Сумасшедший союз...

Вторник. 11:57 Сегодня мне опять же не дали выспаться. А всё из-за того, что к Серёже, каким-то Макаром, попало видео моего выступления. И он нашёл там «огромной вагон и тележку» ошибок. Но не об одной из них он мне не поведал. Поэтому, на протяжении двух часов мы отрабатывали неизвестные мне ошибки. Сейчас я иду уже по выученному наизусть зданию. Подойдя к выходу, я сразу же вижу Петра. — Привет. — Привет, — закидываю вещи на заднее сидение, а сама сажусь вперёд. — Ну что? Пришли результаты? — Ага… — Петя, не томи. — Ты прошла! Уху! Пиздец, радость. По-моему лицу прямо-таки видно, как я счастлива. Два месяца находится по два-три часа в день рядом с ним. На одной базе. Счастье-то какое. Счастливее меня, кажется, нет никого. Интересно, у Пети есть пистолет? — А где радость и счастливая улыбка на твоём лице? — А чему тут радоваться? — Ты из-за Черышева что ли? — Не надо называть его фамилию в моей машине. — Извини. Но за что ты так с ним? За два года ты мне так и не рассказала. Неужели он виноват в его смер… — Нет! Если бы он был виноват, то его бы тоже в живых не было. — Тогда в чём? — Он предатель, так скажем. Не умеет сдерживать обещания. И ему похер на чужие чувства. — Виталина! — Сорри. По другому это не объяснить. Что ещё сказали? — Сегодня в пять первая тренировка. — Да, хорошо. И каждый занимается своими делами. Пётр отвлекается на дорогу. А я на телефон. Новое уведомление. И снова Черышев. Со вчерашнего дня он написал мне сообщений тридцать. Но не одно из них не прочитано. И я даже не собираюсь открывать. Ну не заслужил он моего внимания. Я не виновата. 16:38 Я выхожу из машины, и иду в какой-то корпус. Но меня снова останавливают хватая за плечо. Я даже знаю кто это. У Черышева традиция такая? — Доброе утро, Вита, — он протягивает мне небольшой букет алых роз. — Что, на базе больше делать нечего, кроме как бегать по цветочным магазинам. Я тебе так скажу, ты тут должен футболом заниматься. Не зря же тебя в сборную взяли. Но я бы на месте Черчесова не совершала такую роковую ошибку. — Очень мило. Я всегда знал, что ты в меня веришь. Почему на сообщения не отвечала? — Не видела. — Врёшь. — Значит не хотела. — Знаешь, ты можешь ещё долго обижаться на меня. Но не хотел бы этого Матве… — Не смей называть его имя, Черышев! — А грязное бельё ворошить неприятно, Михайлова, верно? Букет возьмёшь? — Ну давай, — как же быстро я надеваю маску похуизма. Прям гордость берёт. Я осторожно подхожу чуть ближе к нему. И остальные слова уже сексуально шепчу ему над ухом. — Ты ведь так старался. Выбирал. Ты прям герой, — кратко целую его в кончик уха, забираю букет, и гордой походкой иду в другую от него сторону. Опять же утыкаясь в телефон. Пока на мой бомбер безжалостно не разлили кофе. Твою мать. Медленно поднимаю глаза. И о Боже, кого я вижу. Это же сам «надежда российского футбола»! — Блин, прости пожалуйста. — У тебя традиция на меня кофе проливать? — без любой эмоции на лице, спрашиваю я. Что ж, сегодняшний день можно назвать «рубрика «узнай все традиции футболистов сборной России». — А, так это ты? То-то же лицо знакомое. А ты, вообще, веришь в знаки? — О да. И знаки в очередной раз показывают мне, что в сборную берут не проверяя уровень IQ. Как жаль. Это, кстати, тебе. Вон от того красавчика. Видимо, ты ему понравился. А сам он боится подойти, — буквально впихиваю ему в руки букет, и освободившись от «лишнего» груза, я показываю большим пальцем через плечо, на, охуевшего от жизни, Черышева. Головин и Дениска смотрят друг на друга взглядами полного недопонимания. А я тем временем разворачиваюсь и иду обратно к машине. Минута, и я иду уже, наконец, в нужный мне корпус. Однако, даже в мае в одной футболке прохладно. Эти идиоты так и стоят на том же месте, как истуканы. Их взгляды