Слепые слышат

Джису сидела на лавочке в парке, судорожно подергивая плечами — не от холода, не то от страха и сдавленной боли. Разговор с Бэкхеном полностью выбил ее из колеи, она была очень расстроена теперь. Слова о ее несчастливом браке, напоминание о Кенсу, истинное, по мнению Бэкхена, лицо ее мужа… Все это говорило только об одном — она была очень несчастна в своей семейной жизни и стремилась к своим опасным приключениям, лишь бы избежать этого. Мир, построенный за девять месяцев ее братом и мужем, начал рушиться, и теперь Джису полностью потеряла нить повествования, она уже не знала кому ей верить и насколько. Она словно снова вернулась в тот день, когда проснулась, а вокруг нее были только провода и незнакомые лица, убеждающие ее, что она должна доверять им, что они ее семья, что они любят ее. Бэкхен стоял рядом, виновато поглядывая на Джису. Он представлял этот вечер себе по-другому — намеревался убедить Джису в том, что Намджун ее не достоин, и убедить ее, что именно он, Бэкхен, ее настоящий друг. Логика Бэкхена была проста — если Джису понемногу начнет доверять ему, он сумеет понравиться ей и, возможно, заведет с ней интрижку или даже настоящие отношения. Бэкхен знал, что счастливый брак Намджуна до болезни Джису, трещал по швам, и он сожалел, что в свое время уступил увещеваниям Сокджина и оставил попытки бороться за его сестру. Зато теперь их шансы уравнялись. Он был в браке — но и Джису была. Он не самый положительный герой — но Джису после травмы, и у него есть шанс понравиться ей снова. И все-таки то, что он расстроил симпатичную ему девушку, немного огорчало и его самого, и в глубине души он жалел о своем поступке, думая о том, что готовить Джису к правде стоило поэтапно, не вываливая на нее все и сразу. — Послушай… — сказал он осторожно. — Давай я отвезу тебя куда-нибудь, где тепло… Выпьем кофе, поговорим… Я знаю, я шокировал тебя, но у меня не было такой цели, Джису-я. — Но ты сказал то, что ты хотел сказать, — Джису подняла на него свои глаза и отвернулась. — И я не понимаю, зачем ты это сделал, Оппа. Каждый раз, когда я тебя вижу, я слышу только то, что я не была самой счастливой на земле. И всякий раз после этого я сгораю от вины. От вины перед мужем и от страха, что ты прав. — Я знаю только то, что не хочу тебе врать, — твердо сказал Бэкхен. — Ты мне очень нравилась, Джису-я. Когда я впервые увидел тебя… Я помню, что я буквально оторопел, я словно с ума сошел. Моя бывшая жена была очень красивая и сильная женщина, она и до сих пор такая есть, но ты… Ты словно с картины сошла, настолько утонченная особа. К тому же ты всем улыбалась, приветствовала всех. Ты как будущая первая леди страны, и счастлив будет тот, кому ты улыбнешься искренне, от самого сердца. Я мечтаю просто стать ближе к тебе… Хотя бы на мгновение почувствовать себя кем-то близким к тебе… Это все, на что я рассчитываю, клянусь тебе, Джису-я. — Я замужем, Оппа… — напомнила Джису. — Я жена моего мужа, и меня это устраивает. — Это устраивает тебя теперь, — горячо сказал Бэкхен, — Потому что ты только недавно восстановилась, этот мир и эта жизнь кажутся тебе новыми и опасными, ты беспокоишься… Но не только Намджун может поддержать тебя, Джису-я. Не только Сокджин может оказать тебе содействие и защитить тебя. В мире полно людей, которые будут рады позаботиться о тебе, и если ты дашь мне хотя бы шанс… — О чем ты? — Джису раздраженно посмотрела на Бэкхена. — Оппа, ты в своем уме? Я никогда не предам своего мужа, я… — Я не прошу тебя об отношениях, — вкрадчиво сказал Бэкхен. — Но позволь мне стать хотя бы твоим другом… Я обещаю, что буду оберегать тебя. Я помогу тебе, помогу во всем, даю слово. Если ты хотя бы попробуешь забыть о том, что в мире есть только твой муж, если ты дашь шанс людям извне войти в твой круг… Я буду счастлив доказать тебе это! Он аккуратно взял руку Джису в свои и осторожно прижал ее к груди. Джису удивленно смотрела на Бэкхена, но его слова напомнили ей о ребятах, о друзьях Джексона и Суен, которые сегодня