Смерти хочешь?

Тёмная мало освещённая улица, на которой птица иной раз не хочет пролететь, что уж говорить о людях. Чёрный автомобиль с тонированными окнами, припаркованный под перегоревшим фонарём. В машине тихая музыка, еле слышный шорох одежды и сбившееся дыхание девушки. Джинён целует её бережно и нежно, при этом сохраняя напор. Проводит языком по нижней губе, несильно кусает её, тянет на себя. Проникает рукой под тонкую великоватую ей красную футболку. Нежно гладит кожу спины. Любая на её месте уже давно бы сдалась, но ей этого делать нельзя. Нет, Пак Джинён, ты не победишь! Чон Айрин улыбается, когда её парень углубляет поцелуй, и отстраняется, на несколько сантиметров – на большее расстояние он бы её и не отпустил. Ну да, с его-то силой. — Нет, это не сработает, — сообщает твёрдо. Она знает, чего он добивается, поэтому сердце спокойно, а не стучит, как бешенное, как делает постоянно в подобных ситуациях; поэтому ей просто ему отказать. — Пожалуйста, Рин, — шепчет он ей на ухо. — Позволь мне сделать это. Вампир смотрит тёплым взглядом ей в глаза, и она готова сдаться. Готова прямо сейчас сказать: «Давай, сделай это». Но тогда это будет слабостью. Значит, она сама не в состоянии, она слишком слабая, раз ей приходится хвататься за своего парня. Айрин проводит рукой по его щеке, мотает головой. Серьёзным взглядом Джинён смотрит на слишком тёмный дом её отца, возле которого мнётся Ёнджэ, дожидаясь девушку. Ещё никогда дом её детства не выглядел таким пустым и одиноким. Он и раньше-то не был очень уж уютным, но никогда не казался заброшенным. Самое безопасное место в мире – вот чем он был для Чон. Место, где вместе с Ёнджэ они забывали обо всех печалях. Как всё поменялось. Она переводит глаза на Пака, не в силах больше смотреть на дом, когда-то бывший её убежищем. Ловя на себе взгляд её карих глаз, Джинён лукаво улыбается, продолжая выводить круги на коже спины под футболкой. — Заключим сделку, — говорит. — Ты позволяешь мне пойти с тобой, и мы снова сходим на колесо обозрения. Айрин улыбается его отчаянным мерам – знает, как он «горит» желанием пойти туда ещё раз. В прошлый раз она его чуть ли не умоляла пойти с ней. Парень наклоняется к её шее, девушка по инерции наклоняет голову набок, предоставляя ему доступ – здесь уж ничего не поделаешь, тело само реагирует. — Не хочу. Там скучно. — Уверена? — шепчет, покрывая кожу быстрыми мягкими поцелуями. — В прошлый раз тебе скучно не было. Не знай Чон, что он задумал, что всё это игра лишь бы заставить её сдаться, давно бы послала всё к чёрту и позволила бы ему пойти с ней – что угодно, только бы он продолжал её касаться. Пак Джинён – манипулятор. Кто бы знал? И его хитрый план действительно сработал бы, только вот она знает правду. Связь между ними работает идеально как никогда. Она пропала после её смерти, и ещё пару месяцев и Джинён, и Айрин чувствовали внутри лишь пустоту – то ужасное чувство, словно потеряли важную частицу себя, и уже никогда не будет как прежде. Теперь с её возвращения к жизни прошло чуть больше трёх месяцев, и связь снова вернулась. Они вновь чувствуют друг друга, будто одно целое, будто и не было этого перерыва в два с половиной месяца. — Как бы мне не нравилось твоё предложение, — сообщает девушка, отодвигая его от себя, — я говорю нет. Я должна сделать это одна. Он заглядывает ей в глаза, так мило удивляясь. Поднимает брови, приоткрывает красивые идеальные губы. Оставаться серьёзной просто не получается – улыбка возвращается на её лицо. — Я знаю, что ты делаешь, — говорит ласково. — Ты волнуешься за меня, потому и рвёшься пойти со мной к папе. Но я в порядке, клянусь. Ни капли не волнуюсь. Посмотри на меня, послушай моё сердце – я спокойна. — В этом-то и проблема, — наиграно ворчит Джинён. — Тебя целует твой парень, а ты абсолютно спокойна. Сердцебиение хоть ускорилось бы ради приличия. — Просто я знаю, что ты делаешь это из расчёта, а не в порыве страсти, — заявляет, хлопая его по плечам, водит ладонями по свитеру в чёрно-белую широкую полоску. — Контролировать себя сразу становится так просто. — Всё, что касается тебя, я только и делаю, что в порыве каких-либо эмоций. С тобой думать вообще не выходит. — Он обнимает её. — Но ты права, я волнуюсь за тебя. — Не стоит, Нён-и. — Айрин прижимается