Формула любви

Каждый раз, когда Эсмеральда сильно пугалась, у нее возникало желание убить. Причем чаще всего виновного в испуге. Особенно, если за виновного она и боялась. Так что Фролло снова пришлось испытать силу ее гнева на своей шкуре. Все его аргументы вроде: «Нужно выводить Гийома из себя по мелочи, чтобы он не заметил настоящую угрозу», «он не дурак, чтобы зарезать золотого гуся» или « я же добился того, чего хотел» разбивались о ее единственный железобетонный: «он чуть не убил тебя, идиот!». В результате, устав спорить, епископ заткнул ее приемом, который разом прекращал поток любых излияний по причине занятости производящего их органа и отсутствия достаточного количества воздуха. Если кто — то не понял, это мы витиевато сказали, что он ее поцеловал, причем так, что у Эсмеральды даже возникла мысль, не слишком ли быстро он учится. — Я не смог добиться для тебя свободы, — вздохнул Фролло, когда она перестала всхлипывать и разжала руки, которыми намертво обхватила его за шею. — И слава богу, — пробормотала Эсмеральда, — я бы с ума сошла, зная, что ты здесь один на один с этим безумцем. Она чуть отодвинулась, чтобы взглянуть ему в лицо. — Но я буду мешать тебе, да? — Что ж, — епископ изобразил задумчивость, — Если большую часть времени мои руки будут заняты пробирками, глаза — книгами, то с твоим постоянным присутствием в моей голове я как — нибудь справлюсь. Раньше же справлялся. Тем более, что каким — то непостижимым образом, даже своими промахами ты умудряешься вдохновлять меня на идеи. Однако чтобы выбраться, нам обоим придется потрудиться. — Что надо делать? — Эсмеральда мгновенно вытерла слезы и соскочила с его колен. — Боже, — улыбнулся Фролло, — у Гийома нет шансов. Я вообще — то не собирался обсуждать это прямо сейчас, но раз уж спросила… Мне нужно, чтобы ты стала Жабой — Превратиться в жабу? — переспросила она растеряно, — но как? — Ты же слышала, завтра мы будем переселять души. Нашего незадачливого любовника я усыплю, но тебе придется убедить Гийома, что сущность Жабы перешла в тебя. И он ни на мгновение не должен в этом усомниться. Ты ведь сможешь? Эсмеральда задумалась. Когда — то она развлекала публику, изображая то пьяного монаха, то глупого судейского, и неизменно срывала аплодисменты, но это было так давно. Изображать конкретного человека, да еще на глазах того, кто хорошо его знает ей раньше не приходилось. — Думаю, что смогу, — сказала она медленно, — но хорошо бы еще раз внимательно на него посмотреть. И я не умею имитировать голос. — Тебе и не придется, ведь гомункул немой, забыла? Значит и Жаба должен стать глухонемым. Эсмеральда кивнула. — Да, так легче. Как — то мне пришлось показывать судью, который, чтобы не слышать возражений адвоката залил уши воском, а потом выяснилось, что он упустил огромный куш. Фролло фыркнул. — Хотел бы я это увидеть! — О, ты видел, сказать, куда ты меня тогда послал и какие слова употребил? — Ведьмой обозвал? — виновато спросил епископ, опуская глаза. — Это еще самое мягкое. Но ничего, на следующий день я отыгралась, притворившись тобой. Так мне еще никогда не хлопали! И столько денег не бросали! У епископа отпала челюсть. — Ты изображала меня? Перед толпой? Эсмеральда кивнула. — К счастью, мне хватило ума делать это подальше от собора. У Фролло заблестели глаза. — Покажи! Она замотала головой. — Мне же нужно знать, есть ли у тебя хоть немного артистических способностей или мы рискуем остаться здесь навсегда? — То есть, когда ты плел небылицы Гийому, то об этом не думал? Ладно, — сдалась Эсмеральда, — но ты сам напросился. Она накинула капюшон, вытянулась во весь свой невысокий рост и, резко выбросив вперед руку так, что ее указательный палец почти уперся епископу в нос, железным шепотом рявкнула: — Убирайся, прислужник сатаны!!! Никогда прежде она не видела, чтобы Фролло так смеялся: до слез в глазах, делая героические, но бесплодные попытки перестать. Правда, совершенно беззвучно. За него на столе нежно звенели реторты. — Как же, — выговорил