Solace in Shadows / Утешение в Тени

— Что ты имеешь в виду? — спросил мальчик, слегка хмуря лоб. Том судорожно соображал… Крестраж ли Гарри? Нужно будет провести парочку тестов, чтобы узнать наверняка, это абсурдно, невозможно… но все же. Это объясняло так много: парселтанг, глубокая связь, которую он чувствовал с этим странным ребенком. Он приложил усилия, чтобы сделать выражение лица более добрым, однако недостаточно для того, чтобы Гарри засомневался в совершенно неправдоподобной перемене в выражении, он сжал его плечи. В его голове быстро промелькнули мысли, как лучше объяснить это для, по сути, светлых и невинных ушей Гарри. Он может использовать это. Это было не то, чего он ожидал и о чем мечтал вот уже миллион лет, но… это не бесполезно. Очевидно, он не может сейчас убить мальчика. — Я думаю… — он не стал скрывать свои неуверенность и озадаченность, зная, что настоящие эмоции сильнее, и так Гарри однажды почувствует его честность. — Я думаю, ты моя родственная душа. Гарри прожигал его взглядом мгновение с опаской и настороженностью во взгляде, пробивающимися через смущение и шок, и многие эмоции. — Но мы же оба парни! Том замолк, наклоняя голову, потом его осенило. — Это необязательно в романтическом смысле, как у магглов, — прояснил он, против воли ухмыляясь. Гарри, видимо, почувствовал облегчение, и он не был уверен, оскорблен ли он или нет, чисто из принципа. — В основном это означает, что наши души… подходят, что они одинаковые. Это даже не ложь, скорее безыскусное, упрощенное описание ситуации. Гарри прикусил губу, внезапно выглядя моложе, чем когда-либо, его глаза подобны ярким изумрудам на его бледнеющей коже. Он в очередной раз поразился их физическим схожестям во внешности. — Что ж, эм, что это значит для… меня? — спросил он с осторожностью. — Это значит, — сказал Том, уверенно смотря Гарри в глаза, — что ты мой и что я собираюсь присматривать за тобой. Если Гарри окажется крестражем, для него это не принесет вреда. Он был уверен, что Волан-де-Морт согласился бы с ним. По крайней мере, до того, как он найдет способ удалить и впитать осколок души, чтобы придать еще сил себе. Он сейчас силен, живой на эмоциональной диете, которая кормила саму основу души Джинни Уизли, но он все еще хотел больше. Он хотел быть свободным от всех воспоминаний и внутренней связи с дневником. На мгновение взгляд Гарри смягчился, затуманенный, потом в нем возобладало нечто острее — раздражение. — Я не твой! — огрызнулся он. — Я принадлежу сам себе! Том уставился в ответ, удивленный. Это… не тот ответ, которого он ожидал, и он мог чувствовать, как его пальцы и магия хотят всколыхнуться, ловко и целенаправленно ударить по всему сопротивлению. Это желание было тяжело сдерживать, особенно в настоящее время, когда он был таким свободным и не отказывал ни в чем ни себе, ни своим желаниям после такого долгого времени, заполненного ничем. Конечно, Гарри принадлежит ему, кто ж по его мнению должен сказать обратное? Это его крестраж, его душа — мальчик принадлежал ему. Он осторожно сдержал эмоции. — Конечно, — ответил он спустя мгновение. — Я не это имел в виду. Гарри с подозрением посмотрел на него. — Да, ты это имел в виду. Во второй раз он был удивлен, потом позволил этому чувству пройти, ухмыляясь. — Да, ты прав, я это имел в виду. Но я собирался позволить тебе это заблуждение. — Как мило с твоей стороны, — сказал Гарри саркастично. Он шире ухмыльнулся, но потом ухмылка исчезла с его лица, когда мальчик снова стал нерешительным. — Что ты имел в виду, говоря, что «собираешься приглядывать за мной»? — ответил он, гранича с ранимостью. — Мне не нужен твой надзор. Ты отпустишь меня? Том без особых эмоций изучал его мгновение. К черту традиционный метод, очевидно, что чистая ложь тут не сработает: он просто не сможет быть таким добрым и милым в отношении всего. Кроме того, Гарри уже знал, что он не такой. Ему всего лишь нужно быть достаточно добрым, чтобы мальчик повелся; ему всего лишь нужно сделать вид, что он заботится. Что, если уж быть настолько откровенным, не кажется таким уж сложным — по крайней мере, с точки зрения защиты юного гриффиндорца. Ему, честно говоря, было плевать на мальчика, ему достаточно было того, что тот жив, но и то, что он счастлив, косвенно повысит шансы Гарри на выживание. Том не мог позволить ему совершить суицид или что-то в такой же мере неудобное. Он сильнее сжал плечо двенадцатилетнего. — Я никогда не отпущу тебя, — сказал он очень медленно, очень ясно. Гарри вытаращил глаза. — Ты не можешь просто держать меня здесь! — ответил мальчик со злобой, еле-еле, его кулаки сжали рубашку. Он вскинул брови, не удостаивая того ответом. — Да пошел ты! — прошипел Гарри, отворачиваясь. — Я тебя ненавижу, слышал? Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ! Двенадцатилетние. Так любят устраивать мелодраму.

