Чуждое счастье

*** Не успела одна из посетительниц выйти из здания больницы, ее внезапно у самых дверей сбило с ног что-то, что так отчаянно спешило в противоположную ей сторону. Эта женщина вместе с налетевшим на нее человеком рухнула на пол, рассыпав по белой плитке холла больницы все бумаги, которые на тот момент держала в руках. А пока, она даже не сразу разобрала, кто или что налетело на нее. Но так и не успела толком разобрать, только услышала еле различимое торопливое «Прошу прощения». Такое же чувство испытала и та женщина, что стояла у стойки в холле здания. Это нечто, что несколько секунд назад сбило человека у входа и что отвлекло ее от бумажной работы, что-то быстро спросило, и она незамедлительно ответила, так как вопрос был достаточно лаконичный, а ответ на него лежал прямо перед ее глазами, буквально в ее руках. - Палата номер 66… - в спешке, подобной той, что была у задавшего вопрос, ответила она. – А вы… Нечто сорвалось с места, так и не дослушав до конца вопрос. Медсестра обменялась удивленным взглядом с той посетительницей, что уже успела подняться с ног, но больше, чем таким же удивленным хмыканьем, обе женщины более не обменялись, после чего они поспешили вернуться к своим делам. У людей, которые на тот момент оказались в том же помещении, сложилось впечатление, будто в этой больнице каждый день какие-то неадекватные люди сбивают посетителей у входа. Возможно, на двери скоро появится лаконичное о том предупреждение. *** Но не все ли равно? Никто из них не имел отношение к тому, что сейчас происходило в палате номер 66 и с теми, кто как-то с этим связан. А этот человек несся в сторону лифта, а потом и из него, лихорадочно мотая головой, глазами улавливая указатели с номерами больничных палат. Только цифры, ничего больше. Стрелки, цифры, какие-то слова… Глаза ловко хватали информацию, как жаждущие кислорода легкие, а человек продолжал неосторожно толкаться и даже сбивать с ног, торопливо прося о прощении. И, когда человек, наконец, достиг той самой комнаты, то сразу же остановился у прозрачной стеклянной стены палаты, уронив сумку прямо у двери. Глаза краснели не столько от повышенного напряжения, сколько от не сдерживаемого ужаса. В палате было немного людей, но все совершали активные действия. В кровати находилась немолодая женщина… Скорее, билась в судорогах, ее глаза были неестественно расширены, рот был так же открыт. Врач и медсестра что-то пытались сделать, скорее всего - успокоить больную. Ее с трудом уложили на бок и вот должны были что-то вколоть. Этот человек сам забыл, как дышать, смотря на происходящее. Глаза метались, потные красные руки оставляли отметины на прозрачной стеклянной стене палаты. А губы неслышно кричали: «Мама!». После укола приступ у больной не проходил, и это ввело посетителя в ужас. Наконец, не сдержав, подавляемый крик вырвался наружу, чем и привлек находившихся в коридоре санитаров, которые сразу же бросились усмирить нарушителя порядка. Как только они схватили человека за локти и попытались куда-то увести, из палаты выскочил мужчина, который так же присутствовал при происходящем. Он взволнованно протягивал руки к посетителю, пытаясь остановить уводящих его санитаров. - Это моя дочь, оставьте ее в покое, - чуть властно, чуть умоляюще попросил мужчина. Девушку оставили в покое, мужчина схватил ее за локоть и затащил в палату, по дороге подняв с пола ее вещи. Только когда он задвинул за ними раздвижную дверь, он отпустил женский локоть из своей крепкой хватки. Больную уже успели успокоить, она теперь спокойно лежала в кровати. Медсестра восстанавливала дыхание, а доктор смотрел на больную, чуть опустив голову. - Как она? – спросил отец посетительницы. - Судороги удалось остановить, она сейчас спит, - тихо ответил мужчина в белом халате, убирая шприц, после чего развернулся лицом. – Боюсь, в комнате не стоит находиться сразу такому большому количеству человек, только один из вас