах. Таких, как демонстративный поворот задницей к репродуктору, играющему гимн. «И нет в этом ничего такого», - подумал Хавок. «Ренегат, революционер, реформатор… Такое чувство, что все это смещалось так, что не разлепишь, синонимами стало». Перед тем, как вернуться домой, Джин решил зайти в столовую, здраво предполагая, что дома просто завалится спать. Дурные мысли в голове были явным первым звоночком об истинных размерах усталости. От еды его отвлекли перешептывания и смешки соседей по столу. - Я тебе серьезно говорю – это не в первый раз уже вижу. У мужика с головой проблема! Он же целый ритуал проводит, прежде чем пожрать. Сначала обойдет все столы и всем в тарелку заглянет, сделает какие-то выводы и идет к раздаче, а там, ты не слышал, а я за ним однажды стоял, долго будет расспрашивать на тему: все ли хорошо, не было ли на кухне посторонних и, тут вообще атас, кто из женщин сегодня тут кушали, - шептал, впрочем, достаточно громко смутно знакомый сержант своему соседу. Сержанта Хавок не единожды видел и на стрельбище, и в Штабе, и в городе попадался, но имени не знал. - И это далеко не все: стол, чтобы там обедать, он тоже не с первого раза займет, сейчас сам увидишь, как он три-четыре обойдет, а перед тем как начать есть еще и таблетки примет какие-то… Какую только мерзость больную на службу не берут! - Ну, не знаю, - отозвался собеседник сержанта невнятно, с набитым ртом, - может, ты преувеличиваешь? Допустим, он пару раз тут отравился, как я весной котлетами, и смотрит теперь внимательно, чтобы не нарваться? Таблетки же вообще от разных болезней принимают, не только от навязчивых идей. Да и вообще, ты его знаешь? Из какого он отдела, например. Выбор места и разговоры, в принципе, укладываются в банальную суеверность. У меня отец – хирургом работает, знаешь, какие там ритуалы на удачное дежурство? Тебе не снилось, например, если первым пациентом будет бабка… Хавок не дослушал, и не потому, что не хотел узнать связь между пожилыми женщинами и чьими-то кривыми руками, а потому, что узнал того, о ком так эмоционально рассказывал сержант. Луи Венсан собственной персоной действительно никак не мог решить, к какому куску мяса лежит его душа, так спустя минуту (и не взяв мяса), не мог решить, какое место за столом достойно его сомнительных качеств персоны. Личный ближайший помощник бригадного генерала, любитель игры в шашки, подозрительный донельзя отсутствием как косяков но службе, так и повышения из сержантов, прямо обвиненный курсанткой Арлен в ее похищении, имел вид откровенно напуганный и болезненный и, похоже, совершенно не понимал, что привлекает всеобщее внимание. Привлекает и изможденным видом, осунувшейся рожей, желтоватым цветом лица, мелким дрожанием рук, и хаотичным перемещением по столовой с подносом в руках. Наконец, по неведомым признакам он выбрал себе место, осмотрел стол со всех сторон, даже под столешницу заглянул, осмотрел стул, уселся и тут же достал из кармана таблетки, принял, запив из фляги, поморщился. После чего достал из-за голенища сапога походную ложку и принялся за суп. Джин обомлел. Ему еще не приходилось видеть придурка, чтобы в Штабе ел походным прибором, он же не в окопе на передовой! За поведением Венсана следили многие, со стороны группы офицеров донеслись смешки, один выразительно покрутил пальцем у виска. А Джин тем временем все понял, догадался мгновенно и безапелляционно, без какого-либо усилия мысли по сведению фактов воедино. Венсан сбрендил. Свихнулся на почве страха и уже не осознает, какие глупости делает. Боишься быть отравленным – жри дома! Но в одиночестве, видимо, еще страшнее, Джин не раз слышал, что подобные панические состояния становятся слабее в обществе, в толпе. То, что ближайший помощник покойного генерала боится именно быть отравленным, было очевидно. Выбор стола, еды, расспросы повара, таблетки, повышенный интерес к женщинам, вернее к их отсутствию в столовой, и тот факт, что у специалиста по ядам есть повод мстить, не давали ни малейшей возможности усомниться в таком странном поведении. Сходит с ума от страха! Как глупо и как мерзко! Следующим пунктом остается лишь бежать в слезах в приемную Фюрера с воплем: «Спасите-помогите!» И ведь побежит, не сегодня, так завтра. И это было крайне неприятно, что такому существу, было даже как-то стыдно причислять его к людям, могут поверить. Джин не сомневался, что «кто надо» умеет слушать и, что страшнее, слышать. А все так чудесно замолчало, так отлично списалось на террориста! Лейтенант понял, что в кабинет придется вернуться, о таком полковник должен быть поставлен в известность. - М-да, плохо, - Мустанг среагировал как-то вяло. – Но что поделаешь… Интересно, он сам дошел до своей паранойи или ему помогли? - Сам, - уверенно ответила лейтенант Хоукай. Не дожидаясь вопросов объяснила: - Его пугать глупо и опасно, да и он сам – слишком мелкая фигура, чтобы так рисковать. - Думаете? – переспросил полковник. – Но на мой вкус запугать до помешательства – неплохая месть. - Не тот случай. Не тот повод для мести, чтобы пугать, - она выделила тоном последнее слово. – Убить на месте, убить страшно и мучительно – вот что бы его ждало или ждет. Собственноручно, чтобы не дать никаких шансов. Если бы его нашли застреленным, я бы не сомневалась, что глупец пытался глумиться или шантажировать, если бы со следами жуткой агонии – поверила бы в