сильнее, зажимая в кулаке свитер. — Мы с папой просто поговорим. Это не займёт много времени. А к рассвету я уже буду дома, так что и на собрание клана успею. Верь в меня… Айрин быстро чмокает своего парня в губы и выходит из машины. Машет Джинёну на прощание, поворачивается в сторону Ёнджэ. Глубоко вздыхает. Машина Пака проносится мимо, и она подходит к парню. Её лучший друг стоит, засунув руки в передние карманы джинсов, спиной опираясь на коричневую дверь дома. Тёмные волосы сегодня разделены на идеальный пробор, обе части чёлки свисают на глаза, видимо он давненько не стригся. Белое худи с капюшоном – одно из его любимых. — Что, отпустил тебя, наконец, рабовладелец? — усмехается он, встречаясь с подругой взглядами. Чон рада видеть эту усмешку – лучше её, чем вечно хмурое лицо. Со дня её смерти они с Чхве виделись не часто: у её друга всё время какие-то дела, он вечно куда-то спешит, на друзей у него нет времени. Но даже в те редкие встречи он никогда не улыбается, словно рядом с ней – это последнее место, где он хотел бы оказаться. — Он просто волнуется за меня, — замечает вампирша, пожимая плечами. — Ты здесь, чтобы дать наставлений перед встречей с папой? — Будь к нему мягче. Он волновался за тебя. Айрин облокачивается на стену, пристраиваясь рядом с другом. Вздыхает, засовывая руки в карманы чёрных шорт. Быть мягче. Её не нужно просить об этом. Она бы не пришла к отцу, если бы не хотела вернуть их отношения. Конечно, они наладятся не скоро, дочь ещё долго будет помнить о его поступке, но шаг вперёд уже сделан. Кто знает, может она простит его со временем. — Не нужно просить меня об этом, Ёнджэ. Ты меня знаешь. Пришла бы я сюда, злись я на него, как раньше? — Ну, если что, я рядом. Парень вздыхает, поворачивается к подруге, смотря ей в глаза. Впервые с момента её обращения он спокойно смотрит ей в глаза; не отводит взгляда, не избегает её – и это безумно ей нравится. Кажется, какие бы мысли его не одолевали, теперь он с ними разобрался. Чон Айрин улыбается ему и затягивает в долгие крепкие объятия, желая раствориться в его тепле и поддержке: так давно она этого не получала. Сам Ёнджэ раздумывает пару секунд прежде, чем обхватить хрупкую талию подруги, и, наклонившись, уткнуться лбом в её плечо. Как же ей не хватало этой близости! — Спасибо, — шепчет ласково ему на ухо. Чхве напрягается от этого, крепче сжимая талию, после чего медленно выдыхает, заставляя себя расслабиться. Девушка списывает это на нервы. — Для меня это много значит. Одарив лучшего друга ещё одной улыбкой, Айрин делает глубокий вздох, поворачивается к коричневой двери, ведущей в дом, в котором она выросла. Поправляет красную футболку так, чтобы она полностью закрыла чёрные шорты, стучится в дверь. Ещё раз смотрит на Ёнджэ, пока ждёт отца. Тот показывает ей большой палец и улыбается этой своей кривоватой улыбочкой, когда глаза превращаются в «щёлочку». — Рин, — произносит мужчина на одном дыхании, когда видит гостью. Он распахивает дверь, предлагая войти. — Привет, папа… Когда-то тёплая, знакомая с детства гостиная, встречает Айрин холодом и одиночеством, которое только усиливается из-за отключённого света. Но даже в полумраке невозможно не разглядеть, как плохо выглядит ЧонХёнтэ. Под глазами глубокие тени, подбородок скрыт густой каштановой бородой, отец никогда не позволял ей так отрасти; вместо чёрной рясы обыкновенная серая пижама, а глаза такие грустные и безжизненные, что сердце разрывается. И как она оставит его теперь? Как выведет на разговор: ведь им давно пора бы уже поговорить? — Красивая косичка, — говорит мужчина спустя минут десять неловкого молчания. Айрин опускает голову, со смущённой улыбкой рассматривая голубые волосы, собранные сегодня в пышную косу. Берёт её в руки, вертит, слегка кивая словам отца. — Моя первая учительница научила меня, — говорит тихо, не решаясь взглянуть на Хёнтэ. — Она ужасалась каждый раз, когда видела те, что плёл ты. — Но ты всё равно каждое утро просила меня заплетать тебя… Чон нежно улыбается, вспоминая, как на протяжении года учительница Ма переплетала её косички, возмущаясь способностям её отца, а девочка на следующее утро неизменно приходила с теми же косами. Решившись, она поднимает голову, обращая полные слёз глаза на мужчину. — Да. Просила.

