Поместье в Гравити Фолз.

Когда серебристая тойота подъезжает к поместью и паркуется прямо на газоне, практически под окнами гостиной, Марку даже не надо выглядывать в окно, для того чтобы узнать, кто именно выйдет из машины, звук мотора которой может поднять даже мертвого. Поэтому, не раздумывая, Марк идёт к входной двери и распахивает ее настежь, не заботясь о том, чтобы сохранить теплый воздух в доме. — Рад тебя видеть, Бинет, — довольно тянет Марк, увидев подругу.       Макаров действительно рад её видеть. Появление Бинет здесь, пусть даже и не продолжительное, как глоток свежего воздуха. Напоминание о том, что там, в каких-то десятках километров отсюда, есть нормальная жизнь без развивающейся паранойи с отблесками шизофрении.       Радость длится совсем недолго, стоит только Марку заметить долговязую фигуру позади Бинет. Заметно напрягшись и сменив широкую улыбку на непроницаемое выражение лица, Марк интересуется: — А почему он приехал с тобой? — фраза ни разу не звучит также радостно, как приветствие, произнесенное секундами ранее.       Бинет удивленно хлопает глазами, оборачиваясь на своего попутчика и окидывая его мимолетным взглядом. — Он сказал, что электрик и должен был приехать к вам еще утром, но у него пробило колесо и… — девушка осекается. — Я зря это сделала?       Не сводя подозрительного взгляда с Германа, все так же стоящего у машины, Марк отрицательно качает головой и медленно переводит взгляд на растерянную Бинет. — Нет, все нормально, нам же с Машей нужен свет, — на лице Макарова снова возникает широкая улыбка, и Бинет бы совершенно убила его двойственность, если бы она не знала друга настолько хорошо.       Сжатые до побеления костяшек кулаки, подозрительный блеск в глазах и то, как метнулся его взгляд в сторону Геры, стоило тому подойти чуть ближе — все явно выдавало то, что Марк до довольно сильно напряжен. Он будто ожидает удара в любое мгновение.       Бинет проходит внутрь дома, подмечая, что холл и гостиная, что виднеется из прохода, вполне себе чистые.       Марк остался стоять в дверном проеме, внимательно следя за Германом, который ленивой походкой направлялся к дому, поправляя на плече сумку с инструментами.       Гера словно вышел из фильма, где собраны все клише о простых работягах: синий комбинезон, красные кеды, потертая сумка. — Я прошу прощения за свое опоздание, — говорит Герман, стоит ему только подняться на крыльцо — по его легкой лукавой улыбке Марку ясно, что ему ни грамма не жаль.       Марк напрягается сильнее, когда Гера, не дождавшись банального приглашения войти, аккуратно проходит мимо Макарова. Герман буквально показывает свое превосходство в этой ситуации.       Но загвоздка в том, что Марк даже не знает, в чем преимущество Геры. — Я пройду сразу наверх? — наигранно вежливо интересуется Герман, поворачиваясь к Марку, закрывающему входную дверь. — Ох, боюсь, что сначала стоит проверить проводку в гостиной, она коротила в последнее время, — срывается у Марка с губ раньше, чем он успевает подумать.       Чувство, что сейчас так неистово скребется где-то в районе солнечного сплетения, наверняка и есть тот самый инстинкт самосохранения, присущий каждому живому существу. Он просто чувствует, что Геру нельзя пускать на чердак ни в коем случае.       Электрик удивленно приподнимает брови, с явным недоверием глядя на Марка, глаза которого бегают по полупустому холлу, стараясь зацепиться хоть за что-то, только бы не смотреть в глаза Герману. — Ладно, — недоверчиво тянет Герман, — я проверю проводку в гостиной в первую очередь, Марк, наша компания всегда готова предоставить вам самое лучшее обслуживание. Ведь это будет так неловко, если вас ударит током, пока я буду менять предохранители на чердаке.       От последнего предложения у Марка неожиданно пересыхает во рту и в горле возникает ком. Макаров резко поднимает глаза на Геру и взглядом встречается с широкой улыбкой. — Шутка, Маркуш, — сверкая своими ямочками на щеках, произносит Герман. — Думаю, вас ждет светлое будущее в карьере комика, — губы Марка растягиваются в ответной улыбке, только эта улыбка пропитана сарказмом с толикой страха и настороженности. — Благодарю, но думаю, что мои родители будут этому не особо рады. — Точно так же, как и ваш работодатель, когда узнает, что вы мало того, что опоздали, так еще и пренебрегаете своими обязанностями.       