он, наконец, — как же я мог прогнать такой талант? — Ну, ты же не знал, что когда — нибудь он тебе понадобится, чтобы выбраться из разбойничьего логова. — М-да, — резко посерьезнел епископ, — тогда я много чего не знал. А что, я правда так делал? — Ты и сейчас так делаешь, спроси Квазимодо, но зато теперь представляешь, как это выглядит со стороны. Фролло задумчиво потер затылок. — Хорошо, — подытожила Эсмеральда, — предположим, Гийома мы убедим, а дальше что? — Дальше я сам пока не знаю, но нужен запасной план, если что — то пойдет не так. Буду пытаться открыть замок. Сомневаюсь, что код удастся подобрать, это может быть что угодно, значит придется его взломать. — Ты же говорил, что это невозможно. — Руками и инструментами — нет. Кислотой долго и можно отравиться. Но есть более действенный способ что — то разрушить. — Порох? — спросила Эсмеральда, побледнев. Ты скорее уронишь пещеру нам на головы. — Нет, нет, нет, в том — то и дело, что нужно сломать только замок, но то количество пороха, которое удастся засыпать в щели, его не повредит, а большее — да, грозит обвалом. Нужна жидкость. Взрывная… Подскочив со стула, Фролло принялся копаться в пузырьках и бутылках, стоящих на соседнем столе. — Если только удастся вспомнить… — Что? — Как она у меня получилась. Его прервал очередной скрежет засова — это Жаба явился за списком и инструкциями, поскольку читать он не умел. По тому, как бедолага жался и оглядывался на дверь, Эсмеральда поняла, что его хозяин слушает каждое слово. Первым делом он вытащил и протянул ей очередной ломоть хлеба. Ритуальная кормежка «гомункула» повторилась, но теперь она внимательно следила за каждым его движением, стараясь запомнить жесты. Потом Фролло долго и подробно рассказывал Жабе к кому следует подойти в соборе, что сказать, где дверь на башню, и кому категорически не стоит попадаться на глаза. Во время всех этих объяснений, он наворачивал круги по лаборатории, заставляя верзилу следовать за собой, и один раз незаметно для того, но на виду у Эсмеральды, опрокинул медную миску, которая с грохотом приземлилась на каменный пол. Жаба подпрыгнул от неожиданности и немедленно принял позу «сейчас будут бить, возможно даже ногами». Где — то спустя час, когда от инструкций епископ попытался перейти к обсуждению завтрашнего ритуала, терпение лопнуло. Но не у Жабы. С воплем «Хватит, он все понял!» Гийом влетел в лабораторию, схватил верзилу за рукав и выволок наружу. — Передающий должен знать все в подробностях, иначе не получится! — крикнул Фролло ему вслед. — Сам расскажу, — донеслось в ответ из- за закрытой двери. Весь этот день и епископ, и его «гомункул» трудились в поте лица: Эсмеральда повторяла и оттачивала жесты дылды, особенно его привычку почесывать то, что свербело, в данном случае — заживающий шрам поперек физиономии — до тех пор, пока Фролло не признал, что сходство поразительно. Сам же епископ работал, как говорится, сразу на два, точнее три фронта: смешивал что — то вроде сонного зелья для Жабы, потом делал из него же какое — то купоросное масло для Гийома (Эсмеральда не вникала) и пытался вспомнить, как, ради всего святого, он когда — то умудрился создать жидкость, одна капля которой могла поднять на воздух лабораторию. (Эсмеральда скорее боялась, чем желала, чтобы он вспомнил) Так незаметно в трудах и пролетело время. Вечером вернулся Жаба, таща на плече мешок, в котором звенело и трещало содержимое. Фролло устроил ему грандиозный разнос за неподобающее обращение с лабораторным оборудованием, хотя ни один пузырек, что удивительно, не разбился. Тихим шепотом, постоянно оглядываясь на дверь, дылда признался, что кавардак в мешке устроил Гийом, надеясь найти тайное послание епископу, а до этого каждая скляночка была уложена и упакована, как полагается. — И в соборе так хорошо, когда приходишь не для того, чтобы его ограбить, — добавил он наивно, — Видел я и вашего Гренгуара, преосвященство, но подойти не решился. Думаю, Гийом за мной следил. — Ничего, — тихо и грустно сказал