Дежавю

      Ночь была вязкой и, кажется, даже чувствовалась на ощупь, скользко проливаясь сквозь пальцы. Осенняя прохлада золотого октября вкрадчиво забиралась в лёгкие. Сейчас искрящаяся яркость этого месяца была тёмной и отсвечивала тускло-жёлтым в свете фонарей, работающих через одного.       В груди сладко разливалось чувство одиночества и полного отчуждения от мира. Ночью его беспокойная суетливость значительно сбавляла скорость и позволяла, наконец, просто идти по улице и поглощать холодный воздух, беспечно и бездумно наслаждаясь собственным дыханием.       Тёмная пустующая улица широко распахнула свои объятья навстречу одиноким путникам. Откуда-то издалека был слышен шум сирены полицейской службы. Ни голосов, ни шепота, ни шороха. Только медленный, ленивый стук обуви, распространяющийся волнами гулкого эха. Здесь он казался таким громким.       Рука в кармане периодически сжимала и разжимала ключи от дома, издавая звуки, замыкающиеся в узком пространстве ткани чёрного замшевого пальто. Ветер путался в светло-русых волосах, вырисовывая прядями в воздухе движущиеся воображаемые узоры. Из губ то и дело вырывались завивающиеся потоки пара, тающего в пространстве. Сердце мерно чеканило спокойный ритм, будто назло оставаясь до странности невозмутимым, но вот-вот собираясь пуститься в бешеную скачку - словно оттягивая момент старта и прогревая собой грудную клетку. Аредель шла, осторожно оглядываясь на стоящие по обе стороны дома, и каким-то шестым чувством ощущала приближение чего-то неминуемого. В крови уже начинал медленно и томительно вскипать растворённый в ней страх. Так было почти всегда, когда молодая особа намеренно испытывала своё «Я» на прочность. Извращённое чувство самосохранения, ставшее причиной длительного лечения в клинике, не принесшего никаких результатов, кроме полного разочарования, вновь и вновь толкало её на необдуманные поступки вроде полуночных прогулок по улицам с плохо работающими фонарями. К своим двадцати пяти годам Аредель уже устала бороться с ним, чувствуя себя в безопасных стенах своей квартиры, будто в душной клетке.       Успокоительные, транквилизаторы, походы к психологу… Всё это не давало облегчения её больной душе, лишь вызывая заторможенность рассудка и ещё больше толкая на неоправданный риск.       Хотя бы один раз в неделю она выходила из дома после полуночи и прохаживалась по пустым улицам, жадно глотая свой собственный ужас перед возможным поворотом событий.       Она не отрицала, что больна, но никогда не рассказывала близким и друзьям о своих вылазках. В противном случае её посадят под домашний арест и будут докучать своей опекой, холодно и бездушно наблюдая, как она задыхается от недостатка кислорода и превышенного чувства безопасности.       Тёмные улицы, заброшенные дома и парки… Пару раз подобные прогулки заканчивались весьма плачевно: она каким-то чудом оказывалась не изнасилованной или не убитой. То просто удавалось убежать, то нападающие вдруг по непонятной причине резко меняли свои планы, то поблизости и во время рядом оказывалось место, где можно спрятаться, то спасал баллончик со слезоточивым газом, лежащий во внутреннем кармане.       Казалось бы, после подобных ситуаций следовало бы запираться в это время у себя дома и не выказывать носа за его пределы. Но нет. Всякий раз посреди ночи где-то внутри её больной души поднималось чувство острой необходимости покинуть стены своей квартиры, и всё повторялось по-новому.       Но эта ночь была совсем другой. Аредель чувствовала, что сегодня что-то должно произойти. Произойти с минуты на минуту. Неминуемо. Будь на её месте кто-то другой, он мог бы ни чём и не догадываться. Но только не она… Из-за душевной болезни чувство, отвечающее за ощущение некой внешней угрозы, с течением времени развилось у неё почти до той же степени, что у дикой, хищной кошки.       