***

Напевая незамысловатую песенку, услышанную по радио в машине, Пак Джинён входит в дом, подбрасывает ключи в воздух и тут же ловит. Он улыбается. Чёрные волосы чуть взлохмачены из-за их с Айрин приключения в машине, но его это нисколько не беспокоит: пора уже разрушить эту ауру идеальности вокруг него. С тех пор, как он прочитал письмо от своей матери, всё это время лежащее в той шкатулке, его чувство вины понемногу начало отступать. Он, наконец, понял, что никак не мог бы спасти маму, и его вины в её смерти нет. Просто всё это время винить себя было гораздо проще, чем принять, что её больше нет рядом. И теперь, когда он почти смирился, дышится ему действительно легче. Замечая Джебома и Ауди, поднимающихся по лестнице и о чём-то беседующих, Пак убирает ключи в карман, подбегает к ним и обнимает обоих за шеи. Им немного напрягается, но, увидев друга, тут же успокаивает все бушующие инстинкты и расслабляется. Ауди же просто закатывает глаза. За два месяца он уже привык к «новому Джинёну», как он в шутку его зовёт. Джейби же, в отличие от него, ещё не свыкся с мыслью, что друг стал прежним – тем парнем до обращения. — О чём шушукаетесь? — спрашивает Джинён, подталкивая их продолжать путь. Рук с плеч парней он, само собой, не убирает. Джейби смотрит на него взглядом, вроде: «А подслушать не мог?», приподнимая брови. — Интересуюсь работой охотников, — пожимает плечами Ауди. — Ничего особенного. — Да, — кивает Джебом, соглашаясь. — Он спросил, кого я ещё встречал, помимо вампиров и оборотней. Но я ещё не так опытен. — Смущённо улыбается. — Ты – лучший охотник моего отца, — замечает Джинён, покосившись на блондина: возможно для Джебома это невинный вопрос, но он-то прекрасно знает, почему его лучший друг спросил это. После двух лет он всё также надеется услышать хоть что-то о девушке, разбившей его сердце. Ауди не поднимает глаз на Пака, смотрит в пол: знает, что тот догадался о его истинных причинах. Пожав плечами, вампир ничего не говорит и лишь поворачивается к Иму, заканчивая. — Не тебе скромничать. — Айрин у отца? — переводит тему Джейби. — Думал, ты останешься с ней. — Айщ, невыносимая девчонка! — Теперь останавливается сам Джинён. Ерошит свои и без того находящиеся в хаосе волосы. Друзья разворачиваются к нему лицом. — Отослала домой. Сказала, справится без меня. Вампир вздыхает. Он не в состоянии скрыть свое волнение и негодование: впервые с её смерти он отпустил её так далеко от себя. Все три месяца он старался держать её в пределах видимости или хотя бы слышимости, особенно пока связь не восстановилась. Но именно сегодня она заявила, что хочет поговорить с отцом, и, при этом, сделать это без него. Нет, он совсем не против, чтобы они с господином Чоном помирились, но почему он должен отпустить её так скоро? — Она меня совсем не слушается, — причитает Джинён. — С тех пор, как снова чувствует мои эмоции, она в конец обнаглела. — Знаешь, — улыбается Ауди, — мне нравится видеть тебя таким. — Взбешённым? — Похожим на человека, — заканчивает за него Джейби. Блондин согласно кивает. Пак закатывает глаза и продолжает идти к своей комнате, оставляя друзей за спиной, Продолжает напевать ту глупую песенку. Остановиться его заставляет плач, доносящийся из комнаты сестры. Чуть нахмурившись, он подходит к двери, стучит и входит в комнату. С человеческих времён здесь ничего не поменялось: те же сиреневые обои, те же плакаты с айдолами, те же книжные полки, заставленные пособиями по медицине, тот же ночник в виде толстопузого ангелочка. Джину он находит сидящей на полу возле кровати. Волосы собраны в высокий хвост. Лямка красного платья спала с тонкого плеча. Красная помада выделяется на фоне бледной кожи. По щекам бегут дорожки из слёз и туши. У бедра валяется листок. С вампирским зрением не составляет труда рассмотреть на нём мамин почерк. Прикрыв за