Истории стен Хогвартса

У Максима не было в жизни переломного момента и наверняка не будет. По крайней мере он так считает. Детство у него было хорошее. Его родители были любящими и не в чём себя не ограничивали. Свобода до сих пор помнит, как отец иногда приходил домой поздно ночью уставший, но как только видел его и маму сразу начинал улыбаться и, казалось, забывал про усталость и тяжёлый день. Максим и его мать всегда ждали отца в гостиной, как бы поздно он не приходил. Анисимов, Правая Рука Главы Министерства, а возможно в будущем сам Глава Министерства, проявлял сдержанность только на работе или в каких-нибудь тяжёлых ситуациях, при семье он всегда был искренним настолько, что его сын забывал кем он работает. Мать Макса нигде не работала по наставлению, или даже приказу, отца. Она сидела дома с сыном. Даже работники огромного особняка любили эту женщину и обращались с ней, как с родной. Свобода помнит, как в лет одиннадцать к нему в комнату зашла мама и протянула купленную гитару, попросила научиться играть для неё. Она петь любила, хоть и понимала, что не умеет. Все это как развлечение воспринимали, да и она тоже, но петь под живую музыку всегда приятнее, поэтому она сына и попросила играть научиться. И Максим научился за пару недель базовым вещам, но этого было уже достаточно, чтобы сыграть для мамы что-нибудь простое. Со временем он и сам в это занятие влился и уже больше для себя играл. Ещё в четырнадцать, перед самым началом четвёртого курса, он себя самым счастливым чувствовал дома. А потом даже самые-самые маленькие мелочи стали иметь огромное значение… Максим кулаки от горечи сжимал и не понимал почему ему не сказали, что мать больна. Он об этом узнал только после её смерти. Парень до сих пор помнит сколько людей на похоронах было, как он дрожащими руками пытался ленту на кисти намотать, помнит бросил это дело после двух или трёх попыток. Он грушу боксёрскую час избивал голыми руками, чтобы отвлечься от отца плачущего и служанок с платочками белыми в руках. «Есть в мире всего два типа боли: душевная и физическая. Конечно, одна другую заглушить может, но физическая в тысячи раз легче переносится, она душевную пережить никак не поможет, поверь. — покачала головой служанка. — Ты просто представь, что она уехала далеко-далеко и вы видеться не можете.» «Это самообман. — пожал Макс плечами. — Он ничем не поможет, только хуже сделает. Лучше смириться.» Недели хватило, чтобы понять кем для него и его отца мать была. Парень часто слова от неё слышал о том, что он на отца сильно похож. Только теперь их значение понял. Они всегда очень агрессивными были, просто отец сдерживаться научился к своему возрасту, а Максиму это только предстояло сделать. Мать обоих сдерживала, одним взглядом успокаивала. Просто только она и могла это сделать. Анисимов-старший своё спокойствие и сдержанность в сыне и жене черпал, а младшего только мать успокоить могла. Отец Макса в работу полностью ушёл и про сына забыл почти от горя, а Свободе он нужен был для поддержки. Они ругаться стали чаще, оба агрессию свою увеличивали с каждым новым словом, теперь заводились за считанные секунды и на несколько часов. Многие в Хогвартсе Максима спрашивали что с ним, почему он таким злым стал. А сам слизеринец понимал, что всегда таким был, просто его успокоить мог только один человек, а теперь этого человека нет. Вообще нет. Свободе на свои побои всё равно стало только к годам пятнадцати-шестнадцати. Он из-за всякой чуши в бой броситься мог. И бросался. К середине предпоследнего учебного года он на какого-то парня с Гриффиндора взъелся и чуть ли не при первой возможности в бой кидался. Верхушкой его нервов стало то, что в одной такой драке девушка не заметила соперника и из толпы вылетела, гриффиндорцу