На мгновение Марк чувствует превосходство над Герой, ровно до того момента, пока мужчина не усмехается в очередной раз и не поднимает на него свой взгляд кроваво-красных глаз. В них нет белка, они словно залиты маслянистой краской, поблескивающей в свете дня. Но устрашающий взгляд пропадает, стоит только Марку моргнуть.       Кроваво-красные омуты пропадают, будто их и не было вовсе, и все это лишь злые шутки воспаленного воображения. Только взгляд этих самых красных глаз Марк до сих пор чувствует на себе. — Что-то не так? — вежливо интересуется электрик. — Всё хорошо. До ушей Макарова доносится едва слышный надменный смешок, заставляющий Марка еще больше верить в то, что это все ему не привиделось.       Спохватившись, Марк отводит Германа в гостиную и рассказывает ему о совершенно не существующей проблеме. Он сбивается, говорит что-то невпопад, но сейчас это не важно. Марку хочется поскорее попасть в общество Бинет, которая наверняка уже пробралась на кухню и что-нибудь хомячит.       Так и оказывается. Марк находит Бинет на кухне с пачкой чипсов и газировкой в руках; не особо доверяя старым деревянным стульям, девушка уселась на пол. — Ты привез все, что я попросила? — предпочел приступить сразу к делу Марк. — Да, правда с лестницей пришлось повозиться, — отпивая немного газировки отвечает Бинет. — Ну, давай тогда ключи, я схожу возьму, — говорит Марк, подстегиваемый внутренними страхами, и протягивает к девушке руку ладонью кверху. — Неа, — нагло заявляет Бинет, высыпая в рот оставшиеся от чипсов крошки, и поспешно добавляет, попутно стряхивая крошки, попавшие на футболку, — не дам до тех пор, пока ты не расскажешь, что тут происходит, зачем вам аптечка и где Маша.       Марк возмущенно выдыхает, готовясь уже напомнить Бинетке о том, кого тут надо уважать, но осекается, понимая, что девушка заслужила знать хотя бы часть того, что тут происходит. Все-таки не каждый друг готов несколько часов потратить на дорогу, примчавшись по первому зову. — Ладно, — сдается Марк, присаживаясь рядом с Бинет и отпивает немного газировки.       Он не хочет рассказывать все, что творится в доме. Освещенными оказываются лишь те детали, что не несут в себе ни грамма мистического смысла, но даже этого хватает, чтобы глаза Бинет заблестели от восторга. Девушка будто бы вся обратилась во внимание, вникающе слушая Марка, который рассказывал, как Маше пришлось потеть, чтобы выбраться из своеобразной ловушки. — Вау, — тянет Бинет, — я даже почти обижена на вас за то, что вы не позвали меня. — Теперь я заслужил ключи от машины? — парень снова протягивает руку и довольно улыбается, когда холодный металл брелка касается его кожи, — поможешь заснести на чердак лестницу?       Бинет недовольно хмурится, но выбора у неё особо нет: она привыкла всегда помогать друзьям, пусть и канючит перед этим, но это все так, для образа. Они стараются максимально не шуметь, когда Бинет затаскивает лестницу на второй этаж, получив перед этим странный взгляд от Германа, работа которого, кажется, никуда даже не продвинулась. Марк не хочет разбудить Машу, которой за сегодня уже и так досталось.       Но все идет не по плану, когда при первой попытке затащить тяжелую железную лестницу на чердак, она выскальзывает у Бинет из рук и, практически чуть не прихлопнув Марка, с грохотом падает на пол.       Парень шипит на девушку, показывая ей кулак, на что она лишь виновато пожимает плечами. — Вы чего тут делаете, решили дом весь снести? — звучит за спиной сонный голос Маши, отчего уже Марк не удерживает лестницу в руках, и если бы не Маша, успевшая ее придержать, он уронил бы ее на себя. — Давно не виделись, Маш, — заслышав сонный голос, Бинет выглянула из люка и в знак приветствия помахал ей рукой.       Подняв заспанный взгляд на чернокожую, губы Элвис растянулись в улыбке, а в глазах так и заискрилась радость.       