Совсем не хочу домой
Девушка написала текст неровным, корявым почерком, кое-где бумага покрылась волнами от все еще падающего снега. Я знал, что в квартире у нее пусто: Максим с Лерой были на свидании, так что вполне понимал причину, по которой девушка не хотела туда идти: я сам не любил возвращаться в свою пустую, пусть и теплую, квартиру после долгих, уютных и радостных встреч с моей девочкой. — Какой же я идиот! — воскликнул я, положил руку Дины на свой локоть, и мы, теперь уже вместе, шли к моему дому. — Мы идем ко мне, — пояснил я, хотя Дина наверняка все поняла. На самом деле, девушка много раз была у меня. Это случалось настолько часто, что в коридоре на стуле всегда лежали ее теплые носки, которые она натягивала вместо тапочек, на тумбочке лежала ее пусть и потрепанная жизнью, зато всегда вычищенная расческа, в кухонном шкафчике теперь хранился ее любимый чай, который я сам ненавидел. Моя сестра, изредка оставаясь у меня, частенько пошучивала про то, что Дина медленно, но верно переселялась ко мне, потихоньку перевозя вещи, а я, собственно говоря, был и не против. — Чай, кофе, вино? — последнее предлагалось каждый раз, пусть и в шутку. Дина каждый раз показывала пальцем «первое», никогда «второе», ведь на этой кухне она сидела преимущественно вечером, а над «третьим» только смеялась. Но сегодня, совершенно озорно улыбаясь, она показала «три», и продолжила смотреть мне в глаза. — Что? — только и смог удивленно спросить я, попутно вспоминая где же я последний раз видел бокалы. Дина пожала плечами, встала со стула и, пропустив пальцы в мои волосы, поцеловала меня. Но совершенно не в той нежной, детсковатой манере, как делала это обычно, а, скорее, требуя чего-то большего. Я ошарашено продолжал исступленно целовать ее, стараясь держать свои руки под контролем: они то и дело, совершенно машинально, желали залезть под ее зеленый свитер. Я очнулся в тот момент, когда Дина оказалась сидящей на барной стойке и опиралась на кисти, запрокинув голову к потолку. Она тяжело дышала, но счастливо улыбалась, ее глаза горели незнакомым мне пламенем. Я попытался сфокусировать затуманенный взгляд, чтобы проверить не стянул ли я с нее случайно какой-то предмет одежды, но все было на месте. — Я за бокалами, — куда-то в сторону сообщил я, буквально сбегая в комнату и всеми силами пытаясь отвлечься. Куда делся этот милый смущающийся ангел? Хотя, пусть Дина иногда и выглядела смущенной, но достаточно часто она становилась откровенной и смелой. Могла задать вопрос, который многим другим девушкам показался бы слишком неудобным, легко проявляла свои чувства на людях и смеялась над неприличными шутками, которые у меня все чаще проскальзывали. Достав из самого нижнего ящика комода, стоящего в спальне, коробку с парой бокалов, я быстро запихал снятые утром вещи в шкаф, подозревая, что, судя по всему, Дина так или иначе сегодня окажется здесь. Но я гнал от себя подобные мысли, боясь вспугнуть то, что сейчас происходило. Я вернулся с двумя бокалами, оставив коробку от них в кладовке, откуда достал вино, которое также было у меня в руках. Я уловил ноты смутно знакомой песни, льющиеся из динамика телефона девушки. Свет на кухне был погашен, пространство освещал лишь тусклый желтоватый свет гирлянды, которую сюда поместила Лера, утверждая, что давным-давно пора украшать дом к новогодним праздникам. Но мне совершенно не хотелось думать ни о Лере, ни о новом годе, потому что напротив сидела Дина, и потому что я любил ее. Она стояла у запотевшего стекла, время от времени протирая тыльной стороной ладони себе для обзора небольшое окошко, за которым сходил с ума ветер, закручивая хлопья снега так, что кроме белой пелены больше ничего не было видно. Я обнимал Дину за талию, дыша в ее шею и ощущая еле уловимый запах. Ее собственный, пьянящий и манящий запах. Правой рукой она выводила что-то на запотевшем окне.Как же я доберусь до дома?