месть. Сводить с ума – нет. Это хороший, даже для многих веселый способ для кого-то куда как меньше ненавидимого, фактически, стороннего человека. Разве что, это делает тот, кто в курсе событий. Но это маловероятно. Я вижу труса, что лишился единственного авторитета, привычной защиты, и осознавшего, кем он сам является без покровителя. - Поверю, я понял, я понял, что вы пытаетесь объяснить, но что с ним теперь делать? – полковник посмотрел как-то даже беспомощно. - Если бы мы были на передовой, - задумчиво, но в целом утвердительно сказал Хавок, Лиза поняла и кивнула. Полковник же сделал вид, сомнений в притворстве непонимания не было, что не догадывается: - То что? - Известно, что, - Хавок жестом показал однозначное «пристрелить как бешеную собаку», - но мы не на передовой. - Тогда как быть? - Тут два пути, - помолчав, сказала Лиза, - первый, по Хьюзу, ждать. Пока сам чего-нибудь не сделает или пока за нас работу не выполнят другие. Второй путь продиктован Уставом и прочими документами – обратить внимание на психическое нездоровье отдельно взятого сержанта. - Значит, по Хьюзу, - подытожил полковник. Следующим утром лейтенант проснулся с неприятным раздражающим чувством, казалось бы, он выспался, не было никаких признаков усталости, но настроение… Настроение было стойко-паршивым, тревожным, словно что-то недоброе, тяжелое и морально выматывающее должно непременно произойти. Причем не свалиться на голову внезапно, как куча кирпичей со строительных лесов, а затянуть, словно небо серой осенней мглой. Лейтенант был убежден, что это настроение пришло к нему еще во сне. В мерзком сне, наполненном ненужными бесполезными перемещениями, сменой действующих лиц, вязкими разговорами без всякого определенного смысла, зато с кучей неких совершенно тупых выводов, прозрений и идей, тех, что кажутся невероятно важными во сне и оказываются ужасающе бредовыми на самом деле. Впрочем, подробностей сна Джин не помнил, вроде бы, там были полковник и Хьюз, и бригадный генерал, и, неведомо зачем, покойная лет так десять тетка по матери. Еще были Стальной и препод философии из Академии. И все что-то искали и пытались друг друга обмануть. Мерзость, а не сон. Настроения не улучшили ни душ, ни кофе, не помогло даже покурить. Тоскливое настроение накрепко сплелось с предчувствием чего-то неприятного, хоть Хавок и был убежден, что никакой связи с действительностью такие настроения не имели. За окном расходился по-летнему яркий солнечный день. Но даже он не радовал, наоборот, казался некой фальшивкой. Офицеру хотелось дождя и тумана. Дойдя до кабинета, лейтенант чуть ли не в первый раз в жизни подумал, что за его сновидениями может скрываться некое предупреждение. Ибо в помещении внезапно обнаружился майор Элрик собственной персоной. Неугомонной, шумной мелкой персоной. И занят майор был излюбленным делом – трепал нервы Мустангу. Впрочем, препирался на счет отчетов Элрик достаточно вяло, больше для порядка. Чувствовалось, что у юного алхимика есть идея, которой тот не прочь поделиться. - Я просмотрел те материалы, ну, с квартиры, в основном там ничего интересного не было, но кое-что заинтересовало. Среди множества неполных, будто краденых, исследований попались мне заметки о «субстрате души», о том, что обязано быть материальное хранилище данных о каждом человеке, и это хранилище внутри каждого органа и каждой клетки организма обязано подчиняться общим законам. Например, оно может быть скопировано не только на уровне биологических процессов, но и искусственно. Там автор сводит это хранилище к крови, что кажется мне логичным. Отсюда вопрос: полковник, где взять сведения об алхимических работах с кровью? Не может же быть такого, чтобы никто их не вел? Полковника перекосило, словно от зубной боли. Сложно было представить более неудачный вопрос. - Нигде. Их нет, Стальной, - только и смог сказать алхимик. - А если поискать? Не знаю, в секретных архивах, допустим, куда мне хода нет? – не унимался Элрик. - Стальной, повторяю: их нет. Просто прими этот факт. Я понял, что тебя интересует, и если что-то появится, обещаю, ты узнаешь об этом, - Мустанг взял себя в руки, поняв, что раздражение может вызвать в подчиненном какие-нибудь подозрения. - Ладно-ладно, понял я. Вы, как обычно, ничего не знаете, а узнавать вам лень. Тогда буду искать сам. И найду! Те записи были вместе с работами по всяческой отраве, значит, искать автора нужно среди тех, за кем слава отравителей. Может, подскажите кого? - Не подскажу. Не знаю таких, - солгал полковник. И быстро сменил тему: - И вообще, ты последнее время занят лишь своими интересами. Это как-то неправильно. Потому, сейчас ты пойдешь к майору Армстронгу и возьмешь бумаги по одному производству на востоке. Есть подозрения, что там подпольно изготавливают оружие и имеется в наличие преступная организация. Внимательно присмотрись, и если это правда, доложи в Восточный Штаб. Сам не лезь. Понятно? - Ага, - понуро отозвался Стальной, не то расстроившись категорическому отказу, не то запрету на самоуправство. - Не «ага», а «так точно», - не смог не придраться полковник. - Знаете, - немедленно среагировал Элрик, - мне кажется, что вы что-то скрываете, что все вам прекрасно известно! И про исследования, и про отравителей. Что, сложно сказать? Мне не нужны ни ваши, ни государственные тайны, только материалы! Вы сами просто вынуждаете меня