может находиться в комнате. Мне надо с вами поговорить. - Разрешите пока моей дочери остаться в палате, - попросил мужчина, шмыгая носом. - Пройдемте в мой кабинет, - произнес врач, коротко кивнув новой посетительнице, после чего покинул палату вместе с ее отцом. Медсестра вскоре тоже покинула помещение, как только навела порядок на тумбочке и откатила в угол металлическую подставку со шприцами и препаратами. Девушка осталась наедине с больной. *** Глазам от волнения не было возможности уцепиться за что-то одно, потому взгляд скользил по комнате, иногда все же останавливаясь на несколько мгновений на каком-то предмете. Зимнее скупое солнце светило на город, освещая пасмурное небо, которое в свою очередь освещало, хоть и слабо, палату номер 66. Угнетающую тишину оглушал напрягающий звук аппарата с жизненными показателями больной, его размеренное пиканье, вторящее бьющемуся сердцу, было чем-то между тиканьем старых часов и стуком метронома, которого девушка частенько слышала в квартире. Седые волосы женщины беспорядочно разметались по подушке, несколько теряясь в белизне ткани. Благодаря оборудованным кроватям, которые поддерживали пациентов в полулежащем–полусидящем положении, девушка смогла разглядеть до мельчайшей детали лицо своей матери, которое сегодня казалось ей чужим. Года не щадили его, прорезая нежную кожу грубыми морщинами. Кожа в нескольких местах обвисла, почти оголяя кость на скуле, отчего женщина казалась намного старше своих лет. Выражение было спокойным, смиренным, однако чуть нахмуренные брови напоминали о недавнем приступе, или же говорили о переживаемой боли. Ее тело в свободном больничном халате мятного цвета казалось совсем тощим и немощным, таким хрупким, что даже страшно было прикасаться к ее тонким морщинистым рукам, или даже находиться с ней рядом. Не дай Боже еще задеть ее. Совсем недавно ей поставили диагноз: рак мозга. Болезнь уже стремительно развивалась, отнимая жизнь у немолодой женщины, а номер стадии заставлял лишь смиренно молчать. И чем больше времени проходило, тем больнее было смотреть ей в лицо, однако ее продолжали воспринимать за дееспособного здорового человека. Конечно, все знали, что продлится их всеобщее спокойствие недолго. Ей совсем скоро должно исполниться 60 лет, но до юбилея ей, видно было, не продержаться. Девушка, стараясь усмирить свою нервозность: ладонями терзала свое лицо и хваталась за волосы. Мать всегда говорила, что бы ни случилось, надо держаться спокойно. Хоть из уважения к ней, нужно было к ней прислушаться. *** К вечеру женщина пришла в себя, но все еще не могла нормально говорить. Дежурила как раз ее дочь, и они молча решили, что стоит и поесть немного. Доктор разрешил, и вскоре медсестра принесла на пластиковом подносе тарелочку с овсянкой и апельсиновым соком. Сейчас дочь сидела на краешке кровати и аккуратно набирала в пластиковую ложечку немного каши. Она старалась сделать так, чтобы немного овсянки оказалось на краешке ложечки, чтобы матери не нужно было широко раскрывать рот, и чтобы легко было глотать. - Вот, мама, она еще теплая, - прошептала девушка, поднося ложку с кашей к губам женщины. Та смиренно приняла пищу, немного пошевелив челюстями перед тем, как проглотить. Ее лицо было почти без эмоций, и шевелились только ее губы и ее красные чуть впалые глаза. Овсянку женщине удалось без особых затруднений доесть до конца. Когда она как раз допивала сок из стакана, который поддерживала его дочь, дверь тихонько отодвинулась, и в комнату зашел невысокий мужчина. - Спасибо, дорогая, я посижу с твоей мамой, - тихонько обратился он к дочери, которая стала неторопливо собирать все обратно на пластиковый поднос. – Посиди снаружи, там есть автомат с горячими напитками. Оказавшись за дверью, девушка все же обернулась, сжав в руках поднос. Отец сел на краешек кровати, где недавно сидела она, и аккуратно сложил свои руки на руках своей жены. Он начал ей о чем-то говорить, но