Фролло, маскируя свои слова громким звоном стекла, — скоро ты совсем поселишься в моем соборе. Слышал же, наверное, Гийом хочет, чтобы мы с ним поменялись телами. Завтрашний ритуал по временному переселению тебя в гомункула, это эксперимент перед тем, как твой хозяин окончательно станет мной. А то, что ты сегодня принес — инструменты для передачи. Глаза Жабы едва не вылезли из орбит. — Ох, простите, преосвященство, я не знал. Вы эта… Вы хороший человек, я бы не… эх! — Ты главное, завтра ничего не бойся, — проникновенно сказал Фролло, пристально глядя в выпученные глаза дылды — гомункул глух и нем, так что ты перестанешь слышать звуки, не сможешь говорить. Постарайся запомнить ощущения, Гийом захочет знать… — Хорошо, вашество, я… я понял, сделаю. — Это чего это здесь такое происходит?! — внезапно рявкнуло от двери. Видимо, перестав четко слышать разговоры, карлик заподозрил неладное. — Объясняю Жабе, как ему вести себя завтра, чтобы не разнести лабораторию, — смиренно сказал епископ, опуская глаза, — ты, я так понимаю, не удосужился его проинформировать. — От этого зависит успех эксперимента, — добавил он, когда Гийом открыл рот, чтобы выплюнуть очередную тираду. — И мне нужно знать настоящее имя передающего. — Его зовут Клод, — сообщил карлик, поджав губы. — А, тезка, — улыбнулся епископ. — Что ж, Клод, помни, что я тебе сказал, ничего не бойся и постарайся сегодня не пить. — Надеюсь, ты про мое золото не забыл? — осведомился Гийом уже с порога. Завтра хочу монеты! Еще какое — то время из — за закрытой двери явственно слышались звуки, похожие на вопли допрашиваемых в тюремных подвалах. — Бедняга получит незаслуженных тумаков, — вздохнул епископ, повернувшись к Эсмеральде, — зато с его длинным языком теперь вся банда узнает, что у Гийома скоро будет мое лицо. И он потер руки. Этой ночью Эсмеральда плохо спала: мучили неприятные сны из — за которых она все время просыпалась. Просыпалась, засовывала ноги в башмаки и шла к выступу, наблюдать за Фролло. Тот продолжал корпеть над своей взрывной жидкостью, но, судя, по все растущей горе грязных колб и пробирок, у него ничего не выходило. Однако в последний раз она проснулась от приглушенного, но явно ликующего вопля «Эврика» и сопровождающего вопль треска, похожего на начало грозового раската. Прятаться в этот раз не пришлось — с епископом она столкнулась уже в проходе. Видимо, того так разбирало поделиться успехом, что он шел ради этого ее будить. В лаборатории Фролло продемонстрировал ей вполне невинного вида жидкость, которую можно было принять за воду. При этом он держал склянку двумя руками так крепко, что даже костяшки побелели. — Ты вспомнил состав? — спросила Эсмеральда. — Нет. Я и сейчас его не знаю. Понятия не имею, как она получилась, но гляди. Посадив микроскопическую капельку жидкости на здоровую стальную наковальню в углу лаборатории, он велел Эсмеральде чуть отойти, взял самый маленький из коллекции молотов и шарахнул по капле. Спустя вспышку света, грозовой треск, три колечка дыма, разломившуюся головку молота и зажатый ладонями визг, в стальной наковальне образовалась выемка размером с небольшое яблоко. — Это значит, что мы можем открыть дверь прямо сейчас и не нужно будет никаких спектаклей с переселением? — с надеждой спросила Эсмеральда. — Увы, нет. Помнишь про яды? Мне нужно время, чтобы изучить замок, если ошибусь, второго шанса не будет. После демонстрации я выторгую у Гийома еще пару дней на подготовку. Обещаю, что не позднее послезавтрашней ночи мы отсюда так или иначе сбежим. Теперь по поводу демонстрации: она прошла успешно. Довольны остались обе стороны и дополнительное время на подготовку побега Фролло получил. Начнем с атмосферы. Она была мистической, как раз соответствующей ритуалу по переселению такой тонкой материи, как человеческая душа. Чтобы ее (атмосферу) создать, епископу пришлось самолично лазать по стенам, расставляя свечи на все возможные выступы. Если он не дотягивался, ему на плечи забиралась Эсмеральда и прикрепляла свечу