на так ненавистную вам самодеятельность! Хавок был практически уверен, что вот сейчас полковник сорвется, начнет орать и по полной программе выдаст себя. Но Мустанг удивил, тяжело вздохнув, сказав: - Стальной, я действительно ничего не знаю, то, что мне известно – не более чем сплетни и слухи. Если вовсе не дезинформация. Так что, давай так, ты едешь разбираться с производством, делаешь все тихо и красиво. А я тем временем разузнаю, что ты просишь, и по твоему возвращению все тебе рассказываю. - Так-то лучше, - просиял Эдвард. – И сплетни тоже рассказываете, и дезу! И крайне довольный, что последнее слово осталось за ним, юный майор отправился, в чем никто не сомневался, превышать полномочия и самостоятельно выводить бандитов на чистую воду. - Когда-нибудь его пристрелят, - безнадежно сказал Мустанг, стоило подростку захлопнуть дверь. – Поразительная у него способность, просто невероятная. Я до него не знал людей, чтобы настолько точно угадывали то самое «не свое дело» и с такой настойчивостью в него лезли. Впрочем, ладно, время еще терпит. Хавок! Держи документы, их сдашь в архив, - полковник от души, с хлопком шмякнул на стол лейтенанту увесистую пачку бумаг. - Так точно, - отозвался Джин, начав судорожно перебирать бумаги на собственном столе, точно помня, что там точно было то, что следовало давным-давно сдать. Про себя подумал, что Мустанг как обычно молодец, выдал нечто на сто лет просроченное, а скандал от работников архива пускай другие выслушивают! Сдав бумаги и выслушав ожидаемые упреки, в несколько меньших, чем подозревалось, объемах, Хавок направился обратно в кабинет, продумывая, что бы такое сказать полковнику, дабы тот отпустил, допустим, на стрельбище. Аргументы упирались в бывший практически на носу осенний смотр войск. И было всего два варианта: Мустанг отпустит, так как не может позволить, чтобы его подчиненные были хуже, чем кто-либо, или не отпустит, загрузив работой, с заявлением, что ему наплевать на всю эту сезонную показуху. Варианты развития событий имели равную вероятность и зависели лишь от настроения начальника. С этой мысли военный переключился на другую, прямо вытекающую из предыдущей: что выгоднее для достижения амбициозных целей начальника: быть лучшим из лучших или же идти своим путем, неведомым и тернистым. Про второй путь Хавок сказать ничего не мог, уж больно сильно все зависело от воли великого случая. С первым же выходил логический тупик: всех всегда учили, что вверх проходят лучшие, но то, что видел Джин в рядах высокого командования, весьма сильно противоречило этому учению. Ведь не могло такого быть, чтобы некогда лучшие, ставшие большими чинами, резко тупели? Тогда откуда среди чинов столько тупоголовых кретинов? Таких, как его бывший командир на южном рубеже, например. Который, среди прочих сомнительных заслуг, был искренне убежден, что кавалерии, всадникам, есть что противопоставить пулеметным расчетам. Впрочем, и таланты среди высших встречались. Усомниться в себе ни Фюрер, ни, допустим, Грумман, повода не давали. Размышления лейтенанта прервал раздавшийся из одного и коридоров вопль: - Значит, пристрелить меня вздумали?! Не выйдет! Я вам не идиот какой! Я все знаю, я догадался! Подавитесь! И, почти сбив Хавока с ног, мимо него пронесся сержант Луи Венсан, имевший вид в десять раз хуже, чем накануне в столовой. «Совсем крышей тронулся», - решил Джин и направился посмотреть, на кого орал сержант. Увидев Жанну, Хавок даже не удивился. Она выглядела весьма злой, в руках держала лист с каким-то списком. - Видели, да? – спросила она. - Скорее, слышал, - согласился Хавок. - Совсем сбрендил. Я ему приказываю отнести списки сотрудников, записать на стрельбище, он слышит, что его на расстрел отправить хочу. Впрочем, он не так уж и не прав. Ладно, отнесу сама. - Подождите! Это нельзя так оставить, он неадекватен! Куда он побежал? Что он там наделать может, если ему угроза везде мерещится?! – Джин достаточно слышал историй о внезапных сумасшествиях военных и знал, что зачастую оно приводят к страшным и непоправимым последствиям. - Вы вновь знаете больше, чем о вас можно подумать, - Жанна сделала свои выводы. - Так его выходки в столовой полштаба обсуждает, - Джин пересказал лично им увиденное. - Значит, еще и такое… Мне рассказали, что он ночью остается в Штабе. И ходит, ходит по коридорам. Судя по его виду, он не спит. Значит, жрет стимулятор. Тогда все сходится: третьи-четвертые сутки на армейском стимуляторе гарантировано дают сумасшествие. - Мне говорили, что они через неделю загоняют в гроб, про сумасшествие не слышал. - Кто же такое скажет? От себя добавлю, что мозги набекрень встанут, даже если просто принимать их от случая к случаю, разово. Злая вещь, в общем, надумаете использовать – знайте, что штука на один раз. Но что делать с Венсаном? - Думаю, что срочно сообщать о его нездоровье, - лейтенант вспомнил слова Лизы. - Кому и как? Вы сами понимаете, что именно в этом случае по стандартной схеме сообщать несколько рискованно. - Придумал! Давайте Хьюза спросим. Он точно знает, пойдемте, я с вами, я же тоже видел все эти выходки. - Подполковник отошел. Вот-вот, через пару минут придет, - сказал пробегавший по коридору подчиненный Хьюза, увидев, как Хавок дергает запертую дверь. И точно, не успели затихнуть шаги подчиненного, как в коридор вышел с лестницы сам Хьюз. Довольный, буквально