Теперь Маша помогает Бинет с лестницей, чтобы та не уронила её снова. Оказывается, легкие на вид лестницы до чертиков тяжелые. — Не могла складную привезти? — доносится до Маши тихий шепот Марка. — Эй, я вообще-то и так объездила три строительных, чтобы хоть эту найти, — возмущено отзывается Бинет. Слух у неё, оказывается, куда лучше, чем предполагалось.       С горем пополам им все же удается затащить тяжелую лестницу на чердак. Оказавшись там все втроем, они вместе склонились над сломанной доской, стараясь примерно предположить, сколько досок еще придется сломать.       Новенький, хорошо наточенный топор лежал чуть поодаль лестницы и поблескивал своим лезвием, и совсем не важно, что света на чердаке практически нет. — Я думаю, что три доски хватит, — оглашает свой вердикт Маша, присмотревшись к ширине лестницы.       Марк лишь фыркает в ответ, явно выражая свое несогласие. — И мы засунем туда только лестницу, а сами не поместимся, — резонно заключает парень.       Неожиданно Маша чувствует, как против своей воли начинает раздражаться на Марка: если он такой умный, то мог бы и один тут со всем справиться.       Накрывшую помещение тишину прерывают лишь тяжелые вздохи Марка, который теперь недовольно бурит Машу хмурым взглядом, его так и подмывает ещё раз съязвить.       Неизвестно, сколько бы они еще бросали друг в друга молнии взглядами, если бы не треск ломающихся досок. Марка и Машу будто бы выныривают из своего наваждения, отпуская все раздражение и злость, и они синхронно поворачиваются к Бинет, которая во второй раз заносит топор для удара. — Бинет! — в один голос выкрикивают Маша и Марк, заставляя девушку замереть с занесенным в воздух топором. — Что? — Бинет недоуменно смотрит на ребят, — вы ведь так бы и не решили, сколько досок ломать, еще бы и драться начали.       Парень с девушкой лишь машут рукой, понимая, что Бинет не так уж и далек от истины, но признавать этого вслух не хотят. И пока чернокожая старательно колет доски, щепки от которых разлетаются во все стороны, Марк старается понять, из-за он так разозлился на Машу.       В тот момент раздражение и злость накатили на него неожиданно, словно лавина. И это так странно, потому что Марк был абсолютно уверен в том, что он никогда не сможет действительно разозлиться на Машу, сколько бы ругани и недоразумений между ними не было. — Теперь можно попробовать, — заключает Бинет, откладывая в сторону топор.       Марк и Маша послушно подтягивают громоздкую лестницу к широкому проему с опасными обломанными краями; ступать на эти полусломанные доски становится еще страшнее, чем когда они были просто сухими и дряхлыми от старости, но спускать лестницу аккуратно по краю приходится. — Я спускаюсь первый! — заявляет Марк, моментально шагая вниз по ступенькам.       Ему будто совершенно не страшна царящая внизу тьма.. — Почему это ты первый? — знакомое чувство раздражения снова начинает царапаться где-то внутри, заставляя Машу прикусить язык, в попытке сдержать рвущееся недовольство.       Бинет недоумевающе смотрит на подругу, которая впервые ведет себя так странно. Если к эмоциональным перепадам Марка она привыкла, потому что Макаров всегда был человеком настроения, то Машу видеть в таком состоянии Бинет действительно непривычно.       Оказавшись в комнате, Марк восторженно выдыхает и включает фонарик на телефоне, освещая помещение. Оно оказывается куда больше, чем парень изначально предполагал.       Клубы пыли, осыпавшаяся с потолка побелка, толстые щепки досок, а главной завершающей деталью был когда-то кристально-белый тапок Маши, лежащий ровно посередине комнаты.       Выцветшие обои с узором, явно бывшие в то время не какой-то дешевкой, сейчас в некоторых местах свисали со стен. Пыльный комод стоит там, где должно было быть окно, а сейчас же там лишь кирпичная кладка.       В дальнем углу комнаты, по левую сторону от двери стоит коричневое пианино, покрытое толстым слоем пыли, и только лишь одна деталь цепляет взгляд.       На крышке пианино выведено единственное слово: «Скоро»       Оказавшись у пианино в два больших шага, Марк не церемонясь стирает надпись рукавом своего свитера, смахивая с крышки пыль. — Хэй, Марк, все нормально? — свешиваясь с чердака, спрашивает Маша. — Все окей, можете спуститься, если хотите, — отзывается Марк, оглядываясь по сторонам в поисках еще каких-нибудь посланий.       