отчаянно пытались помочь ей. Мысли ее проносились с необыкновенной скоростью, и Джису внезапно стало спокойно и хорошо, так что брови ее разгладились, взгляд стал мягче и в лице появилось мечтательное выражение, которое делало ее совсем очаровательной. У Бэкхена пересохло во рту, он еле сдержался, чтобы не обнять ее — но вспомнил, как сильно Джису боится проявлений его чувств, поэтому просто попытался сдержанно улыбнуться ей. Именно такую картину — Джису, сидящую на лавочке, Бэкхена, который влюбленными глазами смотрел на нее, сжимая ее руку в своих — и застала спешащая домой после тяжелого рабочего дня Дженни Ким. Она часто ходила через этот парк — ее офис располагался далеко, но через дорогу жила ее мать с новым мужем. Голос Джису она узнала еще издалека и поспешила посмотреть на нее, полагая, что рядом с ней Намджун. Однако увидев возле Джису Бэкхена, Дженни постаралась спрятаться за деревом и тщательно изучила их обоих. Глаза ее горели, сердце буквально трепетало от ярости — как посмела Джису, жена идеального мужчины, встретиться один на один с напыщенным идиотом Пан Бэкхеном… Однако Дженни не только горела от ненависти теперь. Сегодня у нее появилась надежда. Ведь если все снова возвращается на круги своя — и Джису снова начинает бежать от своего брака, Намджун тоже может понять, как тщетны его попытки. И тогда… Дженни счастливо улыбнулась, прижавшись к дереву всем телом, глаза ее горели. Тогда он точно сможет убедить Намджуна, что только она истинно достойна его любви — и у их истории, быть может, еще есть шанс превратиться в реальность. *** Джису пришла домой — Намджун уже спал, оставив остывший ужин на столе. Она осторожно сняла туфли, оставила сумку и погладила за ушком сонного Дальгома, который вышел к ней поздороваться. — Джи… — позвал ее Намджун, проснувшись. — Где ты была, а? На часах уже десять вечера. Трубку не берешь… Джи… — Я дома, дома… — Джису торопливо стащила пальто, стянула платье, и юркнула под одеяло к мужу. — Обними меня, пожалуйста. Я так устала. Я так устала… Она была продрогшая, но Намджун сразу почувствовал, что именно сейчас она до безумия нуждается в нем. Второго такого момента могло бы и не быть, и он торопливо обнял свою жену, кутая ее в одеяло, обсыпая поцелуями ее лицо. Джису была трогательной — словно вчерашний ребенок — и сон Намджун исчез мгновенно. Теперь проснулись другие инстинкты, пальцы его пробежались вдоль ее позвоночника, нащупав застежку от бюстгальтера, вопросительно взглянув на Джису, он расстегнул его, взяв ее небольшие аккуратные груди в обе руки. — Я хочу тебя, — пробормотал он. — Очень хочу, Джи. Не покидай меня, пожалуйста. Ты все, что у меня есть. Джису запоздало поняла, что ошиблась — Намджуна уже было не остановить, его горячие пальцы торопливо стаскивали с себя пижаму, он наощупь обыскивал ее тело, словно стараясь пометить ее полностью изнутри — и Джису уже не пыталась высвободиться. Она чувствовала себя виноватой перед мужем и стремилась загладить свою вину хотя бы так. Пусть хотя бы раз… Но она должна была это сделать. Близость никогда не приносила ей такого удовольствия, как Намджуну — с того момента, как она вернулась домой, разумеется. Намджун тосковал по ее телу, он был молод, его страсть била ручьем, но Джису, напротив, не стремилась к телесным контактам. Однако сегодня она вдруг почувствовала себя иначе, словно пережитый стресс заставил ее по-новому взглянуть на все это — и, на секунду поколебавшись, она раскрыла объятья своему мужу — и перестала стесняться. Горячие ласки — Намджун словно слетел с катушек, запахи и звуки заполнили их супружескую спальню, Джису стало жарко, огонь охватил ее полностью. Она вдруг забыла, кто она и что делает тут, кто рядом с ней — ничего не имело значения. Единственное, чего она теперь желала, это полностью раствориться в своем партнере, чтобы хотя бы на эту ночь забыть и о потерянных воспоминаниях, и о Цветочнике. Намджун успел выключить свет — она не видела теперь его лица, только слышала его голос и чувствовала