сияющий. - Всем доброго дня! Представляете, я договорился, чтобы мне на выходные дали кинокамеру! Буду снимать фильм про Элисию! Как не хотелось расстраивать разведчика, отвлекая его от предстоящих грандиозных планов, но пришлось. Жанна начала объяснять последние события, но Хьюз остановил ее: - Не в коридоре. Чертов замок, все время забываю попросить его заменить! Опять заел, - подполковник раз за разом пытался провернуть ключ, то так, то эдак ловя оптимальное положение двери. – Черт! Совсем накрылся, придется звать слесаря прямо сейчас. - Позвольте, я попробую, - вызвался Джин. Заело накрепко. Лейтенант совсем уж собрался сдаться, когда разом произошли следующие вещи: В коридор бегом ворвался безумный Венсан, что-то громко и неразборчиво голося, за ним с криком: «Постойте!», - следовал дежурный. В тот миг, когда бегущие преодолели половину коридора, у них за спинами с громким хлопком взорвалась лампочка в потолочном светильнике. Лампочки взрывались нередко, и у этого события не было бы шансов стать хоть сколько-нибудь запоминающимся, не находись именно в этом коридоре агрессивный параноик, приправивший свое болезненное состояние стимулятором, не преследуй его что-то заподозривший дежурный, и не будь первым, кого увидел вышеозначенный параноик, сама главная виновница его состояния. Мысль о некачественных лампочках и перебоях в напряжении сети была единственной, которой не суждено было обосноваться в голове Венсана. Впрочем, как и любой другой мысли, их все вытиснило паническое: «В меня стреляли!» И, как логичное продолжение ситуации, сержант перешел к следующему действию, опередившему даже пропагандистский слоган «Я не сдамся без боя!». Он схватился за пистолет. Успел сделать два выстрела до того, как его настиг и повалил на пол дежурный. - Это было близко, - только и сказал Хьюз, - над головами прошло. И, как оно всегда бывает при происшествиях, все заметались, засуетились, стало многолюдно. Кто-то звонил, докладывал, явились начальники, приехала скорая. Звучали отдельные восклицания: «Нападение! С ума сошел! Расстрел! Принудительное лечение!» Венсана увезли в клинику, кабинет подполковника открыли. - Что ж, - изрек Хьюз, отпивая кофе, - проблема разрешилась сама собой. - Не думаю, - не согласилась Жанна. – Вы представляете, что он наговорит?! - И кто ему, больному, поверит? Даже слушать не будут. А он и сказать ничего внятного и последовательного не сможет. В отличие от нас. Мы все изложили исчерпывающе: злоупотреблял стимулятором, имел неадекватное поведение, не подчинился приказам, напал на офицеров. За эти достижения либо расстрел, либо такое лечение, что он остаток жизни будет смотреть в стену и видеть там кино. - Хорошо, если вы правы, впрочем, я уезжаю через три дня. Добыть меня на востоке будет куда как сложнее, а после – и вовсе не факт, что возможно, - Жанна курила, рассматривая потолок. - Давно узнали? - Сегодня утром. Перевод подписан. - Вот как, - протянул Хьюз, - понятно. Вам помочь с вещами? – дань вежливости, не больше. - Не стоит. То, что мне нужно, помещается в заплечную сумку. Остальное оставлю квартирной хозяйке. Она по многолетнему знакомству обещает хранить где-то, видимо, в подвале склад имеет. Я ей говорю: что можно – продайте, отдайте, выкиньте, а она улыбается и говорит, что один раз я уже уезжала надолго, но вернулась, то и снова вернусь. Странная женщина… Хавоку послышалась двусмысленность фраз, и он не удержался от замечания: - Может, и вернетесь… - Как знать. - Ладненько, хватит тут нагнетать, - тон подполковника был почти такой же бодрый, как два часа назад, когда он хвалился планами киносъемки. И пойми его, где актерская игра, а где действительные эмоции. – Вы же понимаете, что я вас так просто не отпущу! Как так, вообще, уезжать по-тихому, непорядок. Нужно засесть в баре, выпить, вспомнить былое, чтобы с чистой совестью к новым высотам, - Хьюз осекся, сообразив, что переиграл. Немного не та публика и не то «былое», но продолжил: - И дела передать нужно, все «хвосты» оставить здесь. Не обижайте моего дорогого друга полковника Мустанга, у него же учет алхимиков, а он так не любит бумажную работу! - Я вас поняла, когда и где? - Сегодня. В баре на Шестой Радиальной, знаете, там еще статуи у подъезда? - Знаю этот бар. В шесть или в семь часов вечера, или еще позже? И что принести с собой? - Принесите себя. В шесть будет идеально. Лейтенант, передайте это приглашение своему начальнику. А нам нужно тут немного посекретничать. Хавок все понял и направился передавать рассказ полковнику. Было грустно. Вернулась утренняя тоска, вновь убеждая лейтенанта, что неспроста снились ему те сны. - И где тебя носило? Архив переехал в Южный округ? – съязвил полковник. - Нет, просто кое-что случилось, - и лейтенант рассказал события последних двух часов. - Никак случился праздник и на моей улице, - впрочем, счастья в голосе и в выражении лица начальника не наблюдалось. – Я понял, в шесть на Шестой Радиальной. Что ты на меня смотришь, хочешь что-то предложить? Хавок молчал. Ему очень хотелось напроситься в бар, было очень интересно, о чем будут разговоры, и, как лейтенанту показалось, Хьюз был не против, но спросить разрешения у Мустанга смелости не хватало. Скажет Мустанг: «Ты обнаглел, знай свое место, согласно званию», - и будет прав, а Хавок будет неделю ходить-переживать, что с небес на землю спустили. - Если