заставляют меня идти ещё более крутой походкой. Боже, снимите меня кто-нибудь. Хочу посмотреть со стороны на эту шикарную даму. Но было бы круче если бы я была в каком-нибудь дорогущем платье и на каких-нибудь лабутенах, а не в рванных джинсах, в заправленной в них белой футболкой и обычными нежно-розовыми кроссовками от «FILA». Тренировка проходила два с половиной часа. Мы учили какую-то связку. Я плохо слушала хореографа. Мои мысли были где-то далеко. В Испании 2014. Единственное, что я уловила. Это то, что к нам приедет какой-то крутой русский танцор, и мы выберем одну «прима-балерину», которая на открытие Чемпионата и будет танцевать с этим парнишкой. Прекрасно, на улице ливень. Я без зонта. И без куртки. Спасибо, судьба. Я стою на крыльце, под крышей. Даже так я замерзаю. Но заходить обратно я не собираюсь. Вот ещё. Но лучше бы я зашла. Ведь, как мы уже выяснили, судьба та ещё шутница. Но смешно от её шуток только ей. — Нет, ну это, определённо знаки, что нам стоит познакомиться, — чья-то рука прикасается к моему плечу. — Я не верю в знаки. — А я верю. Саша, — как и другие мои знакомые футболисты, он протягивает мне свою руку. — Виталина. Он смущённо убирает свою руку в карман. Ну что за идиотизм пожимать руку девушке? — Виталина… Красивое имя. — Не могу ответить взаимностью. — Да ладно. Чего ты такая злая. На всех срываешься. С тобой точно всё хорошо? — А ты не психолог случаем? — Неа. Я — футболист. Если, конечно, ты ещё не поняла. — Ого. Серьёзно? Ты первый в сборной России по футболу футболист. — Как мило. От тебя прямо-таки пахнет патриотизмом к стране. — Я наполовину не русская. Большую часть жизни прожила в Испании. И во мне много патриотизма. Только к Испании. И к испанским футболистам. — Но при этом ты пошла в группу поддержки нашей сборной. А не испанской. — Это было не моё решение. А решение моего тренера. И моё мнение не учитывалось. — Холодно? — Нет, — правило Виталины Михайловой номер один — не сметь казаться слабой. Даже если очень хочется. Нельзя — Я вижу. На, надень, — он снимает с себя своё худи, и протягивает мне. Спасибо, что под ним хоть футболка была. Иначе от такого зрелища потекла бы баба. Мне ничего не остаётся, кроме как взять её. Меня отвлекает рингтон моего телефона. На экране высветился номер Петра, и наше «семейная» фотография. Где я, он, моя собачка и Ольга — моя домработница. Которая, как и Пётр, заменила мне родителя. — Да, Петь? — от услышанного мужского имени мой собеседник напрягся. — Всё хорошо? Мне сказали, что ты закончила полчаса назад. Что-то случилось? — Нет. Всё хорошо. Просто дождь. — Давай-ка поспеши. У тебя через полтора часа фотосессия. Ты не забыла? — Забыла… Меня никто не предупреждал. — Вот не надо. Я всю неделю тебе напоминал, — закатываю глаза. Ну и пусть он это не видит. Не важно. — Ой всё, не бухти. Я бегу. Сбрасываю звонок. — Мне пора, пока. — Пока. Я выхожу из-под крыши и бегу в машину. Ещё не хватало заболеть. — Это что? — спрашивает Петя, когда я сажусь на своё место. — О чём ты? — Об этом, — он слегка отдёргивает мокрый рукав кофты футболиста. Чёрт, ну только я могу забыть отдать вещь её же хозяину. Браво, Виталина Юрьевна. Ну и как ты собираешься отдавать её? — И кто этот счастливчик? — Тут больше подходит слово несчастный, — полушёпотом говорю я. — Да так. Никто. Ещё один поклонник. Так сказать. — Не порть жизнь бедным мальчикам. Не давай ложные надежды. — Пф, они сами себе портят. Да и вообще, кто даёт? Я не виновата, что я такая красивая. — Через чур. Незаконно быть такой, Вита, — на этот комплимент я смеюсь. Да, иногда, такая красота совершенно не нужна. Ведь, чем красивее девушка, тем больше за ней гоняются всякие маньяки, педофилы. Но мне повезло. У меня есть Петя. Но он появился у меня не сразу. И того в один год, 2014, две