***
Тёмная ночная улица. Удары обуви трёх пар ног об асфальт. Тяжёлое дыхание, сбившееся из-за бега. Глухой удар — что-то упало за спиной. Им Джебом оборачивается. Чхве Ёнджэ, весь красный, еле дышащий, сидит на дороге — упал, скорее всего: сложно соответствовать скорости оборотня и натренированного охотника, когда ты всего лишь человек. Джексон останавливается, поднимает его на ноги и хлопает по спине, намекая, мол, нужно продолжать бежать. Но человек только мотает головой, наклоняется, упирая ладони в колени и пытаясь отдышаться, после чего указывает на дом в паре метров от них. Джейби присматривается к дому. Номер двадцать три — как раз тот, что они ищут. Там они найдут Джинёна и Айрин — если, конечно, ещё не поздно. Думать об этом совсем не хочется, но у его друга было такое лицо, будто всё, их битва проиграна: будто спасать уже некого. Всегда безошибочно читающий лица людей, он надеялся, что на этот раз ошибся. Пак заслуживает счастья — и когда нашёл его, наконец, он не может его потерять. Это слишком несправедливо. Джексон снова похлопывает Ёнджэ по спине, стараясь поддержать, и следует за Джейби, уже побежавшем к дому. Охотник не ждёт их: знает, что один догонит его в пару секунд, а второй как только сможет. Им стоит поспешить… Ёнджэ догоняет их как раз, когда Им распахивает дверь. Картины, представшей перед ним, он и опасался: Джинён прижимает какого-то парня к стене, при этом занося руку с колом для удара. Этого-то они и хотели избежать, потому и действовали аккуратно — нельзя допустить убийства, войны не хочет никто. — Стой, — тихо говорит он, зная, что оба вампира его точно услышат. Пак замирает, поворачивает голову в сторону друга. В его глазах столько боли и, как ни странно, пустоты. Значит это правда, с Айрин что-то случилось. Бросает взгляд на Чхве, шепча ему: — Иди, найди Айрин… Ёнджэ вбегает в дом, тут же исчезая в соседней комнате. Джейби же медленно, может даже слишком медленно, приближается к другу. Словно к бешеному зверю, — подмечает он про себя. Но с инстинктами не поспоришь. К разозлённому вампиру лучше приближаться как можно медленнее, если не хочешь оказаться на месте жертвы. — Джинён, не надо, — шепчет, встречаясь с тёмными глазами Пака. Джебом мотает головой, как бы иллюстрируя слова жестами. — Не делай этого. — Почему? — зло произносит, возвращаясь взглядом к вампиру, крепче сжимает его горло. — Он заслуживает смерти. Так, почему? Охотник задерживает дыхание. Так, Айрин погибла? Они не успели… Лицо с копной голубых волос, жизнерадостными глазами и поддерживающей улыбкой промелькнуло перед глазами. Неужели они потеряли этого светлого человечка? Им вздыхает: сейчас не время грустить и сожалеть, они ещё успеют поскорбеть. Сейчас нужно дать другу причину не убивать вампира, вполне заслужившего этого. — Потому что Айрин не хотела бы этого, — говорит он единственную фразу, способную повлиять на Пака. И это работает: хватка на шее слабнет. — Возможно, я знал её не так хорошо, как ты, но я кое-что помню. Я помню её улыбку, когда сказал, что мир между нами возможен. Я помню, как загорелись её глаза, когда попросил её поговорить с тобой об этом. И я помню её гордость, когда сказал, что ты согласился. Знаешь, что она ответила? «Я знаю. Я верила в него»… — Джейби переводит дыхание. — Больше всего на свете она хотела мира. Так создай его ради неё. Джинён закрыл глаза, склонил голову, окончательно прекращая держать вампира, который тут же воспользовался ситуацией: схватил его за горло, точно так же, как ещё недавно тот держал его, и швырнул вперёд. Пак приземлился на журнальный столик, разбивая его. Даже особо не задумываясь над действиями, Джейби поднимает арбалет. Целится всего секунду, столько нужно опытному охотнику. Стреляет, попадая врагу в правое плечо. Он мог попасть в сердце и с первого выстрела, но пусть уж помучается. Охотник тянется за новой стрелой. Вампир же вырывает первую из своего плеча, бросает под ноги Иму и проносится на вампирской скорости, вылетая за дверь. Вздохнув, Джебом опускает