"Повесть о двух сёстрах"

Фриде долго не удавалось уснуть. Голова вся была забита мыслями о завтра. Ведь именно завтра, когда лучи солнца только-только коснуться земли, они должны будут отправиться в путь. Мысленно она понимала что должна выспаться, но на деле это было сложнее чем казалось. Перевернувшись на другую сторону и встретившись с задницей своего обиженного кота, Фрида недовольно буркнула что-то и легла прямо, втупившись в потолок палатки. Что там делают когда не могут уснуть? Чёрт, вроде что-то считали… А что — да Шпиль его знает. Пф, посчитать правки Тунона в законы Владыки? Да нет, это займёт целую вечность, хотя… О, точно, там считали овец. Кстати, почему ов- Ладно всё, Фри, вырубила мозг и начала считать, а то не выспишься. Опять. И вот, Архонт принялась считать овец. Уже на втором десятке желание спать начало её одолевать, чему она была безмерно рада. И вот, на 26 овечке Архонт погрузилась в мир снов. Почему так темно? Даже для Фриды, «существа», так сказать, ночного, тут было уж слишком темно. Оглянувшись она осознала, что её окружает кромешная тьма. Но вдруг она увидела лёгкий, полувидимый сочащийся из дверной скважины свет. Как можно тише подошев к двери, Архонт осознала что она сама стала немного… Ниже. Дверь была как гигантский зверолюд по сравнению с ней. Значит это сон? Чудесно, ждём кошмары в гости, почему нет! Будь она повыше, то могла бы просто легонько — или нет — толкнуть дверь и она открылась бы. Но тут нет! Со всей силы навалившись на дверь, ей таки удалось приоткрыть её. Светом этим оказалась свеча, стоящая на столе возле мисок и кусков теста, которые аккуратно и со знанием дела сворачивала женщина. Она тихо напевала колыбельную, качая на руках маленького ребёнка. Густые волосы цвета смолы, не по годам морщинистое, но отчасти сохранившее былую красоту лицо и карие, как драгоценные камушки, глаза — всё это казалось до боли знакомым. Стоп, неужели это… Мать? Доделав работу, она спокойно уселась на табуретку и принялась колыхать мелкого как тут обратила внимание на Фриду. Мягко улыбнувшись, она тихим, вкрадчивым голосом спросила: — Не спится, рыбонька? Фри закачала головой и женщина подозвала к себе дочь. Та, подошев уставилась на Фаэлис. Она так давно не видела её лицо, но оно всё ещё оставалось для неё таким знакомым и родным. — Хочешь на коленки? — спросила она, тихо, дабы не разбудить маленькое дитя. Фрида кивнула и, с помощью матери, залезла к ней на колени. Она её приобняла и принялась также как и мелкого колыхать, напевая старую колыбельную. Little baby, hear my voice I'm beside you, O maiden fair Our young Lady, grow and see Your land, your own faithful land Sun and moon, guide us To the hour of our glory and honour Little baby, our young Lady Noble maiden fair Песня уже эхом раздавалась в голове девы, глаза слипались. Зевнув, она потерла глаза. — Давай, иди к остальным спать. Мама пока доделает работу и тоже пойдёт спать — также тихо сказала Фаэлис и поставила Фриду на землю. Та кивнула и направилась к дверям. Как тут раздались крики. Фрида настолько резко проснулась, что даже Руби соскочила с хозяйки. Протерев глаза и коротко зевнув, она выглянула из палатки. То, что она думала являлось криком о нападении врагов, оказалось… Спором двух солдат насчёт пересолености каши! — Я те говорю, каша пересолена! — Да ты херню несешь, дебил! И тут в их чудесный разговор влезла сонная Фрида: — О, если вы не прекратите ссориться возле моей палатки, то пересоленная каша будет последним о чем вы будете волноваться — грозным, холодным голосом сказала дева, выглядывая из палатки. Солдата с глазами-кольцами перевели взгляд на неё и замолкли. А потом поняли, возле чьей палатки они ссорились и, поспешно извиняясь, поспешили свалить, по дороге продолжая ссориться. Архонт вернулась в палатку и уселась на матрас. Впервые за долгое время ей приснился даже не кошмар, а хороший сон! Хорошо что те придурки пришли уже под конец сна, а то встретились бы с Фридой, которая не в настроении, которая сравнима с Эдиктом Огня, но на двух ногах, говорящим и с луком. Но сегодня им повезло. Такой полной сил и счастливой, Каэйро чувствовала себя очень давно. Удивительно, но она никогда не думала что старое воспоминание, связанное с её семьёй, может так хорошо повлиять на неё. Интересно, как они там? Живы ли ещё? Как часто поминают её и Филиппу злым словом и поминают ли вообще? Ну да ладно. Сейчас это не важно. Сейчас нужно одеваться и тащиться пробовать ту самую пересоленную кашу. Хотя, может ли каша испортить её воскресшую кратковременную радость?