Наследник Лесного Клана

      Тихий шелест деревьев, под ногами мягко пружинит хвоя. Двигаться получается бесшумно, мягко отводя колючие ветви и срезая поздние грибы. У меня неплохой улов за это утро. Полная корзинка отборных, крепеньких красноголовиков и коренастых белых грибов, малость баобабков, совсем немного волнушек и горстка лисичек. Еще немного и надо будет возвращаться, но вначале стоит проверить еще одно место. Удостовериться, что не показалось и стесанная кора это не буйство ищущих пристанище мишек, а действительно метки лося. Если повезет, я его даже увижу, но это вряд ли. Время «рева» еще не подошло, и в этом году я вряд ли поучаствую в загоне. Деду придется справляться самому. Ну да ничего. Справится. Крепкий еще, не зря же егерем работает.       Воздух становится тяжелее, количество гнуса возрастает, но характерных следов «почесушек» не наблюдаю. Только в некоторых местах можно заметить поломанные ветки и смятый мох. Еще немного и передо мной появляется небольшое лесное озеро, почти болото, спасает маленький ручеек, что все же выносит из него воду. Хотя не сильно, она все равно цветет, а берега очень топкие, но я сюда не купаться пришел.       Тихое фырканье, всплеск воды. Стоит просто посмотреть в сторону звуков, как я вижу лосиху с двумя крупными детенышами. Они с удовольствием пожирают острые листья осоки, хрустя так смачно, что я едва им не позавидовал. Однако мешать не тороплюсь, внимательно осматриваю берега дальше. Озеро-то хоть не самое большое, но не единственное. У нас их тут много по территории пораскидано. Это уже третье по счету. Везде одна картина. Лосихи есть, лосей почти нет. Стоит рассказать об этом деду. Ему же облавы устраивать.       Плотная подушка мха позволяет уйти, не потревожив плохо видящих, зато прекрасно слышащих зверей. Пора возвращаться, а то грибы собирать уже некуда, да и бабушка опять будет причитать, что на ужин опоздал. Можно подумать, я по бабам бегал, а не делом занимался. Впрочем, разве ей пояснишь? Она и без того переживает, что я в город учиться уезжаю на целый год. И не пояснишь ей, что восемнадцать лет вполне взрослый возраст, для нее я по-прежнему несмышленыш.       Время я все же немного не рассчитал. Вышел из леса, когда солнце уже пошло на закат, но вернулся до того, как небо окрасилось алым. Однако это не помешало бабке развить кипучую деятельность и создать ощущение полной избы людей. Всегда поражался этому ее умению.       — Манька, прекращай суетиться, на стол накрывай, — пришедший следом за мной дед, моментально призвал всех к порядку. — А мы в баньку пока.       — Иди уже, сделаю! — немного ворчливо раздалось в ответ и, о чудо, раздесятерившаяся бабушка моментально собралась в одну. Суетливость пропала, пришла обстоятельность… по крайней мере, выперли нас из дома быстро, не забыв вручить полотенца да сменную одежду.       Дед хекнул, но спорить не стал, потащив отмываться в пышущую жаром баньку. Для меня топили, чтобы перед отъездом пропарился хорошенько, а то в городе березового веника днем с огнем не сыскать, да и если сыщешь, разве городские бани могут сравниться с теми, что своими руками строил, шкуря деревья, выкладывая печь? Точно нет. Я это по себе знаю. Бывал я в этих городских, прости Господи, банях. Тьфу. Даже сауна и та проигрывает. В чем я с удовольствием убедился, хорошенько пропарившись и подставив спину под удары веником. Дед был в этом мастер.       Возвращались в хату довольные, хорошо прогретые, тут же напоровшись на причитания, что еще немного и все остывшее было бы. Хотя это бабушка загнула, пар от наваристого борща шел знатный. Да и вареная картошка радовала взгляд крупно нарезанной зеленью и быстро тающими кусками масла. Своего, домашнего. Да и вообще, на столе все было сделано своими руками. И крупно порезанный хлеб, ломти сыра и куски колбасы, и соленья разные. Запах стоял… слюна сама литься начинала. Ну и как вишенка на торте, внушительная вишенка, в середине стола двухлитровая бутыль с прозрачной жидкостью. Тоже чисто свой продукт. Пить много никто не собирался, чисто для более крепкого сна и хорошей усвояемости мяса.       — Внучок, может ну его этот город? — после очередной рюмки, все же вырывается у бабушки. Долго же она молчала. — Что тебе дед про повадки зверей не расскажет? Аль, где рыба у нас водится не найдешь?       — Я уже поступил, — отвечаю уже даже не упрямо, а устало, этот разговор у нас повторяется уже месяц. Ровно столько прошло, как ей стало известно, что прошел я по баллам на бесплатку факультета Экологии. Тайно документы отправил, знал, что бабушка не одобрит. Дед вот понимает, а она отпускать не хочет.       