арбалет, поворачивается к Джексону, уже обратившемуся: только он сейчас в состоянии поймать их врага, и никто не сделает эту работу лучше. С их скорость, силой и волчьим нюхом оборотни — лучшее оружие против вампиров. — Я верну его, — говорит он немного изменившимся из-за клыков голосом. Заглянув в чистые янтарные глаза, лидер мотает головой. — Нет. Избавься от него. — Встретив удивлённый взгляд, он уточняет. — Он причинил вред одной из нас и получит точно такое же наказание. Большего Вану и не нужно: он кивает и выбегает из дома. Джейби же подходит к Джинёну, даже не собирающемуся подняться с битого стекла. Его глаза закрыты, левая ладонь приложена ко лбу — он словно обдумывает что-то. Струйка крови стекает по руке вниз, к локтю, хотя рана уже затянулась. Голубая рубашка пропиталась кровью. — Я должен пойти к ней, да? — шепчет Пак, когда друг приседает рядом с ним. Открывает глаза, смотрит в потолок. Он не хочет этого показывать, но слёзы стоят в них. Он поворачивает голову на бок, встречаясь с Имом взглядом. — Не думаю, что могу это сделать. — Так будет правильно, — сообщает, сжимая его плечо. — Иди, попрощайся с ней.***
Джинён прекрасно всё осознавал, когда спускался по лестнице в подвал дома семьи Чон. Джейби шёл позади — хотел быть рядом, знал, что понадобится его поддержка. Он также всё осознавал, когда увидел хозяина этого самого дома без сознания у подножья лестницы. Он осознавал всё даже тогда, когда взглядом наткнулся на Ёнджэ, сидящего на полу со сломанной шваброй в руке и пытающегося отдышаться, и мёртвого вампира, лежащего у его ног. Но стоило ему увидеть Айрин, как он больше не понимал, что происходит, и где находится. Были только прекрасное бездыханное тело, лежащее в растёкшейся луже крови, яркие голубые волосы, рассыпанные по холодному бетонному полу, и боль, тупая ноющая боль, говорящая, что лучше не станет, что болеть будет всегда. Он опускается на колени рядом с ней, позволяя слезам бежать по щекам. Теперь ему уже всё равно — он больше не контролирует себя. Пак касается щеки девушки: кожа такая нежная и совсем тёплая, ещё остыть не успела. Почему это должно было случиться с ней? Мотая головой, он опускает руки на талию Чон, тонкую, худенькую, сжимает её и притягивает возлюбленную к себе, прижимая её к груди. Ещё немного, — молит про себя. — Ещё минутку позволь мне побыть с тобой… Придерживает её голову, прижимается губами к затылку, прикрывая глаза. Не уходи… Как же это тяжело. В голове то и дело крутятся картинки того, чего они так и не сделали вместе. Они не гуляли по набережной, держась за руки; не ели попкорн в кино, он не выигрывал ей игрушку в том проклятом автомате. Он так и не сказал ей, что тоже любит её. А ведь это было так легко: просто произнести это в один из тех моментов, когда его сердце замирало, а сам он терялся в её глазах. Но он не сделал этого — он был слишком занят. Он налаживал мир, такой хрупкий и ненадёжный, по сути; он пытался возглавить клан, делал всё, чтобы избежать отца. Каким же глупым он был, и вот чего это ему стоило. Дважды жизни любимых ему людей зависели от него — и дважды он опоздал… Джебом останавливается за спиной друга, сжимает его плечо в знак поддержки. И Джинён очень ему благодарен. Всем им: Джебому, Джексону и даже Ёнджэ. Без них он бы наломал дров, повинуясь своей злости. Они пришли на помощь, поддержали, когда он в этом нуждался. Так поступают друзья. — Отпусти её, — шепчет Им тихим грустным голосом. Джинён кивает, понимая, что он прав. Он действительно должен отпустить её и постараться жить дальше. Правда, он понятия не имеет, как это сделать. Как можно потерять любимую и тут же её отпустить? Чувства так просто не забываются. Но он понимает, что имеет в виду его друг: «не держи её здесь, пусть она уйдёт с миром» — именно это и хотел он сказать. — Нет, — заявляет Ёнджэ, подскакивая на ноги, бросая на пол окровавленную половину метлы — ей он проткнул того вампира. Похоже, он, наконец, приходит в себя. — Её ещё можно спасти. — Он подходит ближе, приседает