Его внимание привлекает сложенный вдвое лист бумаги на столе. Он не вписывается в общую обстановку. Стол абсолютно пуст, и лишь письмо манит к себе своими желтыми страницами.       Парень уже готов с интересом заглянуть в содержимое письма, когда в комнате отчетливо становится слышно, как кто-то проходит мимо него мягкой поступью, но старые половицы выдают, поскрипывая от любого шага, а следом раздается голос Геры, про которого Макаров, честно говоря, уже забыл: — Проводка готова.       Тихо матерясь от досады, Марк клятвенно обещает себе, что как можно скорее вернется сюда, чтобы все осмотреть еще внимательнее.       Оказавшись внизу, но уже по ту сторону кирпичной кладки, парень удивленно застывает, наблюдая за тем, как его подруги вполне себе дружелюбно разговаривают с Германом, который даже не скалится им в ответ.       Нахмурив брови и сложив руки на груди, Макаров решает остаться в тени, пока беседа не подойдет к концу или его не заметят. Брови хмурятся еще больше, практически сходясь на переносице, когда Маша бодро заявляет: — Конечно, вы можете остаться тут, Гер. Я уверена, Марк будет не против.       Последние слова заставляют Макарова раздраженно цокнуть языком, тем самым привлекая к себе внимание.       Группа людей сразу же обращает на него взгляды, но сам парень даже не собирается двигаться с места, всем своим видом показывая, что ему нужны объяснения. — Марк, ты же не против, что Герман останется у нас на ночь, — улавливая настрой друга, начинает Маша, — его машину все еще не забрали с места, а Бинет никак не может остаться: у неё завтра занятия.       Стоящая позади Бинет согласно кивает на каждую фразу Элвис, не рискуя и слова вставить, потому что Марк сейчас выглядит как-то слишком угрожающе.       Переведя взгляд пару раз от Маши к Бинет и обратно, Марк поднимает взгляд на Германа и едва ли не отпрыгивает в сторону.       Потому что глаза его снова превратились в два красных омута, словно наполненные кровью. Марк героически сдерживает свой страх, кусая кончик языка, стараясь отвлечься на боль. — Я, если что, могу заплатить, — добавляет Гера совершенно обычным голосом, но глаза его так и поблескивают красным. — Вот видишь, — восклицает Маша и оборачивается к Герману, глаза которого в одночасье становятся обычными, а на его губах расцветает улыбка.       Ему бы в самую пору закричать, оттолкнуть подругу, да и к черту вытолкнуть Геру в окно, которое так кстати расположилось прямо за его спиной. Только что-то подсказывает, что силы у этого существа куда больше, чем у Марка, который в спортзал ходит раз в неделю, да и то не всегда. — Ладно, — сдается он, не выдерживая просящий взгляд Маши.       В глубине души Марк чувствует, что совершает непоправимую ошибку, но что-то менять уже поздно. ***       Попасть обратно в комнату получается только ближе к полуночи, когда все обитатели дома провалились в беззаботный сон, а луна за окном вступила в полную силу, озаряя небо тусклым светом.       Марку ни капли не нравится идея того, что рядом с ним, всего в паре комнат от него, спит — а спит ли вовсе? — существо, которое точно не является человеком. Он чувствует гнетущую опасность, что грозовой тучей нависла над ним. Он чувствует: что-то идет совсем не так, как надо. Его безопасность под угрозой.       Стараясь ступать как можно тише, Марк проходит на чердак и, плотно прикрыв люк, просовывает между старой ручкой, подернутой ржавчиной, одну из сломанных досок, которые никто даже и не подумал прибрать. Он не хочет, чтобы хоть кто-то прервал его, как это уже случалось.       Перед глазами до сих пор маячит выведенная на пыльной крышке пианино надпись. Марк будто бы знает, кто это сделал, но от этого факта становится только тревожнее. Он совершенно не знает, что можно ожидать от клубящейся тени, которую он не видел уже относительно долго.       Душа ликует, когда спустившись на пыльный пол потайной комнаты, старые доски не скрипят под ногами. Удача будто бы снова оказалась на его стороне.       Телефонный фонарик снова наполняет комнату светом, которого явно не достаточно для такой просторной комнаты, но это лучше, чем ничего.       