дочь не знала, о чем. Развернувшись, девушка решила отнести поднос, после чего и купить себе чашку кофе из автомата в коридоре. Заплатив за эту маленькую теплую поддержку всего лишь 75 пенсов неразговорчивому автомату, девушка присела на сиденье в несильно освещенном коридоре прямо возле палаты. Выбор напитков был небольшой, да и она сама недолго думала, а кофе все же показался ей слишком крепким. Но он был горячим и, как она признала, бодрящим, потому ему можно было простить его вкусовой недостаток. Поднеся чашку к лицу, держа ее обеими руками, девушка подставила свое лицо к еле заметному пару, что исходил от напитка. Голова была лишена всяких мыслей, а лицо и пальцы рук казались ледяными. Было ли это от пустоты в голове, девушка не знала, она лишь чувствовала тяжесть. Все произошло так неожиданно, даже если этого они и ожидали всей семьей. Возможно, это просто сдали нервы. Но мыслей не было абсолютно никаких. Девушка была спокойнее мраморной статуи, но и хотелось хоть немного освободиться от этой тяжести слезами. Она в какой-то мере даже обрадовалась, когда почувствовала, как горячие капли скатились по ее лицу к подбородку и далее исчерпывали себя на пути к шее. Вскоре против ее желания капли превратились в ручейки, было все сложнее сдерживать себя. Несколько капель попали в чашку с кофе, наверняка придав ему солоноватый привкус. Ей захотелось попробовать вкус своих переживаний, и она поднесла чашку к своим губам. …Прекрасная ночь, неправда ли? ... Этот шепот раздался внезапно и из ниоткуда, от чего девушка легонько вздрогнула, начав немного замедленно крутить головой по сторонам. В дальнем конце коридора что-то делала медсестра – единственный человек, кто был здесь - но это явно не могла быть она. Потому девушка решила списать все на свои нервы, вновь сгорбившись с кофе в руках на неудобном сидении. Она опустила взгляд в свою чашку, и глаза стали немного слезиться от попадавшего в них пара. …У тебя есть какое-то сильное желание? ... Девушка резко подняла голову, но вокруг по-прежнему никого не было. Она пригляделась к углам, за которыми ей ничего не было видно и за которыми кто-то мог скрываться. - Папа? – неуверенно шепотом спросила она, ожидая, что тот прячется где-то неподалеку. Но ответа не последовало, и девушка снова опустила голову к горячему напитку. …Вкусный кофе? ... - Что? – резко спросила шепотом девушка, явно удивленная уже не каким-то непонятным голосом, а вопросом, который он задал. Голос был очень вкрадчивым, в нем чувствовалась какая-то усмешка, которая не слишком располагала к разговору. А вопрос совсем сбил с толка. – Кто здесь? Девушка продолжала некоторое время крутить головой, но так и не находила своего таинственного собеседника. Но через некоторое время она услышала насмешливое хмыканье или даже хихиканье, произносимое все тем же голосом. …Меня очень удивляет, что меня вызвал кто-то, у кого даже нет никакого намека на желание. Но я нахожу твое поведение достаточно забавным … Девушка сжала губы. Ей явно не очень понравилось то, что сказал бесплотный голос… И вообще то, что она продолжает его слышать! «Со мной начинает творится что-то не то… Не дай Боже шизофрения», - подумала лишь она. …Кажется, твоей маме очень больно. Может, ты хочешь ей помочь? .. Девушка сильно сжала чашку, и та скукожилась, вся жидкость выплеснулась наружу. Она обожгла руку, но это смогло помочь ей оглушить возмущение, которое криком застряло комом в горле. На ее радость, голос смолк. Что бы то ни было, и как бы это странным не казалось, что она слышала какой-то голос, и чтобы он говорил подобные вещи, девушка отчаянно не хотела лишь одного: чтобы кто-то так ясно и четко озвучивал ее болезненные мысли. *** Посреди ночи у больной случился новый приступ, и врачам потребовалось больше времени, чтобы ее успокоить, чем в прошлый раз. Женщине даже после этих уколов не удавалось уснуть, и она оставалась бодрствующей, водя усталым