— А тебе и не нужно туда добираться, — прошептал я, едва прикасаясь к губами к ее уху.***
Первый раз мы вместе ночевали с Диной одним из обманчиво-теплых октябрьских дней. Однако, в этом не было никакой романтики. Когда случилась авария, Дина училась на первом курсе университета, на дизайнера интерьера. Сама она расписала на листке, историю о том с каким трудом ей далось поступление: огромный конкурс, много талантливых абитуриентов, но, потратив горстку нервов, все же заняла, как я считал, свое законное бюджетное место. Однако, никто не вошел в ее положение после всех событий. Никто не убрал ее пропуски, появившиеся в ее жизни из-за невыносимой боли, наверняка мешающей просто существовать. Никто не желал понять, почему она молчала, все только твердили, что у них заведение для здоровых и нормальных детей. Ее вынудили забрать документы. Она мечтала об этой профессии и после, но не могла ничего поделать: ее не брали не только в тот университет, где она начала обучение, но и ни в один другой, обосновывая все тем, что им нужны нормальные студенты. Я злился и не видел связи, но Дина утверждала, что ей теперь все равно, и ей вполне комфортно работать уличным художником. Однако, я не мог оставлять все как есть, видя, что, пусть она и утверждала, что ей все равно, но в душе все же оставляла надежду на то, что ее мечта когда-то исполниться. И я стал для нее тем, кто открыл тропинку к исполнению мечты. Не без участия Максима и Леры, конечно. Моя сестра нашла трехмесячные курсы, Макс оформил заявку максимально похожим почерком, а я занялся финансовой частью. И в последний день августа мы все вместе, сидя у наших с Лерой родителей, сделали Дине сюрприз. Девушка кидалась обнимать нас всех по очереди, много раз писала на попавшихся под руку салфетках «спасибо, вы такие хорошие», а после смущалась, когда родители твердили, какие же мы красивые пары. Поздним вечером, когда я без толку по кругу переключал каналы на телевизоре, периодически заглядывая в телефон, мне пришло сообщение от Дины. «Можешь прийти? Мне нужна помощь», — прочитал я, и тут же вскочил на ноги. «Да. Что-то случилось?», — я влез в лениво скинутые несколько часов назад джинсы, накинул на плечи наименее мятую из чистых рубашек. «Завтра просмотр. Совсем не успеваю». Прошедшие два месяца Дина жила в бесконечной веренице просмотров всяких мелких макетов, чертежей и рисунков, но, насколько я видел, ей это все нравилось. Я зашнуровал ботинки, закрыл квартиру и, сбежав по лестнице, сел в машину. «Конечно, родная. Уже еду», — да, я отчасти и чувствовал вину за то, что она не успевает: все свободной время мы проводили вместе. Однако, ехал я к ней не за тем, чтобы потешить свою совесть, но лишь потому, что любил ее. — Ты такая милая, — было первое, что я сказал Дине. Она была настолько забавна и красива, что я не мог промолчать. Волосы собранные кое-как, домашние штаны и футболка с детским рисунком. Я видел ее такой в первый раз: разумеется, на наши свидания она в таком виде не приходила, но сейчас была так по-домашнему красива, так уютна, что я будто полюбил ее еще сильнее. Дина смешно нахмурилась и потерла кожу между бровями. Она выглядела уставшей, ведь наверняка много часов сидела за работой. Ее пальцы были перепачканы чем-то темным: кажется, графитом вперемешку с клеем; кое-где за одежду зацепились мелкие кусочки бумаги, и пока она искала что-то в обувнице, я снял несколько с ее спины. Через пару секунд девушка поставила передо мной заношенные тапочки, судя по всему, некогда принадлежавшие Максу. Она, не мешкая, как только я переобулся, повела меня мыть руки, а после в свою комнату. В комнате светила одна единственная лампа: та, что стояла на столе и освещала весь тот творческий беспорядок, что там творился: огромные кубы без одной или двух стенок, стопка листов с какими-то чертежами, маленькие объемные фигурки, похожие на мебель, ножницы и несколько видов клея. — Ты еще тут не задохнулась? — уточнил я, открывая окно. В воздухе чувствовался ПВА вперемешку с запахом какого-то еще вида клея. Дина нервозно пожала плечами и, буквально подкравшись на одних носочках, обняла меня. «Не ругайся». Я поцеловал ее в макушку, и мы уселись за стол. Под кипой бумаг затерялась маленькая белая досточка. На ней Дина обычно писала маркером, который потом быстро и легко могла стереть, но она лежала без дела, пока девушка показывала мне в тишине как именно нужно вырезать замысловатые прямоугольники: сплошные надо было резать, а вот пунктирные продавливать каким-то странным предметом, а потом сгибать. «Лишь бы не перепутать», — думал я, берясь за ножницы. Дина же тем временем склеивала по заштрихованным поверхностям уже вырезанное. Тогда я понял, что, кубы внутрь которых можно было заглянуть, были макетами комнаты, а фигурки действительно являлись мебелью. Я заметил на краю стола два листа с распечатанной серовато-черной фотографией и присмотрелся: там были похожие кубы, наполненные бумажными предметами интерьера и мебели. Кажется, это было то, к чему стремилась Дина. — А где твой брат? — спросил я и глянул на часы. Прошло целых полчаса, и я был немало удивлен: время пролетело так быстро.Я его замучила вчера. Сегодня он сказал, что будет занят. Честное слово, я ему не верю. Ты устал?