собой дверь, брат подходит к сестре, садится рядом с ней. Он не произносит ни слова, только быстрым движением поправляет лямку платья и касается её сцепленных рук, лежащих на коленях. Хочется, чтобы она знала, что, как и обещал, он рядом, что она может выговориться ему. Девушка шмыгает носом. — Ты его всё-таки открыла, — произносит Джинён наконец, кивая на листок, лежащий между ними. Джина переводит полные слёз глаза на письмо матери, в котором женщина, скорей всего, рассказывает дочери о своей болезни: если не смерть от руки вампира, то рак лёгких в конце концов догнал бы её – как и сказала Айрин, это был лишь вопрос времени. Качая головой, она поворачивается к брату, поднимает листок, машет ему им. — Она умирала, Нён-и, — шепчет, снова шмыгая. Бросает письмо обратно на пол. — Умирала. А мы даже не заметили. Мы думали лишь о себе, все мы: ты, я и папа. Мы были не достойны её. — Джин… — произносит, переплетая пальцы с сестрой. Он понятия не имеет, что сказать, чтобы ей стало лучше; не знает, как её поддержать. Сам до конца не понимает, как такое могло произойти, как мама могла скрывать от них своё состояние, и как они не заметили этого. Он решил просто принять это и жить дальше, как и хотела его мать, поэтому и сестре он мог посоветовать лишь того же. — Не надо, — говорит Джина, вырывая руку изего. Мотает головой. — Она умирала, и чтобы попрощаться, выбрала это? — Вновь поднимает письмо, начинает читать: — «Ты всегда слишком бежала вперёд, хотела тех, кто не хотел тебя. Остановись, быть может, где-то рядом есть тот, кто хочет именно тебя». Серьёзно? Разве это говорят в последнем письме к дочери? Джинён качает головой, прекрасно понимая, что пыталась сказать им мама. Пак Джина всегда стремилась к тем, кому была безразлична. Она желала быть любимой, но становилась чуть ли не одержимой такими, как Ауди, если получает отказ. Только момент их мамочка выбрала совсем неудачный. — Думаю, мама только хотела сказать, бегай за тем, кто заслуживает тебя и полюбит в ответ. — Ага. И возможно, я бы прислушалась к её психо-философским словам, не скажи она перед этим, что около двух лет скрывала от меня рак. — Джина глубоко вздыхает, поднимается на ноги. — Ненавижу этот городок! Папа уже улетел? — Нет. Пока нет. Пак Джинён Старший вместе с небольшой группой охотников летит в Осаку, ловить какого-то разбушевавшегося вампира, которого выслеживал последние полгода. И это очень хорошо. Конечно, дом по-прежнему остаётся базой охотников, но, по крайней мере, у руля теперь Джейби: значит, у клана есть время перевести дыхание, не нужно постоянно оставаться в напряжении. Почти все охотники родом их этих мест, и в доме их останется совсем немного. — Отлично, — бросает девушка, отряхивая красную ткань платья, на которой сидела. Брат поднимается следом. — Пойду, скажу ему, что лечу с ним. — Что? Удивлённый Джинён замолкает, не зная, что сказать. Как она собирается объяснить отцу, почему сидит днями в номере. Он же не идиот, он поймёт, что его дочь вампир, стоит ей только пробраться в первый же банк крови. И как же клан? Лучший способ любому клану показать свою силу – это напасть на другой. А клан, оставшийся без лидера, для них, как красная тряпка для быка. — Ты не можешь, — говорит Пак, заглядывая в тёмные глаза. — Отец разоблачит тебя. — Умоляю, — закатывает глаза сестра. — Мы живём под одной крышей, и за три года он так и не разоблачил нас. Уверяю, я умею скрываться. Джина собирается выйти из комнаты, но брат ловит её за руку. Тяжело вздохнув, она разворачивается, произносит строгое: «Что?». — А как же клан? Оставишь нас? — Клан. — Она мотает головой, взмахивая пышными чёрными волосами. — Знаешь, мне уже надоела эта игрушка. Хочешь, забирай. С этими словами Пак Джина пожимает плечами и покидает комнату, оставляя после себя странный осадок у брата, провожающего её взглядом.