***

Альбус Дамблдор сидел за своим столом, стараясь унять растущую головную боль, чувствуя себя вымотанным. Гарри до сих пор не найден, а теперь еще и Сириус сбежал. Том, возможно, собирал свои силы. Он был уверен, что Лорд Волан-де-Морт каким-то образом вернулся, и он боялся, чего хотел монстр от Мальчика, Который Выжил. Мертв ли Гарри? Не может этого быть! Без Мальчика, Который Выжил, избранного, мир обречен на тьму и мрак. Он боялся, что Реддл сделает с ребенком, как он будет играть им, подобно кукле, в своих собственных нуждах. Гарри был сильным, и, предположительно, Темный Лорд равен ему, вот поэтому он боялся, что у Тома теперь была возможность вонзить свои когти в мальчика, пока он молод и впечатлителен. Кто знает, насколько это может повредить? Гарри плохо знал этот мир, и с ним достаточно плохо обращались магглы, чтобы Тому подвернулась удачная возможность, если он обладал достаточными навыками, чтобы воспользоваться ей. А он обладал. Молодой человек всегда был выдающимся, прямо как Геллерт, как он сам. Может быть, поэтому он так его ненавидел. Если Том смог сравняться с ним, его беспокоил тот факт, что он мало что может сделать, и он знал, что Темный Лорд может быть обворожительным, когда захочет. Он сосал дольку лимона, посыпанную успокоительным. Фокс печально ухнул. Все его планы… рухнули. Вконец рухнули. Вся работа, все годы мучений, которые пережил Гарри, все это закончилось ничем, как будто игру не разыграют, как должны. Его магия горела, обеспокоенная, раздраженная. То, что он сделал, не было действительно необходимым, но это было ради Большего Блага. Он не мог позволить себе волноваться об одном ребенке, находясь перед лицом страданий и боли, которые наступят, если Волан-де-Морт победит. Прискорбно, но правда. У Тома где-то должно быть забытое укрытие. И он выследил дом Реддлов в городке под названием Литтл-Хэнглтон.

