Формула любви

Думали, сейчас Эсмеральда закатит истерику, как сделало бы большинство на ее месте, с заламыванием рук и трагическими воплями? Или бросится прыгать на одной здоровой ноге с пол — лье до цыганского лагеря, наворачиваясь о каждую кочку? Так вот, ничего подобного! За последнее время она нарастила испугами огромную трудовую мозоль, что неудивительно, учитывая, сколько раз епископ кричал «волки!». Так что на этот раз, вместо того, чтобы пороть горячку, она села и задумалась. Фролло весьма достоверно продолжал изображать камень, правда, очень горячий, и все попытки вернуть себя в реальный мир упорно игнорировал. В конце концов, Эсмеральда решила, что наставить ему еще и синяков на щеках будет не самым мудрым решением. Так вот, первый вопрос, пришедший ей в голову был: почему сейчас? В большинстве случае, епископ просчитывал все до мелочей и редко поддавался панике. Если бы у него действительно неожиданно закончились силы, лежать бы им сейчас обоим в пыли, (можно представить, каково это, лететь с высоты его роста), но он попросил ее слезть, подождал, пока она это сделает и еще сказал, что они почти на месте. Однако, добраться отсюда до табора с больной ногой, чтобы позвать на помощь, она не могла, докричаться тоже. Возможно, он прошел бы и дальше, но, похоже, намеренно, предпочел отключиться именно в этом месте. Так сказать, отпустил вожжи на своих условиях. Зачем? Она внимательно огляделась и прислушалась, пытаясь уловить то, что мог заметить Фролло, и что она пропустила, потому что пригрелась и почти задремала у него на плече. Поначалу ничего, кроме птиц, кузнечиков и далекого конского ржания слышно не было. Потом вблизи раздался звук, который можно было бы спутать с шорохом ветра, если бы в нем не звенели тихие детские голоса. Эсмеральда подскочила. Внезапно ее накрыло воспоминание, как она сама с ватагой братьев носилась по полям и лесам, чутьем выбирая места, где можно было с наибольшей вероятностью сломать себе шею. Вместе с этой ностальгической картиной вернулись и слова давно забытого языка. — Эй, вы! — Рявкнула она по — цыгански, — вылезайте, нечего прятаться! Шуршание и шепот прекратились. Потом из высокой травы показались чумазые физиономии двух цыганят. — Идите сюда, — сказала она, — я вас не съем. Переглянувшись, мальчишки выбрались на дорогу и встали поотдаль, как два настороженных воробья. — Монету хотите? — сразу взяла быка за рога Эсмеральда. Это слово изменило облик малолетних стяжателей примерно также, как палочка феи изменила тыкву: они радостно заулыбались и тут же приблизились, с любопытством разглядывая странных незнакомцев. — Вот он, — сказала Эсмеральда, указывая на Фролло, — богатый дворянин и хорошо заплатит, если вы приведете помощь. — А разве Морковка не окочурился? — спросил тот, что повыше, а второй толкнул его локтем. — Пока нет, — процедила она сквозь зубы, — и вам же будет лучше, если так и останется! У меня — то — ни гроша! Так что мигом давайте, кто первый добежит, получит в два раза больше! Повторять ей не пришлось, оба сорванца помчались в сторону табора так, что только пятки засверкали. — Кажется, на этот раз тебе и правда придется делать золото, — пробормотала Эсмеральда. Цыганская помощь прибыла не в пример быстрее современной скорой. Прошло совсем немного времени, и на дороге заклубилась пыль под несущейся во весь опор кибиткой. Это впечатлило даже Эсмеральду — она не предполагала, что лошадь, когда — то вызвавшая амурные чувства в ее муле, способна скакать с такой скоростью. Всего в нескольких пье возница ее резко осадил, при этом повозка едва не выполнила то, что сейчас называется полицейским разворотом. После чего с козел с кряхтением слезла… старуха, которая гадала Эсмеральде, когда та изображала монашка, за ней, прямо на землю высыпался клубок из дерущихся мальчишек, видимо, решающих, кто из них добежал первым, и, наконец, спрыгнули два дюжих молодца ростом повыше самого Фролло. Все это сквозь живописные клубы пыли в неспешном темпе двинулось Эсмеральде навстречу, как какая — нибудь чертова современная команда спасителей мира. Подойдя почти вплотную, явно подслеповатая бабка уперла руки в бока