— Нет, совсем нет, — честно ответил я и снова нагнулся над бумагами. Мы провели в молчании еще какое-то время. Стопка невырезанных листков резво уменьшалась. Впрочем, также резво, как и стрелки часов приближались к половине второго. Дина все чаще терла глаза, я видел, что она устала и хочет спать, но не знал, как помочь ей еще больше. Моя девочка была на грани истерики, так что пока она не начала плакать, я шумно откинул ножницы в сторону. Дина подняла на меня только глаза, в которых прятался вопрос. — Давай передохнем, — я кивнул на радиоприемник, одиноко стоящий на подоконнике. — Тебе надо взбодриться, а то приклеишься прямо к мини-дивану. Дина выдавила измученную улыбку и отложила клей в сторону. Она указала на пальцы и кивнула на дверь: ушла помыть руки. Я покрутил то одно, то другое колесико и, наконец найдя какую-то более-менее нешумящую радиостанцию и отрегулировав громкость, дорезал оставшиеся будущие предметы мебели. Дины все не было, так что я, перегнувшись через стол, перетащил к себе клей и, повертев в руках задник кресла, решил, что, если я тоже поклею, будет значительно быстрее. Прошло достаточно много времени, прежде, чем дверь тихонько скрипнула и в проеме появилась Дина. Я успел склеить кресло, столик и пару стульчиков, уже собираясь браться за третий, а Дина за это время заплела волосы в косу и, судя по всему, искупалась. — Надеюсь, ты ложишься спать, — серьезно сказал я, кося взгляд на часы, стрелки которых давно показывали третий час ночи. — Серьезно, я доделаю, толь., — но договорить я не успел: девушка, будто секунду назад вдохнула дополнительную энергию, с невероятной бодростью потянула меня за руки, заставляя встать. — Ты чего? — смеясь, но подчиняясь поинтересовался я, но Дина просто начала танцевать, впутывая в свой незамысловатый танец и меня: поднимала мою руку, держась за нее пальчиками и вертясь вокруг своей оси. Но ее внезапной вспышки активности хватило ненадолго. Совсем скоро, меньше чем через минуту, ее руки плотным кольцом сомкнулись вокруг моего торса, а голова легла мне на грудь, и мы принялись медленно покачиваться, совершенно не в такт быстрой и ритмичной музыке. Я зарывался пальцами в ее снова растрепавшиеся волосы, касался безымянным и мизинцем ее шеи, почти чувствуя успокоившийся пульс. — Дин, солнышко, — шепотом позвал я, не глядя заправляя темные выбившиеся пряди ей за ухо. — Ложись, — я поцеловал ее в макушку, а ее рука нехотя заскользила от спины, где располагалась, до торса, где ее нежная щека вжималась в ткань моей рубашки. — Илья, — хрипло и тихо, но совершенно ясно. Я замер совершенно ошарашенный. Забывая как дышать, я почувствовал как тело девушки расслаблялось и медленно оседало, и кое-как успел подхватит засыпающую Дину на руки. Поудобнее перехватил под коленками и вгляделся в ее лицо. Глаза уже были закрыты, на губах полуулыбка. Сердце все еще бешено колотилось, внутри все будто смешали в кучу, но я уже понял: она сказала мое имя во сне. Я положил ее на кровать и невесомо коснулся ее пальцев. — Ты сможешь, ты заговоришь, — совершенно счастливый прошептал я, не сдерживаясь и целуя ее то в мягкую щеку, то в скулу, то в уголок губы, проводя руками по гладким темным прядкам. Я был уверен, что пройдет совсем немного времени, и я услышу свое имя не только в полусонном бреду. Доклеив миниатюру горшка я довольно потянулся, разминая кости. Дина все еще сладко спала, и изредка я слышал забавное сопение с ее стороны. Я оглянул стол, в поисках очередных элементов, но уже через секунду понял: я склеил все. Оставалось лишь прикрепить все на свои места в больших объемных прямоугольниках по фотографиям. Легко. Дверь скрипнула, и я поднял голову. В проеме показалась заспанное лицо Максима. — Делаю ее макет на завтра, — пояснил я, отвечая на его вопросительный взгляд. Парень открыл дверь еще шире и вошел внутрь, будто в первый