Так целуют лишь на прощание...

Любовь познав, кричу от боли. Мне сердце разрывает меч. Из твоих уст, услышав горечь, Я выучил урок навек: Любить — не значит быть любимым. Любя, приходится гореть. В её глазах порой не тонешь, А разбиваешься насмерть.

      Я открываю глаза. Солнце, зачем ты вышло? Теперь я сама себе кажусь больной. Кладу руку на сердце и горько усмехаюсь: «Сижу здесь, в холодном фургон за десятки километров от любимого, и еще корчу их себя вселенскую тоску… Жалкое зрелище.»       Увидь меня сейчас та, другая Фидея из прошлого, она бы покрутила пальцем у виска: «И чего нюни распустила, как ляля? Сама же влезла, а теперь хнычешь. Ненормальная.» И я была с ней полностью согласна, на подсознательном уровне конечно. Та большая Фидея так и давала мне пощечин, обливая водой, пока маленькая брала вверх над нервной системой, как над фашистской Германией советские войска в свое время.       Такое гнетущее чувство вины овладевало мной лишь один раз в жизни. Когда умерла мама. Она была веселой дамой, которая очень любила поболтать о нравственности и о том, как следует себя вести и принимать вызовы судьбы. «Высоко подняв голову и не лишаясь достоинства, бить первой, но при этом не забывать об чётком расчете.» — она всегда говорила это преувеличенно задирая подбородок, и с полуприщуренными глазами. Эти ее учения так крепко засели в моей голове, как разве что, человек и подумать не может, что он например, улитка. Такого человека посчитаю сумасшедшим, ведь это неоспоримый факт! Тоже и у меня. Я и представить не могла, чтобы человек, лишившись своего достоинства стал опускать на уровень развития амебы. Но жизнь меня часто веселила, знакомя с такими уникумами.       А вот о доверии к людям и говорить неохота. Я им не верю. Поэтому держу ухо в остро, ведь не зря мама говорила об чётком расчете.       Но я никогда не была копией матери. У меня было свое мнение на вещи и события, признаться, из-за которых мы часто с ней вели полемику. И весьма оживленную. Споря с ней я часто чувствовала себя плебеем, а она признавалась, что ощущала себя зазнайкой.       Была у нас одна весьма спорная тема. Мама всегда пыталась ее начать, а я всячески пресекала. Эта тема об отце. Я его нанавидела. Такого альфонса, казанову и шуллера еще поискать нужно было, но он довольно хорошо танцевал и играл на гитаре. Его дочь от второго брака была еще более мерзкой его копией, но я старалась ей всячески помогать. Когда она забеременела от какого-то парня, именно я бега с ней по больницам и никому и слова не сказала, но… Я говорила уже об этом ранее.       Если говорить об интересе матери к нему, даже после сотни измен, ссор, криков, развода и прочих гадостей, все просто: она до безпамятсва его любила. Но жить с ним, после первого же удара стулом, отказалась. Достоинство. Но если бы не ее убеждения я вас уверяю, она бы еще целовала землю, по которой он ходил.        Я помню, как часто она, думая что я уже сплю, садилась на подоконник и обхватив руками ноги тихо плакала, шепча его имя. Она была сильной женщиной. И даже на вопросы «почему вы развелись?» она отвечала всегда одно и тоже «не ваше дело», хотя могла пожаловаться, сказать какой он гад, но нет.       И как же могла умереть такая волевая женщина, думаете вы? А вот самым банальным образом: её сбила машина, когда она шла на мое выступление. А я танцевала на сцене, даже не подозревая о ее гибели. И с того дня я в полной мере поняла почему танго еще называют танцем смерти.