взглядом, наполненным мучениями по своей больничной палате. Мужа и дочь попросили оставаться вне комнаты, потому они сейчас оба сидели в коридоре у двери палаты. Оба выглядели изнуренными. Девушка подпирала голову двумя руками, заплаканными красными глазами смотря в белую плитку пола, а мужчина сидел, поставив локти на колени, соединив пальцы своей руки на своей лысине. Когда болезненные крики женщины в палате прекратились, они встрепенулись, обернувшись к стеклянной стене. Но, увидев, как доктор жестами просит не заходить в комнату, остались сидеть на месте. - Папа… - шепотом позвала девушка, сжав его локоть. Мужчина закивал, давая понять, что слушает. - Как думаешь, может стоит… помочь маме? – тихо еле слышно спросила девушка. Отец поднял на нее голову, явно ошеломленный ее вопросом. Девушка знала, что мужчина понимал, просто это в их ситуации казалось сумасшествием. - Она просто уснет, - осторожно прошептала девушка, сжимая крепче мужской локоть. – И больше не будет чувствовать боль… - Нет, я не могу. Не смогу позволить, - решительно отрезал отец, вновь опуская голову. - Ей больно, отец, - не унималась дочь, чуть подергав его руку. - Нет, ни за что! – выразительнее прошипел мужчина, схватив девушку за плечи и чуть встряхнув. – Даже не думай об этом! Та испуганно смотрела на него широко распахнутыми глазами, но ничего не отвечала. Когда он успокоился и отпустил ее, девушка сжалась на сидении, пытаясь спрятать от него свои слезы. Но она так и не смогла затоптать в себе опрометчивый план, а вид больной матери, чьи руки сжимали до обеления костяшек пальцев одеяло, только лишило ее страха. Ночью, когда матери все же удалось уснуть, как и отцу, который в эту ночь дежурил, девушка отошла в аптеку больницы и купила упаковку снотворного, после чего без проблем забрала столовую ложку из столовой. Сев в мрачном коридоре за ее дверьми, девушка достала из кармана пакетик, который она взяла ранее и насыпала в него десяток таблеток из только что купленной упаковки. Когда она подняла пакет с горсткой белых таблеток перед своими глазами, она поняла, что снова начинают сдавать нервы. Руки стали сильно дрожать, а по холодным щекам потекли слезы. Громко всхлипывая и кусая губу, она еле-еле достала трясущимися руками ложку из кармана и надавила на пакетик, который приложила к своей острой коленке. Несколько таблеток разом разломились на несколько кусочков, но ей надо было добиться именно порошка. Она старалась изо всех сил, но руки подводили, а слезы лились из глаз только сильней. Но сил много и так не осталось, и девушка, громко всхлипывая, уронила себя вместе со всем, что держала в руках, на пол. Она безудержно рыдала, сжимая руками прозрачный целлофановый пакетик и столовую ложку. Прошло немного времени, и она даже не заметила, как в коридоре перегорела одна лампочка, отчего стало несколько темнее. …У тебя не хватает сил, смертная. Я смогу тебе помочь. Надо только попросить … - Не надо… не надо… - всхлипнула в ответ девушка, оставив валяться на полу пакетик и ложку, потянувшись рукой к своей голове. …Только попроси, я все исполню. Я с легкостью прекращу страдания твоей матери, как и твои тоже … - Нет! Не смей… не надо… - лихорадочно прошептала та сквозь рыдания, схватившись руками за голову, прижав ладони плотно к ушам. – Пожалуйста, не надо… Голос умолк, исчезнув так же внезапно, как и появился. Девушка больше не слышала ничего, кроме своих громких всхлипов и своего же шепота, который повторял снова и снова: «Не надо...». *** На утро в палату больной принесли блинчики и стакан апельсинового сока. Девушка молча приняла поднос из рук медсестры и уселась на краешек кровати, осторожно разместив поднос на столике перед больной. - Смотри, мама, сегодня блинчики,- тихо произнесла дрожащим шепотом девушка, аккуратно кладя салфетку матери под подбородок. – Они все в маленьких дырочках. Должно быть, вкусные. Я порежу их тебе на маленькие кусочки, чтобы тебе