раз оглядывая комнату. — Она так давно не танцевала, — вдруг не шепотом, но тихо заметил Максим, остановив свой взгляд на Дине. Возможно, он видел те несколько секунд ее искренне-радостного танца, возможно, слышал музыку, а, возможно, просто сказал первое, что пришло в голову. — На самом деле, хорошо, что ты здесь, — неожиданно сказал он. Прошло уже несколько минут после его реплики, так что я ожидал, что Максим просто уйдет. — Пойдем, — он кивнул на дверь, после того, как накрыл Дину не пойми откуда взявшимся одеялом. Про себя я улыбался и вспоминал Леру: братско-сестринские связи — совершенно особый вид любви. — У вас с Лерой все хорошо? — спросил я как только мы оказались на кухне. В моем сонном мозгу была лишь одна причина, по которой старший брат моей девушки мог вытянуть меня на ярко-освещенную уютную кухню, и этой причиной были отношения с Лерой. Но, кажется, они продолжали нежится в своих чувствах до сих пор: парень моментально расплылся в довольной, но придурковатой улыбке. — Да, — кивнул он, и я выдохнул. Лера, пусть иногда и начинала занудствовать или капризничать, но все-таки она была моей младшей сестренкой, которую мне запретили давать кому-либо в обиду, поручили защищать и любить как самого себя, как только она появилась на свет. Так что, в случае чего, я не стал бы задумываться о последствиях. — Дело не в ней. Тебе ведь Дина рассказывала про аварию? — влюбленная улыбка сползла с его лица. Трепет от чувств к моей сестре угас внутри меня, и мы оба помрачнели. Я медленно кивнул. Все время я оберегал спокойствие Дины, пытаясь замылить ее страшные воспоминания об аварии, и дать ей возможность отпустить прошлое. Разумеется, она бы не забыла об этом никогда, но, возможно, если бы перестала каждую свободную секунду винить себя, если бы смогла принять и помнить, а не сожалеть о них. Но она упрямо продолжала быть для себя той, кто убил родителей, потому что они развернулись и поехали за ней и потому что, если бы они просто поехали дальше, ничего бы не случилось. Она не умела думать иначе, а я никак не мог изменить этого. — Я думал с Диной будет сложнее, — продолжил он. — Я боялся, что она может что-то с собой сделать, но, к счастью, обошлось без этого. Я все ждал громких истерик и боялся их, потому что обычно ее успокаивала мама. Я не умел бороться с ее эмоциями. И знаешь, — Максим горько усмехнулся, перемещая по столу стакан туда-сюда в пределах нескольких сантиметров и следя за его перемещениями. — Лучше бы она прокричалась и проплакалась тогда. Но она больше не разговаривала. Она плакала, молча и подолгу, смотря в одну точку и игнорируя мои просьбы сказать мне хоть слово, — глаза Макса покраснели, и он больше их не поднимал, а я изо всех сил старался не представлять себе рыдающую часами Дину, но сердце и без того неприятно щемило, не давая дышать. — Кому-то из нас пришлось повзрослеть, чтобы мы с ней смогли выжить, — продолжил он, отталкивая стакан в сторону. Тот, поплясав на донышке и грозясь упасть, все же остановился. Парень направил свой взгляд на меня. — Она иногда будто ребенок, замечал? — спросил он, пронзая меня взглядом. Я кивнул. Дина действительно могла переключаться с серьезности и крышесносящей прямолинейности на безотчетную радость и совершенно нелогичные мысли. — Она не обычная девушка, Илья. Она всегда будет перескакивать с одного настроения на другое. Всегда будет, вспоминая, плакать. Почти каждый психолог говорил, что она всегда будет… молчаливой. Она всегда такой будет. Она сломанная, — жестко отчеканил он, каждый раз сжимая зубы, когда произносил «всегда». Будто я сам всего этого не знал. Будто не сам принял решение любить ее со всеми проблемами. Любить от уголка губ до скатившейся слезинки. — Она и любит тебя, как ребенок, ты же видишь, — будто умоляя заговорил он. Но о чем он умолял? — Зажигаешь ее, как спичку, глаза сверкают, — он