Боится потерять, как моего отца и невестку. Те тоже в город поехали, зимой. Лед на дорогах сыграл дурную шутку, и вот машина в дребезги, только я выжил, мать своим телом прикрыла, пока отец до последнего боролся с управлением. Я тогда маленьким совсем был, не помню их, только в детстве снились кошмары, где все вокруг красное. Сейчас уже нет, видимо, совсем черствым стал и не скажу, что расстроен из-за этого.       — Оставайся, — униматься бабка и не думает. — Неспокойно мне что-то. Зач…       — Угомонись, старая! — звучный удар кулаком по столу прерывает жалобный монолог. — Пусть едет учиться. Надо ему это.       — Но…       — Иди спать, Тимофей, пока мы с твоей бабкой разговор поведем, — дед кидает на меня цепкий взгляд. — Вставать тебе рано, дорога неблизкая.       Киваю, спорить не хочу. Ни с ним, ни с бабушкой. Благодарен я им за то, что воспитали, но сил препираться нет, я чувствую облегчение, охотно сваливая к себе в комнату. Все же я не понимаю женщин, какого бы возраста они не были. Вот и бабка моя, сама об образовании мне всю плешь проела, а как время пришло «а может ну его этот город». Вот не понимаю я ее.       Скандала я не услышал, что не особо-то удивило. Дед пусть и не был деспотом, но он умел говорить так, что с ним не хотелось спорить и для бабушки был неоспоримым авторитетом. Для меня тоже. Уж очень знал он много, с детства водя меня в лес и обучая хитрой науке егеря. Так что к восемнадцати годам я мог спокойно жить в лесу, самостоятельно добывая себе пищу. Хотя белке со ста метров в глаз все же не попадал. Максимум с тридцати, чем был неимоверно горд.       Ранним утром меня провожали оба старика. Особенно мне запомнились отчаянные объятия бабушки и крепкое рукопожатие старика. Еще мелькнула мысль, что они прощаются, но тут же исчезла. Логично же. Я уезжаю, со мной надо проститься. Только вот я никак не ожидал, что вижу их в последний раз. Ровно через месяц после начала занятий я умер. Можно сказать, как герой, вырвав из рук отморозков двух дур, попершихся искать острые ощущения вечерком. В целом, глупо получилось. Я мог выиграть и уйти победителем, но в последний момент сплоховал, не заметив, как один из них схватил огромный дрын. Он его даже пустил один раз в дело, отвлекая от другого идиота, что достал бабочку. Последняя и добавила железа мне в печень, если бы не это, смог бы уйти гордо подняв голову, а так… так просто раскидал мелких уголовников и в этот момент прибыла наша доблестная милиция, загребшая всех и чудом не проигнорировавшая мои слова о ранении.       Приезд добрых дядечек в белых халатах, я не увидел, провалившись в темное марево. Похоже, изначально показавшаяся несерьезной рана, оказалась куда опаснее, чем я посчитал. Ну или лезвие оказалось испачкано какой-то дрянью. Узнать это мне было не дано. Я просто уснул, плавая в темноте и спокойствии. Мне было тепло и уютно, как в утробе матери. Изредка я просыпался, вслушиваясь в темноту, но не страшась ее. Сознание обволакивало какое-то безразличие. Я просто ждал и сам не понимал чего, изредка улавливая какие-то обрывки фраз из неизвестного языка.       Уютная темнота кончилась внезапно. Она просто взорвалась болью, ослепляя, не давая уйти в блаженное забытье. И я кричал, не слыша своего голоса, пока кто-то не смилостивился, уменьшая боль, давая возможность прийти в себя, собрать свою личность по кусочкам. Это было сложно. Воспоминания возвращались неохотно. Еще хуже было с определением где я и кто вокруг. Вначале я даже испугался, когда открыл глаза и вместо четких контуров увидел размытое нечто, говорящее на неизвестном мне языке. Однако чуть позже это нечто сменил зеленоватый свет. Прохладный, но не холодный, мягкий и нежный, который приносил спокойствие и сон.       Затрудняюсь сказать, сколько меня держали в таком состоянии, но когда я в достаточной мере освоился и зрение обрело некоторую четкость, мне вновь поплохело. Жаль, что откачали. Жутко было осознать себя в маленьком, беспомощном теле младенца среди людей говорящих на каком-то странном тарабарском языке.       Я был беспомощен, я ничего не понимал. Мой путь только начинался и можно отнести к везению, что я оказался в теле маленького мальчика. Последнее радовало особенно, хотя, где-то в глубине души, я все же надеялся, что попал в стандартный мир, а не тот, о котором любили судачить девчонки на переменах. И у меня были причины паниковать. Запахи я в этом теле чувствовал до неприличия хорошо, а именно это было отличительной чертой, какого-то-там-верса. Наличие женщины кормящей грудью тоже не было показателем. Размер груди я навскидку определить не мог. Вдруг это просто разбухшие молочные железы? Такие мысли навевали ужас и отбивали аппетит.       Господи, и почему я тогда не промолчал и не стал описывать периоды течек у волков с точки зрения практика? Сейчас бы мне было легче и я получал удовольствие (наверное) мацая грудь красноволосой красотки.       Продолжение следует…