его прикосновение, и в самый горячий момент, внезапно поняла, что уже переживала это. Джису словно проснулась от долгого сна — ей было необыкновенно хорошо с мужчиной, она принимала его полностью, ее тело словно было создано для этого мужчины — вот только она точно знала, что прежде, там, в другой ее жизни, это было не с Намджуном, не с ее законным мужем, не с человеком, с которым ей положено было быть. Джису видела и слышала теперь другой голос — наматывание волос на палец, смех, поцелуи на ее груди — и она точно знала, кому он принадлежал. Сомнений быть не могло — это был тот самый владелец картинной галереи, господин Чон Чонгук. Не зря его взгляд, направленный на нее, его голос показались ей знакомыми. Джису точно знала, что именно с этим человеком ее связывала запретная страсть, и как она раньше не могла догадаться об этом? Черт, ведь она еще месяц назад осознала, что любила кого-то… Что стремилась к кому-то, хотела быть ближе… Она понимала, что в прошлой своей жизни изменяла супругу — что запретная страсть связывала ее с другим мужчиной, и вот теперь она точно знала, что этим мужчиной был господин Чон. Тот самый галереист, который сразу узнал ее, но безупречно вел себя в ее присутствии, выразил ей соболезнования, сказал, что они навещали ее. Внезапно Джису осенило — тот мужчина, который был в больнице вместе с Суен… Неужели… «Молодой, красивый, хорошо одетый…» — так описали его медсестры. Это ведь вполне мог быть Чон Чонгук. И тогда все встает на свои места — у нее была интрижка с ним, о которой знала только Джой, а когда с ней случилась эта беда, она и привела его в больницу, чтобы он повидался с ней, под благовидным предлогом — ведь в больнице был ее муж. Тогда становится понятно, почему она хотела развода… Она не любила Намджуна, брак с ним стал ее ошибкой, и, если судить по рассказам ее друзей, она совсем не умела врать. Значит ли это то, что она пыталась разорвать свои отношения с мужем, чтобы потом наладить отношения с Чон Чонгуком… Быть может, он что-то пообещал ей? Или же сказал, что будет с ней? Что толкнуло ее на развод. Она вспомнила слова Бэкхена о Кенсу — о его ярости после ее травмы, о чувстве вины. Вспомнила она и письмо Кенсу, оставленное на ее почте. «Су-я», «этот человек знает о тебе», «не пытайся копаться в этом деле», «твоя амнезия — твое спасение», «второго шанса у тебя не будет», «я дал слово, что исчезну из твоей жизни»… Это письмо еще тогда должно было показать ей, что Кенсу знал все — знал абсолютно все в ее жизни. Тогда кем же был этот человек, который угрожал ему? Кто мог быть опасен и для нее? У нее был любовник, который тепло встретил ее в своей галерее, но Кенсу пишет о ком-то, кто оставил ее в живых только из-за амнезии… И о каком деле, он пишет, что просит ее не копаться в нем? Неужели история с Цветочником? Паззлы осторожно собирались в цельную картину, но множество белых пятен еще осталось в нем. Джису суетливо перебирала крошечные крупицы вернувшихся воспоминаний, но страх сковывал ее полностью, не оставляя даже шанса на возвращение. Впервые в жизни она осознала, что ее прошлое может принести ей не только радость и драгоценные утраченные моменты, но и опасность для ее жизни, боль и ужас. Теперь Джису точно знала, что брат и муж, догадываясь или даже зная о чем-то, вполне могли просто защищать ее, оберегать от всего на свете — и она до безумия отчаянно пожелала, чтобы она больше никогда не принесла им столько же горя, сколько они пережили за время ее болезни. Теперь она была уверена, что сама также послужила причиной своих страданий — и ее охватили стыд и страх, стыд за то, что уже было сделано, и страх узнать о том, о чем она еще не знает. — Что случилось? — спрашивал после Намджун, горячими пальцами вытирая густые слезы, стекающие по ее лицу. — Я сделал тебе больно? Напугал тебя? — Нет, — торопливо говорила Джису, не в силах справиться с собой. — Все было хорошо, мой дорогой. Я счастлива… Пожалуйста, обними меня крепче. Сердце ее разрывалось на части от боли и