сделал небольшую паузу. — Не сломай ее еще сильнее. — Она во сне разговаривает, — сказал я уже четко, в отличие от промямленного до этого «я и не думал». На мое заявление Максим засмеялся. Без издевки, но и без радости. — До аварии болтала без умолку во сне, а сейчас совсем редко. Раньше проснется ночью, и давай: Максим, Макс, — протяжно так, сонно, — мне показалось, или он всхлипнул? — «Ты купишь платье для кошки?» — до смешного серьезно спрашивала она, когда я просыпался от ее голоса. Для какой кошки? Какое платье? У нас даже кошки никогда не было. А утром заливисто хохотала вместе с родителями, — он грустно выдохнул. — Ненавидел просыпаться от ее вот этого вот: Максим… Неважно, — резко перебил он самого себя. — Вообще-то есть новости по-лучше разговоров во сне. Она уже вторую неделю раз в три дня берет в руки книгу со стихами и читает вслух, — я тут же оживился. Сердце взволнованно забилось, я аж выпрямился весь. Читает. Вслух. — Закрывает дверь, но я все равно слышу ее. Запинается много. Хрипит сильно и кашляет. И сразу же переходит на шепот. Динчик, — он улыбнулся с невероятной теплотой, а я снова вспомнил о Лере. И тут же подумал о том, что, наверное, было бы неплохо меньше раздражаться и срываться на нее. И больше ценить. — В общем мы договорились? — уточнил Максим, уже стоя в дверях. — Если ты хоть на каплю сомневаешься, лучше скажи ей об этом сейчас, — пояснил он и прежде, чем я успел что-то понять или ответить, скрылся в своей спальне. Я уснул прямо за столом в комнате Дины, завороженный ее тихим сопением во сне. Конечно, я бы предпочел проснуться, обнимая ее за расслабленные во сне плечи, сморщиться из-за нежных волос, щекочущих мое лицо, но утром меня ждали лишь неприветливо твердое дерево стола и затекшая шея. Уже через несколько недель Дина закончила свой первый заказ. Она, совершенно радостная и словно парящая над землей, подскочила ко мне и обняла крепче обычного. Я посильнее обвил ее талию руками и приподнял над землей. Девушка забавно заболтала ногами в воздухе и уткнулась лбом в мое плечо. Она смеялась, я знал это. В ходе долгого, но тихого спора, мы решили все-таки отправиться ко мне и посмотреть любой фильм, какой она захочет. Она, в привычной для нее детсковатой манере, пританцовывая, поднималась по лестнице впереди меня. Я волочился сзади, напевая какую-то мелодию для ее танца. Девушка то и дело останавливалась и тянула меня за обе руки, призывая переставлять ноги быстрее. Но, на самом деле, мои медленные шаги только ради этих шутливо-недовольных взглядов и существовали. Быстро сбросив обувь, девушка натянула смешные розовые носочки, которые давным-давно пахли моим порошком, и, ступая на одни лишь пальцы ног, словно спеша, направилась в ванную. Как только включилась вода, я, убедившись, что Дина не смотрит, парой длинных шагов добрался до пушистого покрывала на кровати своей спальни, одним резким движением сдернул его и встал справа от дверного косяка так, что за порогом комнаты меня было не видно. Лера все время твердила, что я болван в плане отношений и совершенно ничего не понимал в девушках, а уж тем более в том, как с ними обращаться. На что всегда слышала один и тот же ответ: зачем мне это надо, если она мне все подсказывала. Сестренка злилась, но почему-то упряма продолжала давать советы. Они коснулись и этого самого покрывала, которое я держал в руках, сжимая в ладонях его углы. Дина всегда обращала на него внимание в первую очередь, а я искренне хотел купить ей точно такое, думая исключительно о количестве радости, которое оно ей могло бы принести, о чем и сообщил сестре. — Дело не конкретно в этой одеялке, — философски изрекла сестра, зачем-то разглядывая только что опустошенную тарелку. — Я и не собирался дарить ей конкретно эту. Речь шла о новой, — пояснил я, уверенный в том, что сестра слушала мою длинную тираду про покрывало