и расплылась в улыбке, явив миру ряд зубов, больше напоминающих клавиатуру нынешних роялей. — Эх, девица, — изрекла она, кивнув на распростертое тело епископа, — смотрю, загнала ты своего коня так, что он аж масть сменил. — Ладно, красавица, рассказывай, чего стряслось, — сказала старуха, — когда не совсем мертвый груз в лице Фролло осторожно загрузили в кибитку, Эсмеральду, вопреки протестам, один из молодцов поднял на руки и усадил на козлы рядом с бабушкой (В их родстве трудно было сомневаться — улыбка у парня оказалась такая же, только без черных клавиш и еще более широкая) и они, лихо развернувшись, домчали обратно в лагерь. — Разбойникам попались, — буркнула «красавица», все еще пытаясь простить спасительнице «коня» и «масть», — еле выбрались, сутки по лесу блуждали. И она в общих чертах рассказала об их с Фролло злоключениях, начиная с момента, когда на мост принесло банду рыжего Гийома. — М — да, — хмыкнула цыганка (вообще Лала, но все зовут Марией, крещеная я), которой явно не хватило сведений для «анамнеза». — с тобой все ясно, к утру нога пройдет, от моих примочек всегда проходит, а вот с кавалером твоим что делать, ума не приложу. (при слове «кавалер» она снова начала фыркать в кулак) Легендарные (по словам бабки Марии) примочки оказались компрессом из козьего молока, странным даже для Эсмеральды, знакомой с так называемой «цыганской медициной». Оставалось радоваться, что хотя бы не навоз. Кроме того, она, наконец — то умылась и переоделась, а то многострадальная ряса угрожала встать на ней колом от грязи. Кстати, коза, снабдившая знахарку ценным лекарством, оказалась точной копией Джали, конечно, с поправкой на зрелый возраст. Над Фролло бабка задумалась. Так надолго, что непоколебимая уверенность Эсмеральды, что он играючи выкрутится и из этой передряги, начала давать трещину, особенно, когда посверлив епископа взглядом в течение получаса, Мария изрекла: — Сильный жар. — Я это и сама знаю! А из — за чего? — Вот это мы сейчас и посмотрим. Посмотрела она, просто разодрав на Фролло сорочку. И то, что они с Эсмеральдой увидели, задавило в последней даже мысль о том, в какую ярость пришел бы вечно застегнутый на все пуговицы священник, узнай он о подобном кощунстве, если не сказать святотатстве. — Вот это паутина! — вытаращилась цыганка, обозрев замысловатый рисунок из шрамов, а-ля индийская мандала, у Фролло на груди, — он воевал у тебя, что ли? — Н-ну, да, только в основном с самим собой. Мария поджала губы, пытаясь переварить последнюю фразу, чтобы сделать хоть какие — то выводы о личности своего пациента, поскольку его девчонка молчала, как рыба, и даже его имя пришлось вытягивать из нее клещами. Выводы не складывались. — Так, тут вроде бы, ничего такого, кроме вот этих свежих, — ткнула она пальцем в порезы от гийомова ножа. — но они уже затянулись. Однако. О — хо — хо! — Что? — Подпрыгнула Эсмеральда, пытаясь заглянуть за лохматую голову старухи, которая рассматривала что — то у епископа на боку, видимо, ту самую «небольшую царапину». — Значит, он тебе сказал, что на сучок напоролся? — Н-да. — Интересный это был сучок, похоже, от железного дерева. — Дай посмотреть! — Ну, уж нет, еще грохнешься мне тут в обморок, лечи потом вас обоих. — Пусти, — угрожающе повторила Эсмеральда, внезапно взъерошившись, как птица, у которой хотят отнять честно добытого червяка, — я еще не то видела. Мария со вздохом отодвинулась. В следующее мгновение стало ясно, почему она сопротивлялась. И дело было даже не в том, что длинная воспаленная рана выглядела жутковато и напоминала криво вспаханную борозду, а в том, на чьем теле она находилась. -Ну, вот, я же предупреждала, — сказала бабка, увидев, что «глупая девчонка» побледнела как смерть. Просто она еще не знала, с кем связалась. Внезапно рухнувшая уверенность в благополучном исходе подействовала на Эсмеральду почище обычного испуга. — Ты! — прошипела она, — развернувшись к Фролло, — ты опять мне соврал?! Так вот знай, если умрешь, я достану тебя даже в аду и снова убью за обман! По — твоему это вот — царапина?! — Эй, красавица, — влезла бабка, испугавшись, что еще немного, и дело дойдет до