туда, куда с точки зрения обывателя ее можно было поднять разве что заклинанием левитации. Добавим разные пентаграммы, старательно начерченные Фролло на полу и картина будет почти полной. Почти, потому что достоверно описать запах практически невозможно. А он был. Запах купоросного масла, которое мы знаем, как эфир, к счастью, слишком слабый, чтобы вызвать головокружение даже у Эсмеральды, но достаточно чувствительный, чтобы замаскировать более сильный аромат на защитной маске, которая предназначалась Гийому. Так что довольное и расслабленное состояние карлика было вызвано не только и не столько артистическим талантом Эсмеральды, хотя, справедливости ради, стоит отметить, что изображая Жабу она превзошла самое себя, сколько вдыханием этой самой субстанции и всем остальным антуражем. Что ж, сам того не ведая, Гийом связался с профессионалом, корежившим мистериями мозги как минимум, двум поколениям парижан. По той же причине Жаба подробно и цветисто рассказывал о своем пребывании в теле гомункула, добавляя подробности, которые не оставляли сомнений в его правдивости. *** Снова наступила ночь — третья, с тех пор, как они оказались заперты в пещерной лаборатории. В эту ночь Фролло собирался открыть дверь с помощью своей взрывной жидкости. В случае, если это не удастся, или ход окажется тупиковым, они решили придерживаться первого плана с фальшивым обменом телами. Правда, одна из его частей вызвала ожесточенные споры. Епископ ясно дал понять, что кончина висельника по кличке Рыжий Гийом не ляжет тяжким бременем на его душу, благо возможностей отправить грешника в ад имеется в достатке, вон, целый шкаф. Но против такого исхода восстала Эсмеральда, заставив Фролло пообещать, что если и придется пришибить негодяя, то только в крайнем случае, мол, ты же мне потом спасибо и скажешь. И он согласился. Кажется, он бы согласился на что угодно, если бы она попросила. — Упадет хоть одна капля — взлетим на воздух, — шепотом сказал епископ. Он крепко держал склянку, пока Эсмеральда тонкой иглой размазывала жидкость внутри замка через малюсенькое отверстие — Фролло выяснил, что оно не связано с подозрительной капсулой, которую он только что нащупал проволокой через другую дырочку. Закончив, она опустила иглу обратно в склянку. Оба выдохнули. — Осталось еще пять, — сказала Эсмеральда. Следующую я, потом поменяемся, а то у меня уже руки дрожать начинают. Фролло кивнул. — В нижнюю часть зальем из реторты. — Точно. — А моя очередь когда? — раздался у них за спиной мерзкий визгливый голос Гийома. Эсмеральда обернулась и вскочила на ноги, Фролло, чудом удержавшись от резкого движения с полной склянкой нитроглицерина в руках, поднялся медленно, надеясь не взболтать чувствительную жидкость. — А я — то все гадал, что не так, — и без того уродливую физиономию карлика прорезала отвратительная усмешка. — Баба, кто бы мог подумать. Она действительно так воняет или… Конечно - лучший способ избавить свою сучку от моих ребят - это сделать ее отвратительной. То — то ты так пытался сплавить ее подальше. Ну ты и мастер врать, Пугало. А знаешь, я ведь почти поверил. Почти! Но петли и замок все — таки приказал смазать. Больно интересно стало, чем же ты ночами занимаешься. Признаю, такого не ожидал. Что ж, настолько талантливый мошенник — желанный гость в моей банде. Пойдешь помощником к Жабе? Только у нас все общее. И бабенка твоя тоже общей будет. Если бы взгляд епископа мог убивать, Гийом бы уже превратился в лужицу на полу. — Ой, — усмехнулся карлик, — вы поглядите, какие мы сердитые. Слушай, Пугало, ты же любишь сделки, вот я предложу тебе одну: откроешь эту дверцу, раз уж начал, она — он указал подбородком на Эсмеральду — только один раз по кругу пройдет. А потом может катиться на все четыре стороны, как ты и хотел. Пусть мой братец на том свете утрется, когда я до его сокровищ доберусь. — Твой брат? Это лаборатория твоего брата? — Ох, правда, смешной ты, Пугало, откуда, думаешь, я о тебе знаю? Жак мне все уши про тебя прожужжал, какой ты