было легче. Она стала не спеша резать лишь пару блинчиков сеткой, чтобы каждый кусочек был по размерам как зубчики вилки. Когда она с этим управилась, девушка насадила на вилочку маленький кусочек и поднесла к губам женщины. Она с трудом открыла рот, приняв пищу, и не спеша стала разжевывать. Девушка в это время насадила на вилку следующий кусок, и принялась ждать, устремив глаза в сторону. Из них должны были вот-вот снова политься предательские слезы, чтобы их хоть как-то остановить, девушка закусила губу. Увидев, что мама закончила жевать и проглотила кусочек блинчика, дочь слегка оживилась. - Не хочешь сделать глоток сока, мама? – еле слышно спросила плачущим голосом она. Женщина слабо кивнула, и девушка чуть торопливо положила тарелку на поднос, беря обеими руками стакан сока. Она собиралась поднести его краешек к губам больной, но та внезапно схватила дочь за локоть, что та испуганно вздрогнула, уронив стакан на пол. Весь сок разлился, образовав небольшую лужу. - Дай мне… умереть… прошу… - с мольбой в глазах попросила женщина, сжимая крепче локоть девушки. - Мама… - удивленно выдохнула та, смотря на женщину напуганными глазами. - Я больше… не могу, деточка… - пролепетала вновь больная. - Нет, не надо… - замотала головой в ответ дочь, чувствуя, как щеки обжигают слезы. - Это причиняет… боль и тебе и папе… прошу тебя… - Ни за что, нет… - продолжала мотать головой девушка в ответ на мольбы матери, приложив кулаки к своему лицу. - Ты просто… слабая… Внезапно девушка услышала, как пиканье аппарата, который измерял жизненные показатели ее родителя, стало громче и намного быстрее, заставляя что-то внутри говорить об опасности. Она резко подняла голову и увидела, как лицо женщины, чья голова лежала на подушках, замерло в одном положении, а глаза безжизненно смотрели в пространство. Быстро подняв глаза на аппарат, девушка увидела, что все показатели оказались на нуле, все линии стали ровными. - Мама! – воскликнула девушка, подергав женщину за руку. На шум аппарата сбежались медсестра и какой-то посторонний доктор, который оказался рядом и, когда увидели, что происходило на мониторе, бросились на помощь, пытаясь отгородить девушку от пациентки. В комнату так же прибежал и муж женщины, а так же и ее лечащий врач. Он попросил всех замереть на местах, что присутствующие доктор и медсестра и сделали, пока отец подошел к своей дочери. Знакомый доктор в халате тем временем подошел к пациентке и, игнорируя пищащий аппарат, нащупал пальцами вену на ее морщинистом запястье. Через несколько секунд он поднял глаза на родных больной и отрицательно покачал головой. - Мама!.. *** Вскоре все крики утонули в оглушающей скорбной тишине. Девушка сидела на высоком стуле перед каталкой в той же самой палате, на которой лежало тело ее матери. Белой тканью было скрыто все, были видны лишь руки, которые лежали вдоль тела. Дочь умершей сидела, сгорбившись почти пополам, прижав лоб к ледяной руке женщины. Она слышала, как из палаты вышел отец, но уже не помнит, когда. Так же слышала, что сюда же после него заходил и врач, после чего так же тихо вышел. Правда она тоже не помнит, когда это было. Она просто сидела и молча слушала тишину. В ней она время от времени слышала свои собственные крики, которые якобы эхом раздавались из прошлого. Но и этот крик не мог оглушить тяжесть и пустоту в душе. Даже если эти два чувства совсем несовместимы. В палату тихонько постучались. - Идем, нам пора, - тихо произнес мужской голос, принадлежавший отцу девушки. Она слышала, и понимала прекрасно, что она вечно не сможет здесь сидеть. Однако очень хотелось чем-то заполнить пустоту, облегчить тяжесть в душе и перекричать собственные крики, которые раздавались в голове. Если и не перекричать, то хотя бы ответить. - Никто не смеется над Богом в больнице… - шепотом напевала себе под нос девушка, коснувшись носом морщинистой руки матери напоследок. – Никто не смеется над Богом в войне…