сказать нечего, бери документы по нашему пропавшему любителю ишварцев, выписывай все названные им места и ищи в этом логику, прибавь туда все то, чем занимались наши предшественники. Главное, убедись, что все стройки, склады и промзоны были осмотрены и отчеты об осмотре были подписаны и заверены. Лейтенанту захотелось завыть в голос. Что может быть хуже, чем еще раз перечитать полуграмотные послания несчастного пьяницы? Только пересчитать должные присутствовать многочисленные отчеты о проделанных мероприятиях, попутно удостоверяясь, что на них проставлены все даты, печати, подписи… А он было малодушно решил, что вмешательство в тихое противостояние калеки и ишварцев спецотряда положило конец идиотской волоките. Как бы ни так! В придачу, нашлись два непроверенных донесения, столь же безграмотные, как обычно. Датированные до того, как эту головную боль спихнули на их отдел. Может никто и не проверял недостроенные здания почти в центре города, возможно, что проверяли, только отчеты не то потерялись, не то так и не были написаны. О чем лейтенант немедленно сообщил начальнику. - Плохо, это нужно сдать завтра. Плевать, завтра и разберусь, зато сегодня нужно срочно вернуть в архив еще вот это, хорошо, что вовремя вспомнил, - полковник кивнул на две коробки, набитые документацией. – Намек понятен? - Более чем, - пробормотал себе под нос Хавок. Мустанг сделал вид, что не услышал. В архиве пришлось проторчать долго, куда дольше, чем в первый за день раз. Словно издеваясь, работники проверили каждый документ и заставили за него расписаться и написать записку, что уведомлены о неминуемых санкциях в случае дальнейших просрочек сдачи. Джин ощущал, что этот день стал по-настоящему счастливым в череде унылых будней сотрудников архива – испортить настроение злостным должникам, что может быть приятней. Вернулся Хавок в тот момент, когда Мустанг выполнил-таки ту часть бумажной работы, за дальнейшую просрочку которой неприятности были бы обеспечены. Часы на стене показывали ровно пять часов вечера. Полковник недовольно взглянул на них, поморщился от досады. Хавок не исключал, что у алхимика были на вечер совершенно иные планы, уж точно не те, которые устроил ему Хьюз. Затем он снял с вешалки плащ, но не надел и, так и, держа его в руках, принялся расхаживать по кабинету, не то размышляя, не то собираясь с силами для дальнейших действий. Хавок тяжело вздохнул. Не любил он вот эти непонятные тягомотные ожидания. Когда домой не отпускают, но и приказов не отдают. Но форсировать события и провоцировать начальника лейтенант не собирался, себе дороже. Лейтенант Хоукай, вернувшаяся за время отсутствия Хавока с какого-то поручения, отвлеклась от работы и тоже наблюдала за хождениями полковника. - Полковник, вам пора, время поджимает. Или вы планируете ехать на автомобиле и быть при форме? – не выдержала она. - Это все ужасно глупо и как-то наигранно неправдоподобно, - будто и не услышав ее слов, произнес полковник. – Как в кино: настала пора развязки сюжета и финальных объяснений. Не люблю я это, - уже тише, себе под нос. «Странно, казалось, он любит именно такие картинные действия», - подумал Джин, но не озвучил. - При чем тут кино? – удивилась Лиза. – Давно пора расставить все точки над i и разобраться, кто с чем экспериментировал, кто куда пропал, и какие неприятности в долгосрочной перспективе все это обещает. «Лиза – глас разума!» - подумал Хавок. И немедленно задался вопросом из области философии: что лучше – знание или неведение? Знание, конечно, сила, кто владеет информацией – владеет миром. Но с другой стороны – во многих знаниях многие беды… Похоже, что и алхимик размышлял о чем-то подобном. Ведя борьбу с малодушным желанием отгородиться от чужих проблем. Но желание узнать несколько секретов, кто знает, не станут ли они когда-нибудь козырем в рукаве, победило. - Да, пора. Идем, - алхимик все для себя решил и отдал приказ. Хавок снова вздохнул. Понятное дело, «идем» было обращением к Хоукай. Его не приглашали, ведь он и так наломал немало дров. Обидно. Лейтенант утешил себя мыслью, что Лиза все равно расскажет, а может, и сам полковник или Хьюз… - Так! – Мустанг обернулся в дверях. – И что ты расселся? Ждешь личного приглашения на гербовой бумаге за подписью Фюрера?! Хавок вновь не угадал мыслей начальника. У бара обнаружился Хьюз. Разведчик прохаживался по тротуару, весело насвистывая детскую песенку. Увидев коллег, подошел, поздоровался и с тем же счастливо-блаженным видом огорошил известием: - Мой любимый бар на сегодня накрылся. Там сильно греют уши самые неприятные люди. Радует, что у бармена пока что в приоритете я, а не они. Так что, пришлось переброситься парой светских слов и прикупить бутылочку фирменного пойла с собой. «Уши» были расстроены. - А где, - начал полковник, пока с ним тоже не завели светских бесед семейного свойства. - Где-то неподалеку, полагаю, у нее еще пять минут. - Тогда следующий вопрос: «уши» там сами по себе или по нашу честь? - Сами по себе. Что нехорошо, как бы не рейд у них был. Теперь даже страшно в бары идти. Мы слишком приметные, посмотри на окно бара, видишь того господина? Он нас уже заприметил. - И что? Дружеская посиделка после службы. С каких пор это у нас под запретом? - Ты как-то рано настроился на задавание вопросов с ожидаемым и известным ответом, - Хьюз поспешил уйти и увести остальных из зоны