помочь. А Макс с занесённым кулаком и боевой готовностью на месте замер. Его ощущения в этот момент никто бы описать не смог, вот и он до сих пор не может. Только понимает, что свой пыл усмирить впервые так просто получилось и уйти быстрее подальше от этой девушки непонятной. Буквально на следующий день он узнаёт, что она с ним на одном курсе учится, просто тихая очень, вот её и не замечал раньше. Парень понимает, что он то ли вляпался по уши, то ли счастливчиком оказался. Кристина его полной противоположностью была, он был в этом уверен, хоть и не до конца. В этом ему убедиться помог следующий год, когда Кошелеву новой старостой Гриффиндора назвали. И он радовался за неё, а на себя пистолет наставлял. Она часто стала перед его глазами появляться, он отделаться от неё никак не мог, куда бы не шёл она там была. Это продолжалось пока он не понял, что сам за ней по пятам ходил. Никита почти без стеснения за Илоной наблюдал, знал, что его не заметят, а если и заметят, то плохого не подумают. Терновой просто над другом любил пошутить, по-доброму конечно, но Дэни, который постоянно был рядом с ребятами, его раздражал, поэтому Олег всё чаще и чаще друзей подальше тащить стал. Свобода только «за» был свалить. Лукашев против двоих не шёл и за ними топал с неохотой. Как бы слизеринец не бегал от неё, всё равно осознавал медленно, что влюбился. По уши. Дважды, трижды и ещё, и ещё. Новый день иногда казался новым годом или же недели длились вечность. Парень даже не замечал, как шёл в сторону стола Гриффиндра, тогда в классе перед каникулами. Он понял, что произошло только когда Бурцев вывел Кристину из класса. Свобода моргнул раз пять прежде чем успокоить себя. А в классе после свободной прогулки ночью на мётлах с друзьями Максим на этой истории точку поставил. Он совсем не хотел бить того парня, просто не удержался. Кошелева с Софой встать гриффиндорцу помогали, а Макс уже даже разбираться перестал «почему она», дело незаконченным бросил и точку поставил. Но книгу к сожалению закрыть не смог. Всё остальное для него происходило в реальной жизни. Он перестал ответы на один дурацкий вопрос искать и жил днём полностью. И это было правильно. Надо просто жить. Если что-то произойдёт, то это должно произойти. Так и происходит. Свобода медленно понимать начинает, что пути друзей разделяются. Никита себя самым счастливым чувствует, когда решается Илону на прощание обнять. Терновой пытается полностью былую связь с подругой вернуть, всё своё время ей уделяет. Лукашев в какой-то момент замечает, что одного из своих друзей не видит почти, эту же мысль прямыми словами второму навязывает, прям перед всей компанией, их обоих именно в этот день пытались сблизить с остальными. Обе девушки замолкают и на парней смотрят в непонимании. Они ведь думали, что те успевают всё, а тут оказывается, что они друга бросили. Илона предлагает к озеру его пригласить с ними посидеть. Оба слизеринца понимают, что неправильно это с их стороны будет, но всё равно искать его идут. Никто глаз Кристины не замечает, прикованных к Кримлидису около лавочки. Она просто видела, как он со Свободой ругался кажется. Староста Гриффиндора каждый день Максима на пути встречала и глаза его грустные и безнадёжные замечала. И где-то в глубине подсознания она понимала, что он оглядывался ей вслед всегда, но поверить в это никак не могла. Все кажется удивляются, когда буквально через минуты три перед ними трое слизеринцев появляются. Макс всё ещё в поисках отца оглядывается, сильнее капюшон на голову натягивает. Ему бы сейчас исчезнуть, сквозь землю провалиться, но он на части медленно разрывается. Одна часть только и кричит: «Зачем ты согласился?», а вторая хочет побыстрее из Хогвартса убраться и ей совсем не важно