через слово. Но, кажется, сестра имела в виду нечто другое: Лера смотрела на меня тем же взглядом, каким я сверлил ее в далеком детстве, когда она никак не могла запомнить, что семью шесть сорок два и упрямо доказывала мне, что будет тридцать четыре. — Ты мне сам только что полчаса зачем-то распинался о том, как заворачиваешь, укутываешь, закатываешь и что только еще не делаешь с ней в этом одеяле, — сестра высунула язык так, будто ей стало противно от одних только мыслях о поцелуях. Как бы не так. Сколько раз я видел их долгие прощания с Максимом у родительского дома. Ни одно не обходилось без бесконечного поцелуя, по сравнению с которым наши с Диной посиделки в пледе были сущей детской шалостью. — И? — уточнил я, хотя, кажется, начал понимать. — Не одеяло ей нравится, а, по каким-то причинам, ты, — подтвердила мои догадки Лера в своей привычной саркастичной манере. Я улыбнулся сам себе и несколько раз кивнул головой. Как же я сам до этого не дошел? Не успела Дина перейти порог комнаты, как я подступил сзади и укутал ее в плед, а заодно и в свои объятия. Я целовал девушку в щеку, путаясь носом в отдельных прядях ее волос, пока она сжимала мои руки сквозь короткий ворс покрывала. И все было так правильно в этот момент в моей жизни, все так спокойно и уверенно. — Дина, — позвал я шепотом, привлекая ее внимание. Девушка повернула голову чуть влево, давая понять, что слушает. Но не успел я даже подумать о том, как начать говорить, телефон девушки издал характерный звук: пришло сообщение от брата. Дина засуетилась, доставая мобильник из кармана и пытаясь вытащить одну руку из-под одеяла, чтобы прочитать смс. Через пару секунд она поднесла телефон к моим глазам, чтобы я мог прочитать текст. Я быстро пробежался глазами по тексту. «Ты скоро?», — писал ее брат. Я, не забирая телефон из рук Дины, напечатал: «Буду поздно. Я с Ильей». Дина улыбнулась, поворачиваясь ко мне лицом. А я уже и не помнил, что собирался сказать: она так смотрела на меня, что я бы и своего имени теперь не вспомнил. Мы, не разрывая объятий плюхнулись на кровать, и кое-как достали ноутбук. Дина нашла какой-то фильм, названия которого я не прочитал. Какая-то фантастка, где герои то и дело убегали от кого-то и временами прерывались, чтобы признаться друг другу в чувствах. Иногда мы посмеивались, иногда отвлекались на то, чтобы в шутку подраться пальцами, а после крепко держались за руки, но фильм совсем не запомнился. Я обнаружил, что девушка крепко спит, лишь когда закрыл ноутбук и потянулся положить его на тумбочку. Дина не проснулась от моего шевеления, но перевернулась на другой бок, продолжая обнимать мою руку. На улице уже стемнело, но шторы мы так и не задернули. Я смотрел на далекие фонарные столбы, думая обо всем, что происходило в моей жизни. Она была не первой, кто спал со мной в этой кровати, но первой, кого я любил, и кто был одет. Девушки, лежавшие на другой стороне кровати были всегда одинаково-кукольными. Они даже спали так, словно позировали: всегда оттопыренная попа, прогнулся спина, идеально лежащие волосы, зачем-то вытянутый носок и один из пальцев, лежащий на губе. Дина же выглядела совсем иначе: она прижималась ко мне, то ли пытаясь согреться, то ли боясь чего-то, а то и все сразу. Ее темные, слегка волнистые от влажности, волосы смешно раскидались по подушке. Лица мне было сейчас не видно, но сама она представляла собой воплощение нежности. Рядом со мной снова началось шевеление: девушка перевернулась на спину. Ее брови были сведены на переносице, но глаза все еще закрыты. Наверняка ей снился плохой сон. Я по привычке коснулся ее лица: ровно там, где образовывалась морщинка, когда она хмурилась. Я всегда делал так, слегка поглаживая. Но сейчас это не сработало. Тогда я перевернулся на бок и медленно, чтобы Дина не проснулась от моих резких движений, прикоснулся к ее губам. Я