видимости окон бара. – Пять человек офицеров, из них два алхимика, трое – герои войны. Три разных отдела, один из которых – разведка. Это рождает интерес. - Отвертеться элементарно. Служебная необходимость. - Угу, причем, моя. Тебе не кажется, что со стороны наша компания выглядит странно, так, словно мы собрались допросить с пристрастием нашу коллегу? - А мы, по-твоему, что собрались делать? – съехидничал Мустанг. Хавок отошел на несколько шагов и прикурил. Ему не нравился этот разговор. - Мы провожаем подругу, переводящуюся на другое место службы, - у Хьюза получился тон искреннего и чистого возмущения. Немедленно развеяв сомнения в искренности, разведчик засмеялся. – Ты не меняешься, Мустанг. Так и прешь напролом там, где нужно улыбаться. - Меняюсь. Раньше я не понимал, теперь брезгую. - Зря-зря! А вот и Жанна идет, а нам и предложить нечего. Может, вспомнить молодость и занять скамейку в парке? - И ты думаешь, что вот это будет не подозрительным?! – тем не менее, алхимик смеялся. После встречи военные «совсем не подозрительно» стояли в ближайшем дворе, задаваясь вопросом «куда пойти». Джин для себя все решил и сходил в магазин, купить сигарет – разговор обещал быть тяжелым и долгим. Вернулся, а решение вопроса не сдвинулось с мертвой точки, уперевшись в бары, квартиры и парк. Все шло к тому, что Хьюз не выдержит и предложит свой дом. Тут Хавока осенило: - Это, - тихо начал он, но никто не услышал. – Я подумал, - чуть громче, Джин был уверен, что Лиза слышала, но внимания не обратила. – Разрешите обратиться! – во весь голос, заставив собственного командира умолкнуть на полуслове. Молчание явно служило разрешением, но тут лейтенанта посетило сомнение в мысли, секунду назад казавшейся гениальным решением. Пауза становилась неловкой и до того, как Мустанг разозлиться или съехидничает, Хавок решился: - У нас есть непроверенная заброшенная стройка, по которой отчет завтра. Она тут недалеко, что, если туда пойти? Вроде как, проверяем – закрываем дело? Жанна, ваш отдел был предыдущим в работе с «заявителем», а с подполковника никто не спросит, что он выглядывает, где и с кем. - Дельная мысль! – согласился Мустанг. – Ты отчет об осмотре задним числом и напишешь. Казалось, что Хьюз хотел возразить, но не стал, лишь усмехнулся. Недостроенное здание было покинуто людьми не менее пяти лет. Подвал и три этажа были готовы, а потом что-то в строительстве пошло не так, не то начали сочиться грунтовые воды, не то надобность в строении внезапно отпала вместе с финансированием. Военные прошли двор, огороженный забором, который миновать не было никаких проблем – тропинки указывали пути к дырам. Двор же был усеян кучами глины, уже оплывшими от дождей и частично поросшими сорной травой, кучами песка, в которых красовались крупные ямы: пойди разбери, не то окрестные жители постарались, не то собаки по июльской жаре рыли себе лежки. Без всякой системы валялся мусор: и строительный и бытовой. Никаких следов постоянного пребывания людей двор не нес. Как и само здание. Нет, внутри недостройки люди бывали, иначе нечем объяснить валяющиеся бутылки, упаковочную бумагу, непонятно, кем и зачем принесенную, разбитую до полной непригодности мебель. И рисунки. Наскальная живопись нового времени, как пошутил Хьюз. По всем стенам, включая временами и потолок, углем и мелом было нарисовано всякое-разное и написано. Всякое-разное – это то, что не при дамах. Впрочем, имеющиеся дамы возмущаться и падать в обморок не спешили, как и отворачиваться в смущении. - Мерзость, но нельзя не отметить, что рисовавший это знал основные правила рисования, - с некоторым удивлением в голосе подметила Лиза. Полковник оглядел рисунки долгим брезгливым взглядом и отошел подальше от любых стен. - Наверное, подростки шкодили. Днем – хорошие детки, что занимаются живописью, ближе к вечеру – агрессивное стадо, ведомое инстинктами. Или банальным дурновкусием, я не знаю. Одним словом – это уж точно не ишварский след. И мы ничего не нашли, - сказав это, Жанна с отвращением посмотрела на свои запыленные сапоги, пнула подвернувшуюся бутылку. Хавок тем временем разглядывал настенное творчество. Сплошная похабщина и внезапно несколько дельных карикатур, под которыми имелись подписи. Сплошь прозвища, но не стоило особого труда догадаться, что за этими прозвищами скрываются лишь учителя да соученики. Права Жанна, дети шалили. Это подтверждали и надписи: что такой-то – дурак, а N+M=любовь навеки. И даты попадались от пары лет назад до совсем свежих – прошлая неделя. Лейтенант углядел мелок, забытый на выступе стены. Поднял, повертел в пальцах, прикидывая, что бы написать или нарисовать. Нарисовал в итоге человечка с жутко перекошенным лицом, волокущего огромный шар с подписью «бомба». Лейтенант снова призадумался и решил пририсовать к «бомбе» горящий шнур. В этот момент за спиной хмыкнули и сразу закашлялись. А Хавок думал, что сослуживцы пошли дальше обходить здание. - И что это такое? – тоном, словно общается с отсталым ребенком, спросил полковник. - Собирательный образ вредителя! – рапортовал Джин, чувствуя себя идиотом. - Я удивлен. Ты все же на ступень выше в развитии, чем они, - полковник кивнул на картинку, центром которой являлась неправдоподобно огромная женская грудь. Лейтенант в свою очередь порадовался, что предпочел «вредителя», а не первоначальную задумку. - Ладно, пошли, там Хьюз