как. Анисимов всеми силами пытается на Кошелеву не смотреть, но не выходит. Ноги сами замедляются, заставляя его отстать и наблюдать молча, так ведь не заметно, наверное. Но Олег с Никитой вину слишком сильную чувствуют и пытаются за каждым движением друга следить, чтобы не сбежал. Свободе уже кричать хочется, но он молчит. На улице середина зимы, прохладно. Макс всю дорогу свои мысли специально забивает вопросами похожими на: «Кто предложил прогулку около озера в такую погоду?» и главное, что этот вопрос правильный совершенно. Зимой озеро никакого удовольствие не приносит, кроме льда, которого Максиму и сейчас вполне достаточно, но как только они на берег выходят, он сразу на лёд ступает.  — Макс, ты чего? Провалишься ещё! — хмурится Никита. Если человек за тебя беспокоится, значит, ты для него важен, но для некоторых это беспокойство считается пустяком. Да и можно было ли назвать это искренним беспокойством? Свобода не умел видеть искренность и наигранность в глазах людей.  — Он крепкий! — отзывается парень и заходит чуть дальше. Доходить до середины и дальше было бы безумием, так как зима в Хогвартсе тоже была магической. Лёд мог и не быть таким крепким, каким его считал Максим. В детстве парень был во Владивостоке вместе с отцом. Самым запоминающимся моментом там было знакомство с холодным Японским морем. Именно тогда он научился, что даже самый толстый лёд бывает тонким, и наоборот. Сейчас озеро ужасно сильно напоминало Японское море. Надо было лишь дать волю воображению, как чувствовался солёный запах свободы и свежести, дышать становилось всё легче и легче, но на сердце оставался неприятный осадок от, вроде, совершенно незнакомого и одновременно родного места. Свобода бегло осматривает окрестности, пытаясь отыскать незнакомые места, доказать самому себе, что это не те места, но соль по прежнему попадает в нос, а кожа чувствует приятную прохладу. Синеватые верхушки деревьев упираются в уже потемневшее небо. Несмотря на то, что сейчас вечер лёд светится синим цветом, а снег блестит. Это необычно и завораживающе красиво. Макс приходит в себя, когда рядом с ним встаёт Олег и тоже начинает осматривать окрестности. Слизеринец знает, что нарушил покой друга и надеется, что тот решит сойти на берег и присоединиться к только что начатому разговору про родственников. Всё-таки ребята давно знакомы, а о семьях друг друга так и не знали. В Хогвартсе все будто забывали про свою жизнь вне стен. Это оставалось незначимым для полукровок и маглорожденных, чистокровных можно исключить, хоть и не всех.  — Не надо специально нас избегать, Свобода. — хмыкает Терновой. — Мы тебя не бросим и вытащим за собой в люди.  — Ты прям мысли мои читаешь! — усмехается Макс, прекрасно понимая, что у него мысли идут с точностью наоборот.  — Не ври мне, засранец! — эти слова звучат явно в шуточной форме, и оба это понимают, но всё равно напрягаются. Один боится, что он врёт другу и самому себе, второй, что врут ему, а он в это верит. Глупо, но неприятно. И снова молчание. Терновой не хочет его прерывать, поэтому уходит к ребятам на берегу. Макс же лишь усмехается. Его друзья действительно им дорожат, он это знает, но ведь им так лучше будет. Они за ним вернутся, точно, пока лишь тащить его вверх за собой тяжело очень, потом легче будет. И парень надеется, что это так, он хоть агрессии много и проявляет, но ведь «надежда последней умирает», да?  — Иди сюда, Макс! — кричит с берега Лукашев. Анисимов слушается и к ним идёт. Садится между Кристиной и Олегом, сам этого не понимая. И разговор начинается. Свобода молчать пытается и слушать внимательно, к себе внимания не привлекать, хоть знает, что его друзья под конец спросят обязательно. Но за это время узнать можно много. Так и получается. Парень узнает, что Софа оказывается маглорожденная, в семье единственная дочь. Жизнь у неё, как у самого обычного человека, в мир магии она только в Хогвартсе окунается и ей этого вполне достаточно. Она даже кажется в обычный магловский университет поступать будет. Для её семьи мир магии вторым домом является, они быть его полноценной частью не хотят, но Софу никто бросать не будет. Илона же полукровка, как и Кристина. У Соломоновой мать маглом была и погибла ещё в детстве девушки, она теперь с отцом живёт, который на работе до поздна сидит и домой уставший приходит, но всегда с подарком для дочери. Она ведь его единственная дочь, он для неё на всё готов. А девушка отцу есть готовит, помогает, в доме убирается. У Кошелевой сестра есть старшая, тоже маг, только с Пуффендуя. Она сейчас в Министерство попасть пытается, даже отучиться уже успела на высшие баллы, но наверх только чистокровных берут, ей тяжело придётся. Макс это понимает и даже про себя думает, что попросит отца словечко за неё замолвить. Кристина с улыбкой на лице рассказывает, как отец их постоянно новые фокусы с магией придумывает и сёстрам показывает, и старшую учит сразу, а младшей обещает, что потом научит, когда она совершеннолетней станет. Потом сразу Родион вступает. Говорит о матери своей одинокой. У него ведь отец лишь год или два назад скончался от болезни и мать заболела тоже. На нём одном всё держится, всё хозяйство, весь дом и даже мать опирается на него, знает, что положиться на сына можно. Кристина сочувствующе руку на плечо Толочкину кладёт, а Макс закипает, кулаки в карманах мантии сжимает и хмурится, старается не смотреть. Родя, кстати, полукровкой является. Болезнь эту смертельную отец его на задании от Министерства подхватил. Вышки, как обычно простой люд рабочий в самую грязь отправили, не думая о жизнях своих людей. Парень теперь на правительство плевать готов. Не понимает Свобода, почему постоянно искоса на Кошелеву смотрит. Себе ведь обещал, что это лишь увлечение временное, а нет. Тело само ближе село, глаза сами внимательно за мимикой лица следят. Мозг лишь усмехается презрительно и в голове слова простые крутит, что потом сам страдать будешь, нечего ложные надежды создавать; хэппи эндов не бывает, всегда приходится чем-то жертвовать.  — Олег? — как бы передаёт очередь Пуффендуец. — А у меня ничего интересного. — улыбается парень. — Я самый обычный и счастливый полукровка с живыми родителями. Это семьдесят процентов правды перемешанные с оставшейся ложью. Максим в этом уверен. Самое неуверенное слово здесь это «счастливый». До счастья ему осталось ещё несколько месяцев и уверенных рывков, совершать которые ему помогает пока только Софи. Вскоре вся компания присоединится к девушкам, которые слизеринцев на себе тащат. Эти мысли повторялись уже много раз, но ещё один лишним не будет.  — А я маглороженный. — Никиту своё происхождение не беспокоит не капли.  — Серьёзно? — удивляется Софа. О слизеринцах всегда, как о чистокровных или полукровках думали, маглорожденных там не было почти.  — Глупые стереотипы о Слизерине. — морщится Лукашев. — Змеи это не обязательно зло, это остроумие, упёртость, находчивость, но не злой характер или плохое воспитание, точно. Так может и было когда-то, лет десять-двадцать назад, но не сейчас. В это время лишь дурацкие стереотипы остались. Дальше слова о счастливой семье идут. Максим искренне удивляется, что у Лукашева брат младший, лет десяти, есть и сестра, которой годика три всего, он единственный маг в семье. Легко представить, как тепло к сестрёнке парень относится и как брата себе равного представляет. Картинка так и вырисовывается сама собой: незнакомец странный в дверь стучит, глава семейства вместе со старшим сыном дверь открывает, сзади десятилетний братик и мать с девочкой на руках стоят. Никита в это время наверняка палочку в кармане сжимает и плюёт, что после колдовства вне Хогвартса ему запретят в школе появляться. Он за семью ведь намного больше отдать готов.  — Макс? — низкий голос Никиты после нескольких минут молчания буквально разрывает шёлковую ткань. Свобода, кажется, в себя полностью ушёл, пытался осмыслить всё сказанное ребятами, а тут его подкараулили хорошо. Он своё происхождение ни от кого не скрывал. Нет никаких проблем в том, что весь Хогвартс или только его друзья узнают кто его отец и что случилось в его жизни. Парня просто не спрашивали об этом, а он не хотел говорить, навязывать своё прошлое без вопроса. Тем более кто он такой? Значение в мире магии имеет только его отец, не он сам, он всё тот же агрессивный выпускник Хогвартса. Да и жизнь у него не самая трудная, чтобы жалеть. Слуги все его пожелания выполняют.  — Какой ты крови? — продолжает Лукашев.  — Чистокровный. — Максим голову в сторону друзей поворачивает, они, слава Богу, вместе с одной стороны сидят. Неловкое молчание и медленное осознание сказанного. На лице Анисимова улыбка расползается с каждой секундой всё шире, ему нравится за смятением друзей наблюдать. Здесь уже процентов восемьдесят указывают на его отца, но мысли «а вдруг нет?» или «он бы точно сказал!», «да быть такого не может!» так и летают в голове, запрещая рту открываться.  — Не знал. — как-то отстранённо произносит Олег, на снег под ногами смотря. Максима на смех прорывает. — Ты никогда нам этого не говорил.  — Я о вас тоже ничего не знал, тем более никто не спрашивал. — был бы под рукой камень, то он бы точно полетел в озеро, но сейчас зима, все камни под тонким слоем снега покрылись корочкой льда, так же как и само озеро.  — А говорят, что у вышек детей нет. — замечает Родион. Все думают, что у всех трёх высших правителей мира магии нет детей. Но это лишь заблуждение. У всех них есть семьи. Афишировать этого нет никакого смысла, это ничего не даёт людям, только дети становятся популярными. К счастью или сожалению родителей дети их всего сами хотели добиваться, поэтому не просили открыто о презентации. Как бы факт «просто однофамильцы» их не раздражал.  — Шутишь? — раздражительно откликается Свобода. — Сын Главы в прошлом году закончил Дурмстранг, а две дочери-близняшки Левой Руки через пару лет в Шармбатон поступят!  — Почему ты нам сразу не сказал? — уже с нажимом спрашивает Терновой.  — А это что-то изменило бы? — вопрос, ответ которого может быть одним-единственным разочаровывающим для Макса.  — Это бы ничего не изменило. — Никита уже злиться начинает. У всех мысль проскользнула, что они бы тогда возможно только из-за отца с ним дружили, а так всё по настоящему.  — Правда? — с явной насмешкой произносит Свобода и выгибает одну бровь. Они с Олегом друг друга взглядами сверлить начинают. Парни впервые раздражают друг друга. Но если Терновой успокоится уже через пару секунд, то Анисимов опять кулаки в мантии сжимает, он сдерживаться уже не может. Ну надо же, шёл от отца спрятаться, а в итоге с единственными друзьями ссору начал! Кристина сама не знает, почему Свободу обнимает за шею сзади и на себя тянет. Илона фыркает тихо от смеха, а к ней уже остальные улыбки подключаются. Самые обычные объятия в борьбу шуточную переходят, в которой слизеринец побеждённым притворяется и полностью на Кошелеву наваливается. Гриффиндорка смеётся, будто мир только что захватила, и только потом по настоящему тихо и искренне. Парень тоже фыркает и на ноги поднимается.  — Ты от отца скрываешься, да? — спрашивает Кристина. — Только поэтому ты здесь? У парня язык не поворачивается им соврать, поэтому глаза бегать по снегу начинают, а голова сама качается обречённо.  — Да.