***

«Да, мама, ты бы сейчас мне вправила мозги…» — сама того не поняв, я начала улыбаться. Она совсем не умела утешать. Единственное, что она делала это повышала голос до злобного баса: «А ну, прекратила!» И признаться, это работало.       Я обвожу взглядом фургон: все сидят, смотря в окна.  — Вот мы и прибыли, господа! — звучит голос Фердинанда с водительского сидения, который видно поменялся с Элвио на ночь.  — Это чудно! Моя прическа за ночь в этой железяке испытала на себе все незгоды. — смеется Агустина, потягиваясь на месте. Меня пробирает раздражение: «Поглядите на нее, бедная, несчастная! Прическа у этой мадам испортилась! Как теперь жить?!»       Когда мы подъехали к воротам Фердинанд что-то сказал охране и та нас пропустила. Город был очень ухоженным. Там были и деревья, и цветы, и множество людей. Многие улыбались.       Мы вышли из фургона и я потянулась, осматривая округу. «А здесь уютно.» Фердинанд и Игнасио пошли за полковником и вскоре этот высокий и статный мужчина стоял перед нами. Он был одет в военную форму, как и Ричард. Волосы с проседью и темные глаза. Весь он олицетворял собой спокойную, но сокрушительную мощь.  — Здравствуйте, дамы и господа. Я Себастьян Эмилья — полковник города. Мы все отозвались ему и он уже с улыбкой на лице процедил:  — Что ж, у ваших парней оказалось достаточно информации и теперь, пока мы обговариваем детали, вы, дамы, можете пойти отдохнуть после дороги, а после я лично проведу вам экскурсию.  — Благодарим вас, сэр. — Агустина нежно улыбнулась ему, чем вызвала у меня еще большее раздражение. Она всегда была выскочкой. Полковник в свою очередь удовлетворено склонил голову и пробежался по нам взглядом, а после удалился.  — Ладно, девушки пойдемте в гостиницу. — Белен взяла меня под руку и мы зашагали к высокому зданию. Пока остальные обсуждали очаровательного полковника, Белен склонилась к моему уху: — Фидея, нам лучше бы от Агустины держаться подальше. Ты же знаешь кто она такая? Я кивнула. Конечно, я прекрасно это знаю.  — Я уже понимаю, что она положила на этого Себастьяна глаз. А если Агустина чего-то хочет, то она пойдет на все что угодно.  — Именно. Она вполне может подложить нам свинью. И причем жирную, как ее вонючая бошка. Я засмеялась. Белен всегда мне была симпатична. Она моя лучшая подруга, которую я очень люблю.  — Нам нужно держать ухо в остро. И еще кое-что, Белен…  — Да?  — Ты одна из немногих кому я доверяю, детка. Ты всегда была рядом со мной, никогда не бросала, потому я хочу, чтобы ты знала, что я хочу свалить от сюда.  — Спасибо конечно, но зачем убегать? — она начала говорить еще тише. — Не подумай, я сама не хочу тут находиться, но кажется, у тебя кое-что другое в голове.       Я придвинулась у ней еще ближе: — Фердинанд сказал, что в этом городе есть лекарство. Вот оно мне и нужно. Хотя бы один экземпляр.  — Объясни мне до конца.  — А ты дослушай. Так вот, я была в городе Фергюса со своими друзьями. Я сбежала ничего им не объяснив, потому что не было времени, да и им лучше не лезть.  — Понимаю…  — Там есть один парень… Я его люблю. — услышав это она присвистнула. — Но его укусил зомби и он наверное, скоро сам им станет. Я не могу этого допустить.  — М-да. Дело дрянь. — я кивнула. — Но ты умничка! Я помогу тебе, но остальным лучше не говорить. Они могут проболтаться кому не нужно. — она обняла меня и мы поднялись по лестнице в гостиницу.

***

      Все разошлись по комнатам и мы с Белен сели на кровать, чтобы начать обсуждать план.  — Ты же понимаешь, что я заберу тебя с собой? Я ни за какие шишы тебя здесь не оставлю.  — Кто бы сомневался, ты без меня все равно что акула без плавника.  — Имеешь виду аномалия? — мы дружно засмеялись. — Однако, только с тобой Белен я расслабляюсь. Спасибо.  — Не за что. Без тебя я бы пропала.       Мы обнялись. Когда нам с Белен было по 18 лет, ее родители погибли в авиакатастрофе. У их семьи был частный дом, который после их смерти отобрал дядя Белен. Он был очень жадным и богатым человеком. Увы, здесь я ей ничем не могла помочь, хотя и я и моя мать из кожи вон лезли ради нее. Тогда я забрала ее к себе (у меня была своя квартира) и мы жили там в двоем. Мы стали поддерживать друг друга. Она моя сестра, а не та мразь.       Она выпустила меня из объятий и мило улыбнулась. Я ни за что ее не брошу.  — Так, кто этот парень, что смог растопить ледяное сердце?  — Его зовут Джек. Джек Пауэлл. Он учитель начальных классов по биологии.  — Деток любит значит? Это так мило.  — Я тоже так думаю. Он хотел, чтобы дети придумывали свои мечты. Мне он правда нравиться, но… -… Ты чувствуешь себя паршиво.  — Да. — я вытерла слезы. — Я поступила так плохо. Обошлась с ним, как с куклой. Я должна была найти минуту, чтобы с ним поговорить… Всегда у меня так: сначала делаю, потом жалею.  — Фидея, посмотри на меня. Назови мне причину твоего отъезда.  — Я хотела найти лекарство, чтобы спасти Джека и остальных.  — Именно. Ты пришла сюда, рискуя собой, ради него. Слышишь? Ты поступила с ним правильно. Если бы ты поговорила с ним, вероятно вы не смогли бы отпустить друг друга. Он пошел бы с тобой, а учитывая его состояние — это проблема. Ты молодец.  — Ах… Прости, я что-то разнылась. Спасибо.  — Рада была помочь.  — Кстати, нам надо выяснить про это лекарство и осмотреть город.  — Во время экскурсии мы можем посмотреть, где что есть. А насчет лекарства…  — Нам поможет Матиас.       Она улыбнулась и вдруг резко вскочила.  — Я устала! Давай поваляемся?!  — Белен, ты нечто!       Так мы и свалились на кровать, а вопросы Белен свалились на меня.