расселся уже, теперь его не сдвинуть, пока все не вызнает. И точно, себе подполковник определил вместо стула старый ящик, остальным предоставил длинную деревянную балку и еще пару ящиков, и стул без спинки. Полковник, не скрывая отвращения, оглядел импровизированную мебель и остался стоять. Хавок пожал плечами и уселся на балку рядом с Лизой. Жанна предпочла такой же, как и у подполковника, ящик. - Итак, давайте кратко и без протокола, - сказал Хьюз и в разрез со своими словами достал из кармана блокнот и огрызок карандаша. - При высказывании умных мыслей звания не учитываются, - продолжил он. Джин сделал вид, что не понял, в чью сторону выпад, увлеченно отряхивая ладони от мела. - Хоть я и хочу больше всего узнать о событиях в лаборатории, но спрошу с самого начала. Жанна, расскажите все, что знаете о К-14. Все останется между нами, ибо данные по эксперименту не то уничтожены, не то запрятаны так далеко, что не добраться. - Мне еще не приходилось разбалтывать таких тайн, - девушка улыбнулась. – Но я подготовилась заранее, даже сумку взяла. Держите, - она достала из сумки и протянула Хьюзу несколько толстых тетрадей. Любовь к тетрадям однозначно была ее личной мелкой прихотью. – Тут все данные об эксперименте, что я смогла собрать, научно-теоретическая часть, скажем так. - О! Тогда, с вашего позволения, я отдам это компетентному человеку, - подполковник передал тетради Мустангу, тот, вопреки ожиданиям, даже не взглянул, лишь кивнул коротко. - Если кратко, то предпосылки вы знаете. Был и остается нужен заменитель крови. Сугубо для медицинских нужд. Я узнала об эксперименте случайно и была готова расшибиться в лепешку, но перейти с работ по умерщвлению людей сомнительными жуткими методами на что-то прямо противоположное. Не стоит объяснять – почему. Ждала всяческого сопротивления в этом начинании, но его не оказалось. Сейчас понимаю, что попалась на удочку, что тем, кто «случайно» мне проболтались, были известны некоторые ранние работы учителя. Если грубо, то учитель считал кровь абсолютным носителем информации о живом объекте. И хотел выделить эту информацию в вещество. Но это не важно. Важно, что меня взяли в разработчики. Первым, что меня удивило, стал руководитель. Любой человек представит себе его ученым, специалистом, вдохновителем, но профессор был всего лишь надсмотрщиком. Знавшим предмет изучения весьма поверхностно, зато умевшим получать финансирование и задавать сроки выполнения. В какой-то мере это было плюсом, он не лез в мысли, не воровал идеи, выдавал все, что только могло понадобиться. Вскоре было готово первичное вещество. Мне поручили проверить его на крысах. В идеале, при введении малой дозы, крысы должны были чувствовать себя хорошо и вообще не заметить, тогда следовало слить побольше крови у животного и заменить веществом. Мелкая сложная грязная работа, вот что мне поручили. Проблемы начались сразу же. На этапе малых доз. Часть крыс дохла в корчах. Тут бы объявить о провале работы, но еще часть не дохла и была почти здорова, лишь после введения долго дрыхла. Но самыми интересными оказались крысы последней группы. Они начали есть. Нет. Жрать. Обжираться. Но не дохли, а росли самым противоестественным, антибиологическим путем. И плешивели. Мне захотелось одну такую, не дожидаясь приказа, умертвить и рассмотреть. Что стоило мне пальца. Крысы же жрали и росли, и даже уже не походили на крыс, я вообще не знаю, на что они походили, но силищи в них было… Как раз тогда один парень-биолог сделал интересное наблюдение. Эти крысы не только не отупели, они приобрели потрясающие способности к дрессировке. И тут эксперимент прекратили, признав неудачным. Я вскорости сбежала на север. Причины вам известны. Но все время продолжала думать о закрытии проекта. Ведь глупо! Дрессированная крыса-мутант! К ней можно, допустим, привязать взрывчатку и запустить к врагу. Или группу таких напустить на врага. Не верилось, что эта мысль посетила только меня. - И вы покупали у деревенских мальчиков крыс, продолжая эксперимент? – спросил полковник. Жанна неподдельно удивилась. - Это вам рассказал юноша в красном плаще, которого вы некогда послали собирать информацию? - Допустим, - согласился Мустанг. - Нет, те крысы были для другого, об этом позже, - она ушла от ответа. – Но продолжим, вскоре после моего возвращения, в Централе, новый начальник, солдафон до мозга костей, начал делать всяческие намеки на восстановление в былом статусе, не получив ответа, он принялся всячески намекать на профессора, который по мне очень скучает, тут стало понятно, что проект разморожен, если вообще замораживался. Я отказала прямо, чувствуя, что хорошего развития ситуации там быть не может, при таком-то руководстве. Генерал перешел к угрозам. Дальнейшее известно. Я не успела сбежать, спасибо, подполковник, за предоставленную возможность, но, похоже, он догадался чуть раньше. Скорее всего, генерал не хотел того, что случилось с Еленой, это было бы слишком даже для него. Напугать, шантажировать – да. Он считал, что имеет власть над профессором, что они – коллеги, ведь генерал предоставил столько человеческого материала. Он ошибался. В тот день по пути в лабораторию он ввел меня в курс дела. Что в случае введения вещества людям, правило третьих частей сохраняется. Треть умирает, треть перестает быть людьми, а треть странно дрыхнет. В чем странность сна, он не