***

Свобода окончательно понимает, что друзья бросать его не собираются. Хоть подходи и шли обоих подальше. Они тебя за шиворот возьмут и за собой потащат. Здесь даже врождённая агрессия не помогает никак. Вот вообще никак. Она теперь только хуже делает, поэтому Макс её сдерживать пытается. Вы знаете чувство, когда после очередной пессимистичной шутки Соломонова смеётся коротко, глаза закатывает и по голове треплет? А слизеринец узнал недавно совсем, вчера на озере, если быть точнее. А ещё Софа зря глаза свои будто прячет, он раньше никогда не замечал, что она в них всё говорит. Так теперь и с Кошелевой здороваться в коридоре можно было без всяких странных взглядов. Олег Анисимова в кабинет декана тащил, хотел того в команду по квидичу вернуть, а сам парень устало следом плёлся. Но к сожалению опять Терновой жертвой раздражения становится. Бурцев аккуратно Кристину за себя перемещает и неосознанно кажется на слизеринцев искоса смотрит. Для него это лишь предосторожность, а для Олега это вся проблема. Слизеринец специально Даниила плечом задевает и повернуться к себе заставляет, в глаза смотрит зло, а когтевранец зубы сжимает, за гриффиндорку боится. Зря. Свобода свои действия не обдумывает и не контролирует совсем. Он друга за плечо хватает и дальше отправляет, и самому бы уйти, но нет. Он стоит и на ребят смотрит. Если так продолжаться дальше будет, то всё за грань перейти может, этого никому не надо.  — Знаешь, вы могли бы стать хорошими друзьями. — говорит парень и губы поджимает. Кто его за язык тянет? — Он к тебе хорошо относится.  — Это видно. — пожимает плечами Дэни. У когтевранца Терновой даже раздражения не вызывает, не то что ненависти, лишь подозрение и страх за близких.  — Здесь всё проще, чем ты думаешь. Он тебе просто завидует. — слизеринец назад оглядывается и друга с нахмуренными бровями замечает. Бурцев кажется сказать сегодня больше ничего от шока не сможет, лишь брови поднимать. — Он также друзей защищать хочет, как ты, у вас характеры похожи очень, правда. Ты пару дней не напрягайся при нём, он остынет. Если подойдёшь потом и руку протянешь, то он пожмёт её, не раздумывая. Ему эта вражда не нужна, он не специально раздражается. Кристина улыбается Максу, а он старается в глаза ей не заглядывать. Зависнуть там сейчас, значит, потеряться навсегда. Парень сейчас действия свои объяснить не мог. Слова неосознанно глупую вражду друга прекращают, помогают ему из своих стен выйти. Только после этого самого парня оставить в этих стенах могут, даже после слов и обещаний. Он не понимает пока, что его уже не только друзья тянут, но и вся компания с Кошелевой вместе, а сейчас и Бурцев, заикаясь, настроение поднимать сможет.  — Спасибо. — Даниил руку протягивает и улыбается, а Свобода зависает на секунду, но руку всё же пожимает и к Олегу идёт.

***

Казалось, вроде, что Максим за друзьями по пятам шёл, что они дошли почти, но счастливый конец без тяжелых испытаний не настанет. Слизеринец помнит, что осознавал все свои действия, что на Пуффендуйца какого-то почти без причины кинулся и что зашёл далеко слишком. От последнего броска его отделило понимание ситуации. Он всю свою силу собрал в один большой комок и по Хогвартсу искать одного-единственного человека бросился. Кошелева как раз из класса Трансфигурации выходила одна. Свобода её за руку хватает, за угол заводит и голову на плечо кладёт, прижимается сильнее. Кристина не понимает что нашло на парня и обнимает просто, не говорит ничего, вопросы не задаёт. А Максу хорошо. У него буря в груди утихает постепенно, глаза закрываются и руки неосознанно к девушке тянутся. Парень смеётся тихо и лбом в изгиб между шеей и плечом утыкается. Он много чего не знает, но и не надо ему этого сейчас. Так кажется лишь. Если бы он знал, то рад был бы безмерно. Он не знает, что потом за Кристиной хвостиком ходить будет, что они общий язык быстро найдут, для учителей братом и сестрой станут. Не знает, что самые последние дни с ней только проводить будет. И не знает, что в какой-то день около озера поцеловать её попросит и сдерживаться не будет, он слишком долго прокручивал этот момент у себя в голове, чтобы из себя не выйти, но не получилось. Неадекватное, но хорошее поведение ему уже вошло в привычку.

***

 — Крис?  — М?  — Можно тебя поцеловать?  — Ты конченный, Свобода.  — Улыбаешься, это значит да?  — Да.