рукоприкладства, причем попадет и ей, — ты, это, успокойся! Оно только выглядит страшно, а так ничего такого, что не заживет… Когда — нибудь. Мое лечение верное, недельку — другую отлежится и будет как новенький. Я ж говорила, загнался твой коняшка совсем, ведь не мальчик уже, сколько ему годков — то? — Недельку — другую? — переспросила Эсмеральда, силясь представить епископа, который уже и забыл, как выглядит кровать, в горизонтальном положении хотя бы на одну ночь. — Делай, что хочешь, но поставь мне его на ноги за два дня! — Ладно, — кивнула Мария, поняв, что взывать к разуму этой одержимой обойдется ей дороже, — только не мешай! Я здесь знахарка, лечу, как считаю нужным! «Красавица» кивнула, но на лице читалось, что методы будут оспариваться. Цыганка начала жалеть, что подобрала эту ненормальную парочку на дороге или, скорее, что когда — то взялась погадать переодетой в монаха девице. -Эй, Марко! — зычно позвала она. Буквально через мгновение в кибитке появилась широкая белозубая улыбка бабкиного внука, а с ней и сам внук, обдавший Эсмеральду многозначительным жарким взглядом. — Там за деревьями деревенская псина на днях сдохла, неси то, что на ней поселилось. Марко кивнул и, снова блеснув улыбкой, исчез за пологом. — Ты что это задумала, старуха? Если… — Тихо! — воздела палец целительница, — Или я лечу по своему разумению, или выгоню вас обоих, и твой рыжий дружок сдохнет на дороге, как та псина! Это мгновенно заставило Эсмеральду замолчать. — Так — то лучше! — смягчилась Мария. — Смотрю, однако, Марко ты приглянулась. Он у меня молодой, горячий. Кстати, еще неженатый. В ответ раздалось почти змеиное шипение. — Ладно, ладно, красавица, это я так, не всякий случай. Впрочем, ты ведь все — равно не цыганка, правда? Хотя и имя подходящее, и говоришь по — нашему. — До шестнадцати лет была, потом оказалось, что меня в детстве украли. Старуха кивнула. — И где же ты… В этот момент вернулся Марко, с полной пригоршней опарышей, сияя так, словно притащил корзинку зрелой земляники. — Давай сюда, — рявкнула бабка и сделала внуку страшные глаза, в которых читался посыл немедленно исчезнуть. — Ч-что ты будешь с ними делать? — прошелестела Эсмеральда, закрыв рот рукой, чтобы случайно не растерять недавно выпитое молоко с хлебной горбушкой. — Кормить, — отрезала Мария. — и если не хочешь увидеть чем… Она не хотела, хотя догадывалась, поэтому крепко зажмурившись, уткнулась лбом в колени. — И где же ты, — как ни в чем не бывало продолжила прерванную мысль старуха, — кавалера своего подцепила? Он что, взаправду богатый дворянин? — Взаправду, не сомневайся. А где подцепила? Так он моего любимого ножом пырнул, отправил меня за это на виселицу, но пообещал спасти, если я ему отдамся, еще и любовным зельем попытался опоить. Потом, правда, передумал и прогнал, заявив, что я же блудница и ведьма. А через двадцать лет передумал обратно. И вот теперь мы здесь. Эсмеральда даже подняла голову, чтобы посмотреть на лицо цыганки, и не пожалела, потому что вид у Марии был такой, словно она съела всех принесенных Марко личинок в один присест. — Как скучно я живу, — пробормотала старуха, наконец захлопнув отвисшую челюсть, — Мой — то Янко просто сломал носы трем ухажерам, ему даже не пришлось меня уговаривать, не то что на виселицу отправлять. — она вздохнула, — Теперь понимаю, почему ты так в него вцепилась. Боже, какой мужчина! — И она взглянула на Фролло с совершенно другим выражением. Эсмеральда фыркнула, подумав, что когда — то в тюремной камере архидьякон вовсе не казался ей таким уж замечательным мужчиной, да и вообще мужчиной. До применения арго… Вот уж действительно, никогда не знаешь, что может произвести впечатление на девушку. — Ты поосторожней, — напомнила она замечтавшейся знахарке, — нож — то был мой, а причастность Клода не доказали. — Да я что, я уже все, — поспешно сказала старуха, накрыв епископа большим цветастым платком, — теперь остается ждать, пока твари насытятся, рана очистится и лихорадка спадет. Пойдем, покормлю и тебя, никуда твой красавчик не денется. Эх, ну какой мужчина! Почему мне хотя бы не сорок? После упоминания тварей Эсмеральде кусок в горло не полез.