знал. Он был ориентирован на вторую группу. Грезил о суперсолдатах – нелюдях с сохранным разумом, огромной преданностью и невероятной силой. В то же время профессора интересовала третья группа. Там была закономерность, третий тип реакции был у тех, кто обладал необъяснимыми способностями. Они спали после введения и видели другой мир. Профессор решил, что войдет в историю, как доказавший, что мы во вселенной не одни. - Угу, мечта уровня: доказать, есть ли бог, - кивнул подполковник. - Да, а еще похитить какие-нибудь идеи и быть готовыми к вторжению. Бред, достойный борзописцев. - Не скажите, - перебил Хавок. – Наш сержант так вдохновился картиной летающей машины, что смог сделать на нее расчет и чертеж. Жанна опустила голову, Хавок понял, что сказал не то. - Когда генерал все рассказал, меня покинули последние сомнения, - продолжила рассказ Жанна. – Я поняла, что потеряла все и всех. А сама могу либо подохнуть, либо стать вещью, функцией в чужих руках, в руках, которым нужен мой труд и мои знания. Дальше вы понимаете: да, я сдохну, но вы со мной, товарищ генерал и товарищ профессор. А материалы опыта уничтожить, как-то так. Но тут эта лысая девчонка, еще живая. Стало ее невыносимо жаль. Она же никому зла не желала и даже не наделала еще ничего непоправимого. В палате, где ее держали, нашлось много интересного, среди прочего – одно средство, его готовили для разведки, что позволяет влиять на память. Еще был журнал со списком жертв. Эту часть вы знаете. С девочкой все хорошо? - Да, мы думаем, как с ней быть, она оправилась полностью и желает быть полезной. - Неисправима, надеюсь, гадать она впредь не станет… Выпроводив девчонку, в надежде, что вы где-то недалеко, оставив себе только нож, я вернулась искать записи и тело… ну, морг, вы понимаете… Тут-то я поняла, что не одна иду по пути разрушения. Кто и как убивал тех несчастных, я не знаю, но этот кто-то не жалел ни персонал, ни жертв, пришлось спасать себя. А ведь хотела сдохнуть. Он оказался тупее, чем в моих страшных ожиданиях, или спешил и не стал проверять каждую дыру. В общем, знайте, полковник, книжный штамп, где алхимик прячется в тупике или в воздуховоде и ограждает себя от преследователя кое-как преобразованной стеной – действительно работает. Только хотела уйти – пришли зачищать. Вынесли, что можно было. Но охраны на каждый поворот не поставили, иначе я бы с вами не разговаривала сейчас. Пожалуй, это все. - Жесть, - прокомментировал Хавок. - Тогда вернемся к крысам. Зачем они вам понадобились? – полковник не особо впечатлился рассказом. - Была у меня давно, с Академии, одна мысль. На втором курсе мне довелось увидеть дно столичного общества. Нелегальную жизнь. Бандиты, проституция, нищета, алкоголизм и наркомания. Вы знаете, морфинисты… - Доводилось видеть, - согласился полковник. - И у меня появилась одна идея, когда я узнала, на что готов морфинист ради своего удовлетворения. Ведь это вещество можно преобразовать алхимическим путем, если иметь некоторые познания в органике. Да, похоже, что этот порок пока что лишь столичный. Но надолго ли? Не до тех ли пор, пока кто-то не освоит преобразование? Тогда война сбила меня с этой мысли. А север к ней вернул. Дурной случай. В местный фельдшерский пункт зимой принесли мужика, его ограбили и бросили в лесу. Но кто-то нашел. Но руки и ноги мужика были отморожены так, что их срочно ампутировали. А морфий кончился. Крики несчастного до сих пор помню. Он умер. Я же решилась. Сначала с благой целью. Получилось, не с первого раза, конечно, крысы дохли без счета, но получилось. - Вы могли бы уйти из армии, знаете ли… И жить безбедно, - заметил Хьюз. - Я сделала много плохого за свою жизнь, но это был бы перебор. Хотя… Елена была бы жива… Пустое! Все уже сделалось не так. Знаете, я ведь уеду, и вы понимаете, что вовсе не в Восточный Штаб, а, скорее, во в никуда. И я не люблю быть должна. Я же задолжала. За хорошее к себе отношение, за молчание, за помощь. Это не пересчитать в деньги и не вернуть поступками. Можно чуть-чуть компенсировать, - она достала из сумки очередную тетрадь, вручила сразу Мустангу. – Тут круг и расчет на морфий, я верю, что вы распорядитесь им правильно. И мысль, которая может стать вашим, полковник, и вашим, подполковник, козырем в рукаве. Напишите проект о внесении подобных веществ в список полного запрета на преобразование, тот, в котором золото, валюта и минералы. Это стоит звания вверх, минимум одного. - Это слишком дорогой подарок, - сказал Мустанг, оценивший, что ему отдали, в его понимании – просто так. – Могу обещать, что упомяну вас в авторах проекта. - Ваше право. Но прошу не упоминать в авторах круга. - Все же, где вас искать? Если что… - спросил Джин, не то желая писать письма, не то подтвердить свои подозрения. - Сказать? – Жанна вопросительно взглянула на подполковника, тот кивнул. - В Драхме, Джин. Мой путь с востока лежит именно туда. Как всегда, вкривь и вкось. В проеме окна в последний раз в этот день сверкнули, отразившись от оконных стекол жилых домов, лучи заходящего солнца. В недостроенном здании стало темно. Тьма на хозяйских правах густела в углах, точно зная, что завтра отступит, только завтра будет совсем другое солнце, солнце другого дня. Это же сверкнуло последний раз, полностью закончив свой цикл. На первом этаже затихали шаги военных. В недостроенный дом вернулась привычная тишина.