целовал ее, стараясь не разбудить, но, пытаясь проникнуть в ее сознание. Дина снова зашевелилась: она снова повернулась на бок, теперь утыкаясь носом в мою грудь. Она пробубнила во сне мое имя, но настолько неразборчиво, что я засомневался в услышанном. Я получше закрыл ее спину одеялом и оставил руку на ней. Девушка слегка поерзала, поудобнее устраиваясь. Я был уверен, что она вот-вот проснется, но вместо этого она тихо, но совершенно четко и уже не хрипло сказала: «Люблю тебя». Она спала, теперь я был совершенно в этом уверен. Спала и не подозревала о том, как быстро теперь билось мое сердце. Конечно, я даже не сомневался в ее любви: она доверяла мне, как никому в этом мире. Доверила все свои скелеты абсолютно из каждого шкафа. Доверила свои страхи. Доверила свою сломанную душу. Она менялась в лучшую сторону на глазах, все меньше вспоминая о прошлом и все больше улыбаясь и веря в будущее. Разве это было не доказательствами любви?Но слышать это от нее самой, когда она могла говорить все, что вертелось у нее в голове, было чем-то за гранью моего понимая ее чувств.
— Я люблю тебя, — сказал я, пусть и с опозданием, не думая о том, что девушка меня даже не слышала. Но я был уверен: она знала.***
Она была совсем не тем человеком, каким я привык ее видеть, теперь, когда лежала на моем плече и, задумавшись о чем-то, водила пальцем то вверх, то вниз. Я не отдавал себе отчета в происходящем вчера ни когда мы, совершенно потеряв голову, целовали друг друга, поглощенные страстью, словно в последний раз; ни когда наши поцелуи снова стали нежными; ни когда мы резкими, торопливыми движениями избавлялись от всего, что нам мешало: от ее изумрудно-зеленого свитера и черной футболки под ним, от моего белого свитшота и ремня, от надоедливого нижнего белья и путающегося под телами покрывала; ни, тем более, потом. Брюнетка, чуть привалившись на меня своим обнаженным телом, потянулась к тумбочке и вернулась в обратное положение, устраивая на моей груди блокнот и что-то шурша по бумаге туповатым, судя по издаваемым звукам, карандашом.С тобой так спокойно. Я как будто дома.
Дина чуть отодвинулась и оказалась на соседней подушке, совершенно загадочно улыбаясь, и сверля меня взглядом. Я, отложив блокнот на тумбочку, сполз ниже и перевернулся на бок, лицом к девушке. Ей словно смешинка в рот попала: она вдруг так заливисто засмеялась, что я не смог сдержать улыбки. Одна мысль крутилась в моей голове: «Ну почему «как», Дина?». «Да потому что ты, кретин, так и не предложил ей переехать», — почему-то зазвучал в голове голос Леры. Наверняка, потому что так бы она и сказала. И была бы совершенно права. Дина уж точно давно не чувствовала себя здесь гостьей. Ну, и что мне мешало? «Просто ты тормоз», — услужливо продолжал подсказывать все тот же голос. А я уже начинал считать себя шизофреником: я не просто разговаривал сам собой, но разговаривал сам с собой, подражая младшей сестре. С ума сойти. Занятый мыслями, совершенно неожиданно превратившимися из серьезных в бесполезные, я не обратил внимания на то, что Дина сначала перестала смеяться, на то, как улыбка сползла с лица, а после в ее глазах от чего-то появился не то страх, не то что-то еще. И вот, девушка, которая только что проявляла свое искреннее счастье, прикрывала грудь одеялом и торопливо пыталась встать. О Боже, я точно кретин! Я вскочил, словно ударенный током, крепко взялся за ее предплечья и пытался поймать ее теперь рассеянный взгляд. Девушка слабо выпутывала свои руки. — Ну же, Дина? — я придвинулся и обнял ее, получая в ответ только вялые объятия. Она не получилась в ответ на то, что написала ничего, а после я просто молчал и с серьезным взглядом смотрел как сквозь нее. Она не могла не расстроиться. — Ты же дома, — брюнетка отстранилась, вопросительно заглядывая в мои глаза. И я ответил на ее немой вопрос: — Переезжай ко мне.