Стараясь не тратить время, Марк торопится скорее изучить свою дневную находку, но рука замирает в мгновении от того, чтобы схватить ветхие листы. Рядом с пожелтевшей бумагой на толстом слое пыли словно выведены слова. «Зря» «23:48» Сердце ухает куда-то вниз, а во рту резко становится сухо. Телефон оповещает о том, что сейчас всего лишь 23:30. Мысль о том, что отсюда надо уйти, так и скребется, но, совладав с собой, Марк раскрывает письмо.       Уже знакомый мелкий неразборчивый почерк встречает его на пожелтевших страницах, и, ни грамма не сомневаясь, парень углубляется в чтение, не обращая внимания, как в комнате становится с каждым мгновением все темнее. «Я столько лет ненавидела тебя, не зная всей правды. Столько лет прожила в слепой ненависти. Считала тебя бельмом. Позором нашей семьи. Но если бы я только знала. Кладбищенская земля, кошачьи кости, фотография, тысячелистник. Даже представить не могу, где ты это все взял и как ты решился на это. Я встретила таких же людей, как ты, пару лет назад. Им повезло больше, некоторым дали прожить десятки лет, некоторым меньше. Тебе же не дали и вовсе. Я видела, что случается с теми, чье время истекает. Их живьем разрывает на куски, они скулят, плачут, просят о пощаде, но чьи-то звериные когти продолжают разрывать их плоть. До тех пор, пока не прорывают до самой грудной клетки. Никто не знает, как выглядят эти существа. Только сейчас я понимаю, что твое решение было куда более правильным. Родители бы не выдержали увидеть тебя таким. Лучше повешенное тело, чем разорванные в клочья ошметки. Ты сделал это ради семьи. Ради нашего счастья: былого благополучия, богатства и светлого будущего. Я все еще не верю, что столько лет жила с ненавистью в сердце. Ты пожертвовал собой ради нас. Узнав это все, я больше не могу тут находиться. Планирую уехать и забыть об этом доме навсегда. Я скрою комнату, пусть никто больше не вступит сюда. Мне так жаль, Тимох, я надеюсь, что ты простишь меня. Твоя маленькая Ева».       Марк едва ли успевает прочитать последние строки, когда его нечто невидимое прижимает к стене. Он снова не может шевелиться, словно это паралич из его сна. Только чувствуется это совсем иначе. Реальнее.       Нечто тяжелое давит на грудную клетку, но Марк ничего не видит. В комнате царит мрак, хотя он знает, что фонарик еще светит, он не выключал его. Но почему же так темно? — Ты слишком любопытный, — басисто разносится из угла комнаты, в той стороне, гв которой стоит старое пианино, где была надпись.       Марк видит, как кто-то мягкой походкой приближается к нему. Он чувствует лишь животный страх, настолько сильный, что хочется залиться горькими слезами, только он не может даже плакать, словно его тело поставили на паузу.       Только когда чужая фигура предстает перед его взглядом, Марк видит лишь пылающие кроваво-красные глаза. «Герман! Герман! Герман!» — бьется в голове.       Хочется кричать в ужасе, задыхаться собственной беспомощностью, но единственное, что сейчас может Марк, это ждать. Ждать того, что произойдет с ним дальше.       Когда ладонь Геры сжимается вокруг его шеи, Марк осознаёт, что ждать чего-то хорошего не стоит.       Сила, прижимающая его к стене, спадает, но на ее место приходят сильные руки Германа, которые прижимают его не слабее. Медленно рука Геры возвышается вверх, поднимая Марка по стене, как тряпичную куклу.       Воздуха совсем не хватает, Марк чувствует, как легкие горят огнем, а он лишь открывает и закрывает рот в попытках вдохнуть хоть немного воздуха.       Перед глазами начинают мелькать черные пятна, и Макаров изо всех сил хватается за последние крупицы сознания, чтобы не распрощаться со своей жизнью, когда видит, как на плечо Геры опускается чужая ладонь.       Бледные, жилистые пальцы крепко сжимают чужое плечо, привлекая внимание Гермара, заставляя его обернуться. — Я просил напугать, а не убить, — доносится до помутненного сознания.       В этот же момент Марка отпускают, позволяя ему наконец-то вдохнуть воздуха. Макаров безвольным мешком съезжает по стене, глубоко дыша и чувствуя, что сознание все еще хочет покинуть его.       Последнее, что видит Марк — уже знакомое мертвенно-бледное лицо и губы, подернутые синевой. — С возвращением, — доносится голос Германа.