попытки изнасилования, и один придурок, который вырезал буквы из журналов, приклеивал их на бумагу, и эти, так скажем, «письма» подкидывал мне в почтовый ящик. И в них он описывал подробно, как будет убивать меня. И вы думаете, как на это реагировала бедная четырнадцатилетняя девочка? Которая к тому же в огромном городе совершенно одна. И ей даже позвонить некому. Брат мёртв. Отец тоже. Мать шлюха за мой счёт объезжает весь мир со своими хахалями. Черышев просто мудак и мразь. Единственный, кто был готов меня выслушать — это мой крёстный, тоже Черышев. Только Дмитрий, а не Денис. Но ему я боялась говорить. Ведь если он узнает, что вся моя самостоятельность пошла по пизде, он прилетит ко мне в Москву, даст сильнейших пиздюлей, и увезёт в Испанию. И придётся мне делить свой завтрак с мудаком и мразью. Сомнительное удовольствие. Но этого безумца потом нашли. И как бы за что его садить, ведь жертв то нет. Но с раннего возраста я поняла одно — в этом мире правят деньги и связи. Так что, он стал первым человеком, которого я посадила в тюрьму. И не последним. А так как, я потом ушла в бизнес папы, мне пришлось посадить ещё парочку людишек. А ведь в бизнесе как? Либо садишь ты, либо садят тебя. Третьего не дано.

***

Пятница. 11:22 Как там говорится? Пятница развратница? Так это всё чушь. По-крайней мере для меня. Сначала тебе нет 18, и ты не можешь пройти не в один клуб. И даже деньги не помогают. Ведь все твои банковские карты записаны на ответственного за тебя человека. И любая оплата приходит сообщением на номер дяди Димы. Ну, а когда тебе исполняется 18 появляются новые заботы. В моём случае — это тренировки, тренировки и, о какая неожиданность, опять тренировки. Крутая жизнь. Уже через двадцать минут на базу приедет этот Давид Хоффман. Интересно, он точно русский? Тренировки у нас нет. Точнее она закончилась десять минут назад. Почти все девочки ходят по базе и писаются от счастья. А я сижу на трибуне, и наблюдаю за тренировкой парней. Я то и дело ловлю взгляд то Черышева, то этого странного. Не помню имя. Ну или не хочу вспоминать его имя. Кофту ему у меня так и не получилось вернуть. Не захотел брать. Ну, а точнее всё было так: Среда. 15:36 — Вау, какие красавицы к нам приехали. Привет, Вита. — Привет. Э-э-э… Антон или Лёша? — Антон. — Антон, а где этот… — Кто? Лёша? — Нет. Ну этот… Как его, блин… — Черышев? — Да нет же. Ну этот, с причёсочкой, – сопровождаю эти слова смешной жестикуляцией над головой. Антон смеётся с меня. – Головин? – Да, вот он самый. Где его носит? – На поле. – Спасибо. Иду к полю. Подойдя к нему, вижу одинокого парня, пинающего мяч в пустые ворота. – Одиночество сволочь. Одиночество скука, – пропеваю я строки из довольно известной песни. – Привет. – Привет. Я пришла кофту твою отдать, – подхожу ближе к воротам. Из-за солнышка он щурится. Но даже так он остаётся милашкой. – Ой да ладно. Оставь себе. Потом нашим детям будешь показывать. С помощью какой вещи их родители начали встречаться. – Ч-е-е-го? Самоуверенно ты, конечно. Только вот не ты первый, не ты последний, кто так считает. Но ты можешь продолжать верить. Надежда умирает последней. – Ну-ну. Поговорим через две недели. – Ты так сильно уверен, что моё отношение к тебе изменится за две недели. – Поспорим, что за две недели я смогу тебя в себя влюбить. – Я согласна. Желаю тебе удачи. – Удача мне не пригодится. Ты тоже не первая, кто сначала воротит нос, а потом готова на любые махинации, дабы попасть ко мне в постель. – И сколько же таких дур? – Не знаю. Но твоих пальцев точно не хватит. – Ого. Что ж, как жаль, что через две недели этих глупышек на одну не прибавится. – Увидим. – Кофту заберёшь? – Неа. – До чего же ты упрямый. Надуваю, и без того пухлые, губы, и ухожу. Поверь, Головин, в этой войне я выйду победителем.