***

Перебрасывая голубую косу на спину, Айрин спускается в зал собраний, при этом чувствуя себя победительницей. Она преодолела себя, свои сомнения и одержала верх. Разговор с отцом вышел неловким и напряжённым, но стоил того: они с папой всё обсудили и решили встречаться каждую неделю в ночь с четверга на пятницу, чтобы попытаться наладить их отношения. Чон останавливается на последней ступеньке, осматривает собравшихся вампиров в поисках своего парня. Воспоминание о том, как он сам привёл её в этот зал впервые, и как она умирала от страха, стоя рядом с ним, заставляет её улыбнуться. Даже тогда её взгляд постоянно возвращался к нему. Наконец, она видит его. Как всегда прекрасный с этими потрясающими чёрными волосами и в полосатом свитере, он стоит рядом с Ауди, рассказывая ему что-то с улыбкой на губах. Обладай Айрин слухом вампира, ей хватило бы просто поднапрячься, и она бы всё услышала. Но, к сожалению, её способности ещё не проснулись – осталось два месяца из тех шести, которые, по словам Джинёна, должны пройти прежде, чем силы появятся. Сконцентрировавшись на Паке, мысленно она произносит: «Посмотри на меня». Всего одна фраза, произнесённая всего один раз, но парень оборачивается в ту же секунду. Тёплые карие глаза блестят в полумраке зала, когда он встречается с её взглядом. Красивая улыбка становится шире. Быстро он подходит к ней, касается талии, притягивает к себе. Девушка даже среагировать не успевает, когда его губы впиваются в её, даря ей невероятный, кружащий голову поцелуй. Вот так вот, на виду у всего клана. И если ещё у кого-то оставались сомнения насчёт их отношений, теперь они явно развеяны. — Ты обещала не использовать свои способности на мне, — шепчет, отодвигаясь достаточно, чтобы заглянуть ей в глаза. — Я лишь привлекла твоё внимание. — Айрин протягивает руки, обнимает его за шею. — Я почувствовал тебя сразу, стоило тебе только войти в зал, так что это было ни к чему. — Прижимает её к себе сильнее. — Как прошло с отцом? — Странно, — замечает, чуть хмурясь. — Но мы поговорили. Он извинился – я постаралась понять его мотивы. Быть человеком, знающим о мире вампиров, не так-то просто. — И что дальше? — А дальше, — она улыбается, — всё будет замечательно. Обещаю.

***

Одним глотком допивая вино, Кан Джису ставит пустой бокал на кухонный островок. Запускает руки в короткие чёрные волосы, желая избавиться от страшных мыслей, наполняющих её голову. Как же она устала от этого никчёмного мира; голова, кажется, сейчас взорвётся. Она мотает головой, хватает наполовину пустую пачку сигарет, зажигает одну. Никотин снова гуляет по организму, и всё уже не кажется таким ужасным. Вся тьма и пустота её жизни будто отступают на задний план, позволяя ей забыться в очередной затяжке. Выпустив облако дыма, Джису раскрывает шторы. Смотрит на прогуливающихся поздним вечером людей с зонтами, даже мелкий дождь не мешает им. Все они знают, для чего существуют, знают, чего хотят – в отличие от неё, они что-то значат для этого мира, они не влачат жалкое существование. Один из них выделяется особо сильно. Возможно, потому, что он – единственный, кто не взял с собой зонта. Или потому, что он идёт под этим самым дождём в сырой насквозь одежде, а с его каштановых волос капли падают на лицо. А возможно, всё дело в яркой широкой улыбке, с которой он смотрит на маленькую белую собачку, бегущую к нему. Или всё же дело в том, что это Чхве Ёнджэ? Как же она ненавидит своего вечно жизнерадостного идеального соседа, всем своим существованием показывающего всю никчёмность её жизни. Смотря на то, как складывается его жизнь, вся такая отличная и идеальная, она вспоминает, как накосячила в своей, сколько горя принесла, и как ненавидит само это слово «жизнь». Одно его счастливое лицо напоминает, как бы она хотела просто взять и покончить со всем, лишь бы не чувствовать. Парень смеётся, отбрасывает мокрые волосы с лица, после чего падает на колени и ловит прыгнувшую в его объятья собаку. Пальцы зарываются в такую же мокрую шерсть, когда он прижимает малышку к груди. Не в силах смотреть на его радостное лицо, Кан Джису тушит сигарету в пепельнице, задёргивает штору. — Ненавижу тебя, ИдеальныйЧхве Ёнджэ…