ужаса. *** Утро выдалось не самым радужным. Джису проводила счастливого донельзя мужа на работу, погуляла с собакой, тщательно убрала всю квартиру, приняла ванну и перебрала продукты на кухне — она бежала от предательских мыслей и старалась не думать вообще не о чем. На телефоне были пропущенные и от доктора Пак, и от Юнги, и от Мины с ребятами — но она никому не перезванивала. Впервые в жизни она пожалела, что вообще начала свои поиски воспоминаний, потому что сгорала от стыда и боли — и не знала даже, о чем ей думать на самом деле. О том ли, какой плохой супругой она была, или же о том, как много ей еще предстоит узнать. Джису привыкла думать о той прежней Джису, как о хорошей и активной женщине, у которой было много друзей, которую любили, которой восхищались. Она считала себя достойным членом общества, отличной женой и сестрой, но на деле, как оказалось, она узнала много того, чего теперь хотела бы снова забыть. Бэкхен был прав — ее брак не был счастливым. Вот только вины ее мужа не было — только она сама превратила свой брак в такое безумие. Завела интрижку, будучи замужней… Искать себе оправдание Джису даже не пыталась, ей было противно от одной мысли, что она вообще посмела изменить мужу — не попыталась найти решение или хотя бы разорвать их связь, а просто поплыла по течению. В глубине души теплилась еще надежда, что это ложные воспоминания, что на самом деле их не было, но уж слишком четко в памяти прослеживались образы — вот она обнимает Чон Чонгука, вот он по-хозяйски раздевает ее, вот она кладет голову ему на плечо. Вспоминался еще и момент свидания — она выбегает из университета, а он уже ждет ее в машине, и, садясь туда, она дарит ему горячий долгий поцелуй. — Я шлюха, — горестно сказала сама себе Джису. — Я стала той, кем я не хотела быть. То есть была той. То есть я она и есть. Она точно знала, что предала Намджуна, пусть даже и так. Даже если той прежней Джису больше не было, она и та прежняя Джису были неделимы. Даже если в ее новой жизни никогда не будет измен, если она никогда не посмеет сделать ничего плохого, проживет долгую счастливую семейную жизнь, родит ему кучу детей, встретит с ним старость, даже все это не изменит того факта, что она любила другого мужчину, думала о другом мужчине, спала с ним и мечтала о будущем с ним. Или даже и не мечтала — но суть не в этом. — Значит ли это, что любила я тоже его? — подумала она. — Ведь я точно помню, что умирала от нежности по кому-то… Но если я была любовницей Чон Чонгука, значит, я любила его? Или это был кто-то другой… Господи, какой я была неразборчивой в своих связях… Грязная, грязная, грязная Джису… Она горестно открыла ноутбук, набрав в поиске имя галереи — улыбающийся Чон Чонгук смотрел на нее с первого найденного фото, чертовски красивый, модный, успешный. В графе «личная жизнь» был прочерк — никакой информации, значит, он не спешил афишировать их связь. Возможно, ничего у него к ней и не было — она сама вешалась ему на шею, а он просто воспользовался хорошенькой глупенькой аспиранткой, но даже и не думал, что это будет чем-то серьезным или важным. Просто получил удовольствие и все. Джису не могла долго думать над такими вопросами, ее голова почти взрывалась от ненависти и страха. Она решила твердо узнать, было ли у нее что-то с Чон Чонгуком или это все просто глупые виртуозные игра ее памяти. Узнать это все она могла только из разговора с самим Чонгуком. Она должна была спросить его, и, быть может, он точно раскроет все ее тайны или же уверит ее, что все это кажется ей. Тогда она сможет пойти дальше или же остановиться навсегда — в любом случае, ей точно станет легче, она не будет гадать, а просто сделает свои выводы и пройдет мимо них. Решив для себя все, Джису стала торопливо одеваться. Теперь другого пути у нее не было — сегодня она узнает, правдивы ли ее воспоминания, а если и нет — она сделает для себя выводы и начнет все заново. Ее поиски либо станут ее спасением, либо погубят ее окончательно — но остановиться теперь Джису не могла.