***

Гарри сидел, съежившись, на кровати, чувствуя себя совсем уж потерянным. Родственные души… что это вообще значит? Реддл сказал не особо конкретно, и он даже не был уверен, был ли тот честен. Он нервно облизнул губы. Реддл расхаживал где-то в доме, но он не мог выкинуть угрозу Наследника Слизерина из головы. Том на самом деле пойдет убивать людей, чтобы заставить его слушаться? Он содрогнулся, только сильнее погружаясь в сильное чувство беспомощности и страха. В саду, было… пугающе легко забыть правду, целую реальность того, с кем он был, несмотря на повязку. Может быть, это потому, что он как-то необъяснимо адаптировался к жизни с молодым Темным Лордом и к играм, которые он вел. Конечно, Гарри еще был не очень хорош, но он думал, что может опираться на «правила». Кажется, нет. Слова Реддла напомнили ему, что он ничего не может сделать против прихотей старшего парня, если тот действительно хотел чего-то. Он просто узник. Он дрожал. Еще хуже, еще более приводило в уныние заявление, что Том не отпустит его, не даст уйти. Где-то в сознании он всегда цеплялся за надежду, что Том отпустит его однажды, что ему наскучит. Или что-то в этом духе. Что это временно. Впервые за две, или же за три (?) недели, что он здесь, он чувствовал горячий, унизительный поток слез, обжигающий уголки глаз. Разве родственные души или что-то там не должны быть хорошей вещью? Почему он должен был быть таким жестоким? Разве родственные души не должны любить тебя, быть идеально подходящими для тебя? Насколько же он херовый и плохой, раз вселенная решила, что он заслужил Тома Реддла? Он приложил пальцы к глазам, свирепо, уверенно желая не вести себя так патетично, но слезы все равно рвались вытечь и скатиться по его щекам. Он закрыл рот рукой, стараясь заглушить содрогающие его силуэт рыдания. Он не хотел, чтобы Том услышал: слизеринец довольно много сказал о том, что ему наплевать, да еще и высказывание о недостатке эмпатии. Он будет лишь усмехаться и глумиться над ним. Ему понадобилось не более двух дней, чтобы понять, что Том презирал все, что можно было рассматривать как слабость, а рыдания — это слабо. Дурсли научили его этому. — Гарри? О, нет. Вздохнув, он повернулся спиной к двери, так как Том появился там. — Уйди, — прошипел он. Он мог чувствовать, как взгляд темных глаз прожигает его затылок. — Ты плачешь. — Том… п-пожалуйста… дай мне побыть одному. Он ненавидел добавлять это «пожалуйста», и он чувствовал, как трясутся плечи, когда он яростно уставился ему в глаза. Он мальчик! Ему почти тринадцать! Ему нельзя плакать, особенно перед молодым Темным Лордом, это все равно, что подставить свой желудок под нож. Он всего лишь хотел, чтобы тот ушел, чтобы тот оставил хотя бы частичку его гордости нетронутой, даже хотя Том и охарактеризовал его статус как узника, даже его достоинство не принадлежало ему. — Ты чего такой подавленный? Он чуть не застонал вслух, ярость волнами распространялась по венам. — Может быть, потому что меня похитили! — огрызнулся он. Он слышал, как Том приблизился, тихие шаги по полу. Босиком. Его до сих пор шокировало, что безукоризненно одетый слизеринец ходил босиком, но ходил же, хотя почему-то его ступни были также всегда невозможно чистыми. Возможно, дело в каком-то заклинании. Том сел рядом с ним, и он быстро опустил голову, напряженный. — Все могло быть хуже, ты же знаешь. Незачем плакать по этому поводу. Слезами делу не поможешь. Гарри не мог не прожечь того яростным взглядом. — Я знаю, что это не поможет, — рыкнул он, сжимая кулаки. Том внимательно изучал его, его глаза блестели, как обычно. — И да, то, что ты разрушил мою жизнь не делает мне намного хуже, — пробормотал он хрипло, снова опуская взгляд. Пальцы Тома обхватили его подбородок, поднимая его лицо обратно, хотя не особо грубо, как это бывало обычно. — Все может стать намного хуже, — констатировал слизеринец тихо. — Я могу пытать тебя. — Пальцы вонзились в его кожу, будто предупреждая. — Твое присутствие – уже пытка, — буркнул Гарри, отстраняясь, он был раздражен, потому что он довольно хорошо знал, что тот мог видеть дорожки от слез на его щеках, капли, что все еще неумолимо текли. Губы Тома слегка изогнулись, когда старший парень потряс головой, его лицо приобрело странное выражение. — Что ж, ради тебя я надеюсь, что это остается худшей пыткой, через которую ты проходишь, — ответил он, ведя подушечкой пальца по дорожкам слез на щеке Гарри, вытирая их. Гарри не мог не вытаращиться на него, когда другая рука Тома поднялась, делая то же самое с другой его щекой, между ними установился зрительный контакт. — Теперь перестань плакать, — приказал слизеринец, его голос по-прежнему был мягким, не особо злобным. Гарри моргнул. — Почему ты так внезапно добр ко мне? — Я же сказал тебе, — прошептал Том, отпуская его, с серьезным взглядом. — Я буду присматривать за тобой. Когда Наследник Слизерина вышел с привычным замечанием, что ужин готов, Гарри хотел по-детски разрыдаться. Внезапно, казалось, будто в горле встал большой ком. Никто раньше не хотел присматривать за ним.