растакой, вот только умолчал, что ты еще и прохвост. — Если я открою эту дверь, ты отпустишь ее, — сказал Фролло, — со мной можешь делать, что хочешь. Да, создавать золото и людей я не умею, потому что это невозможно, но одна капля того, что сейчас у меня в руках разнесет всю твою лабораторию вдребезги. Я могу сделать еще. Так что решишь? — Клод, — прошептала Эсмеральда, — не надо. Но епископ и бровью не повел. Гийом скептически обозрел маленькую склянку. — А знаешь что, Пугало, — произнес он медленно, пожевав губу, — пожалуй, на этот раз я тебе не поверю. Только и умеешь, что языком трепать. Довольно ты меня морочил, больше никаких сделок! Я так решил! От тебя одни неприятности. Прощай, отброс! То, что произошло потом, долго снилось Эсмеральде в кошмарах: Из вскинутой руки карлика вдруг выскочило лезвие и, посверкивая боками, полетело прямо на нее. Но где — то на середине пути оно встретилось со склянкой, и та начала разлетаться, разбрызгивая стекло и капли взрывной жидкости. В то же мгновение Эсмеральда почувствовала, что падает. И не просто падает, а летит на пол с ускорением, говорящим о том что ее толкнули, причем толкнули сильно. Она непроизвольно зажмурилась, приготовившись встретить затылком пол, но удара не произошло — ее голова врезалась во что — то относительно мягкое, мало похожее на гранит или из чего там состояла поверхность пещеры. Всему остальному повезло гораздо меньше, но тоже вполне терпимо. Однако, когда она уже было решила, что обойдется без серьезных увечий, сверху обрушилась тяжесть и намертво пригвоздила ее к полу. Крайне не вовремя в голове пронеслась цитата из гренгуарова романа… А потом она ослепла и оглохла. Первое, что Эсмеральда почувствовала, когда зрение и часть слуха вернулись — это какой — то треклятый острый камень аккурат под поясницей. Она попыталась подвинуться, но вдруг ей прямо в ухо сказали голосом Фролло: — Подожди, не шевелись, сейчас еще полетит. Вот тогда реальность нанизалась бусина за бусиной. — Клооод! — испытала она внезапно прорезавшийся голос, — что случилось? — Что случилось? — в белесой пыли проступило его лицо, и до нее, наконец, дошло, что прижимает ее к полу. — Пещера обрушилась! И камни продолжают падать. Ай! Вот, еще один. Спасибо, что песчаник. Гранит мой хребет бы не выдержал. — А ты, — спросила она робко, — ты не мог бы приподняться, у меня булыжник под спиной. Острый. — Сейчас. Тяжесть исчезла и, выгнувшись, Эсмеральда выгребла из-под себя камень. В этот момент сверху донеслось длинное и заковыристое латинское проклятие, и она вдруг оказалась на ногах. Муть перед глазами, правда, не рассеялась, да и дышать было трудновато. — Надо выбираться, — сказал невидимый Фролло, — похоже, камень разбил банку с купоросным маслом. Получился летучий газ. Надышимся — заснем навсегда. Если раньше не взорвемся. Пошли! — и он дернул ее куда — то в сторону. После нескольких шагов в тумане впереди зачернел проем. Стало видно, что дверь распахнута настежь. На радостях Эсмеральда уже было рванула туда, но внезапно раздавшийся треск заставил ее остановиться. — Что застыла? — рявкнул епископ, — лезь! На какую — то пару мгновений воздух очистился и она смогла ясно увидеть, что происходит: Здоровенная каменная глыба, видимо, выпавшая из свода, почти загородила проход и продолжала медленно наклоняться, несмотря на то, что Фролло изо всех сил упирался в нее плечом. — Ну, чего ты ждешь, дурочка? Я же долго не удержу! Камень наклонился еще больше. — Давай! Эсмеральда!!! Почему — то именно ее имя заставило двигаться. В оставшуюся небольшую щель она нырнула рыбкой и, чувствительно проехавшись животом по камням и пыли, оказалась в узком коридоре гийомова «дворца». В то же мгновение с оглушительным грохотом глыба рухнула. Из двери ударило пылью вперемешку с вонючим газом, так что она едва не задохнулась, однако едкое облако быстро уплыло вдаль по коридору. Эсмеральда осталась беспомощно сидеть на полу перед намертво заваленной, полной смертельных миазмов лабораторией. — К-Клод…