Во рту ощущался свинцовый привкус опасности. Такой сильной, что дрожали колени. Внутри все просто кричало: «Беги! Как можно быстрее уноси ноги! Спасайся!», - но она всё шла тем же размеренным шагом, попутно стараясь успокоить собственное сердце, уже срывающееся на скоростной ритм. Она устала от этого. От жизни, не приносящей ей почти ни капли радости из-за этого чёртового заболевания, от постоянного чувства удушья в груди, от непреодолимой нужды в ощущении бесконтрольного страха. Аредель просто шагала навстречу своей судьбе, какой бы она ни была, потому что ей надоело бороться за своё серое, безвкусное существование. Сумасшедшая, скажете вы? О, да, так оно и есть.       Вот уже несколько ночей, во время которых она устраивала для себя эти опасные походы, девушка чувствовала, что за ней наблюдают. От таких вещей у неё всегда мурашки по коже. Удивительно, что он (она? они?) до сих пор не вмешался в её жизнь непосредственно, оставаясь лишь молчаливым зрителем. А ей всё чаще и чаще хотелось выбираться на тёмные улицы и всем своим нутром чуять этот взгляд на себе. Непонятно, откуда. Неизвестно, от кого. Каждый раз, приходя домой после этих фантомных встреч, она ловила себя на мысли, что этот некто будто кормит Аредель её собственным страхом, подавая его строго соблюдаемыми дозами, как таблетки психбольному в лечебнице. Давая ровно столько, сколько необходимо для выживания, но недостаточно для того, чтобы «запастись» впрок. Заставляя раз за разом перешагивать порог дома и нырять в темноту за очередной порцией.       Каждый новый раз, закрывая за собой дверь и включая свет в прихожей, девушка убеждалась и верила этой навязчивой идее всё больше. Это раздражало. Раздражало, что её кто-то дразнит. Раздражало, что под действием этих, возможно, лишь мнимых ею самой манипуляций, в её итак нездоровой голове начинают всё отчетливее слышаться отголоски шизофрении. Раздражала неизвестность.       Однако наступала ночь и Аредель снова покидала пределы собственной квартиры, шагая навстречу острым ощущениям. Но, видимо, не вечно было этому продолжаться.       Кровь стучала в ушах, подстраиваясь под темп неторопливых, но уверенных шагов, вдруг начавших раздаваться где-то позади. Аредель ускорилась, ощутив внутри настоящий, неподдельный ужас. Как был он сладостен! Как был он отвратителен. Она подспудно ждала этой встречи и одновременно боялась её. Дико. Неконтролируемо. Сердце будто с радостью бросилось отбивать неудержимый такт. Резко остановившись, девушка обернулась. Улица была пустой, а шаги в миг стихли: растаяли в тишине, будто их и не было. В нахмуренное, сосредоточенное лицо дунул свежий ветер, точно дразня её тем, что всё знает, но никогда ни о чём не скажет. И не поможет. Трясущаяся кисть нырнула во внутренний карман пальто, сжав похолодевшими пальцами баллончик.       - Ну зачем же сразу так? – раздался вкрадчивый шёпот за спиной, прямо над ухом.       Тонкий короткий вскрик был поглощен тёмным пространством ночной улицы. Резко повернувшись к источнику своего ужаса, она инстинктивно приготовилась защищать свою жизнь, но её предплечье было молниеносно перехвачено в воздухе, а баллон тут же выбит из руки.       Страх застил глаза. Аредель не стала даже разглядывать своего «собеседника», лишь непроизвольно отметив про себя, что это был мужчина. И выражение лица у него было… дружелюбное? Однако она не первый раз попадала в такие ситуации и знала, что этой напущенной приветливости нельзя верить. Нельзя останавливаться и заводить разговор. На негнущихся ногах она неслась в противоположную сторону, в общем-то, плохо представляя, как это поможет ей спастись.       - Помогите! – грубо разрезал тишину надрывный женский голос, брошенный, будто игральные кости на стол – на удачу. Вряд ли ведь в это время кто-то обратит на него внимание и, тем более, выйдет на улицу. Но, если повезёт, может, кто-нибудь вызовет полицию.       - Помогите! По… - её схватили и, удерживая в стальных «объятьях», плотно зажали рот рукой, затянутой в тонкую чёрную кожу, мгновенно пропитавшуюся солёными каплями с её лица.       Фигура мужчины внезапно выросла перед ней, явившись будто из-под земли. Как он сумел так быстро её обогнать, он ведь был позади?! Крик превратился в приглушённое мычание, и девушка старалась использовать все внутренние ресурсы своего тела, чтобы вырваться из цепкой хватки. Всё тщетно.       Мужчина, тихо четырхнувшись на каком-то иностранном языке, потащил брыкающуюся девицу к ближайшему месту, не освещённому светом фонарей, чтобы не быть на виду в случае возникновения любопытных взглядов из окон.       Липкий, холодный страх окутал всё её тело, звеня в ушах и проливаясь множеством солёных тропинок по коже цвета слоновой кости. Её голос тонул в широкой ладони неизвестного ей человека, оставляя от всех её надежд на спасение серый пепел.       Через несколько мгновений её грубо встряхнули. Так, как трясут старый ковёр, стараясь избавить его от пыли.       - Если ты сейчас же не прекратишь истерику, дитя, я лишу тебя жизни прямо здесь. Твой обескровленный, холодный труп найдут утром случайные прохожие. Я уж давно понял, что жизнь тебе не дорога, но не подозревал, что настолько.       Аредель замерла, застыв в одном напряжённом положении и тихо всхлипывая. Её, всю охваченную ужасом, била крупная дрожь. Она от многих слышала, что в подобных случаях никогда нельзя показывать свой страх, потому что он только усугубляет ситуацию, являясь бонусом для нападающего: если он знает, что ты его боишься, значит, сможет манипулировать тобой, как ему заблагорассудится. Но между теорией и практикой, увы, лежит огромная пропасть…       - Вот так, - произнёс маньяк, - умница. А теперь идём.       Её повели вдоль по улице, избегая освещённых областей, к чёрному затонированному брабусу, стоявшему на перекрёстке. Появившемуся, впрочем, так же неожиданно, как и его хозяин: когда Аредель вышла на этот переулок, автомобиля здесь не было.       - Ох, он будет доволен! – очень тихо, но с почти детской радостью в голосе сказал мужчина, собираясь открыть заднюю дверь.       Хватка его в эту секунду значительно ослабла, и Аредель сделала рывок, выбираясь из кольца крепких рук. Но совершить даже хотя бы один единственный глоток свободы ей было не дано: девушка успела сделать лишь шаг, как снова оказалась схваченной, и на этот раз сильнее, чем в предыдущий. Боже! Мысль о том, что её увезёт незнакомый мужчина в неизвестном направлении, доводила её до разрушительной паники. Она брыкалась, пыталась отдавить маньяку ноги, даже ударить его сзади ниже пояса, укусить за руку, сдерживающую её надрывающиеся крики, изворачивалась, словно змея. Убежать! Любой ценой. Спастись!       - Умом тронулась?! Ох... Видит Дьявол, я не хотел прибегать к этому! - удерживая взбесившуюся барышню, произнёс мужчина, - думал для начала спокойно побеседовать. Но ты не оставляешь мне выбора…       В ноздри резко и остро ударил запах хлороформа. Несколько минут всё её тело неистово извивалось в попытке высвободиться, а сознание боролось с тяжёлой, давящей на него тьмой…       Постепенно разум её всё больше терял контроль над телом, и в результате Аредель беззащитно обмякла в руках преступника.