с другой стороны от Айрин. — Послушай, Джинён, посмотри на кровь. Она только начала свёртываться, а это значит, что прошло не больше шести минут с остановки сердца. Мозг вампира умирает медленнее, чем человеческий; примерно в течение пятнадцати минут. — Делает паузу: совсем не заметил, что выговорил всё это на одном дыхании. — На протяжении пятнадцати лет кровь вампиров спасала её жизнь: уверен, это сработает снова. Нужно только сделать переливание. Пусть кровь попадёт в кровеносную систему, этого хватит, я думаю… Последнее предложение он практически прошептал, явно сомневаясь над своими же словами. Но Джинёну это не важно. Даже если вероятность того, что Чхве прав, ниже одного процента, он должен попытаться. С их самой первой встречи, Айрин не была обычным вампиром, так почему сейчас это изменится? Из-за крови в организме, с которой она обратилась, её тело и способности развивались совсем иначе, чем у других новообращённых. Возможно, её особенность и сейчас сыграет им на руку. — Отлично. Сделаем это, — решительно кивает Пак, поднимая девушку на руки. Нужно торопиться. Сколько там сказал Ёнджэ? Пятнадцать минут? — Неси в кабинет господина Чона, — говорит человек, подскакивая на ноги. — У него есть всё необходимое. Только вот я не умею делать переливание крови. — Вампир поворачивается в его сторону, поднимает бровь. — Я всего лишь студент, а не лучший врач Кореи. Джинён наклоняет голову, обдумывая следующий шаг. Нужно провести переливание, и он знает только одного человека, умеющего это делать и способного добраться сюда за минуту. Но согласится ли она помочь ему? — Джебом, — только и произносит он. — Иди, я позвоню Джине, — не заставляет себя ждать охотник, доказывая, что они по-прежнему могут понять друг друга без слов, как когда-то раньше. — Спасибо…***
— Уверена, что знаешь, что делать? — в сотый раз уточняет Джинён, пока сестра рыскает по кабинету в поисках чего-то. Она примчалась быстрее, чем ожидал брат. Он-то думал, что она ещё подумает, хочет ли она ему помогать, но, похоже, она даже не раздумывала и прибежала сразу же после звонка Джебома. И он благодарен ей за это. У них с Джиной не самые лучшие отношения, а Айрин так она вообще бросила умирать, хотя может последнее и заставило её помочь: чувствует себя виноватой и хочет всё исправить. — Заткнись, — бросает она ему, даже не обернувшись. — Скажи «спасибо», что я вообще здесь. Тебе повезло, что я ответила на звонок Джейби. После всего, что наговорил мне Ауди, я могла бы не отвечать. Джинён кивает. Не зная, что такого ей сказал его лучший друг, он с уверенностью мог сказать, что ничего страшного он не наговорил — он все два года не может набраться смелости, чтобы высказать Джине всю правду, что она ему не интересна и вряд ли когда-нибудь будет. А даже если он и сказал что-то грубое девушке, что маловероятно из-за его воспитания, Пак уверен, это не сильно обидело сестру: она слышала лишь то, что хотела, а в случае с Ауди, это все его слова, кроме отказа. Тяжело вздыхая, вампир отворачивается от сестры, осматривает тёмный кабинет отца своей девушки, который выглядит ещё страннее, чем кабинет JYP: а ведь в кабинете его отца висят арбалеты и колья. Одна половина этого кабинета абсолютно чиста, убрана почти до блеска, и выполнена в светлом тоне. Создаётся ощущение операционной: конечно, здесь нет хирургического стола, зато есть две кушетки, капельница и лампа, какие обычно показывают в фильмах про хирургов. Вторая половина же выглядит заброшенной, запылённой. Письменный стол, заваленный кучами книг и бумаг. Книжные полки, на которых царит не менее жуткий беспорядок. Коробки, сваленные в углу. Здесь будто живут два разных человека. Джинён садится на кушетку рядом с той, на которой лежит Айрин. Он больше не может терпеть ускользающие, как песок сквозь пальцы, секунды. Время всё бежит: они уже три минуты в этом проклятом кабинете, а не продвинулись ни на йоту. С каждой потраченной секундой шанс спасти девушку уменьшается. Если верить Ёнджэ, у них осталось всего минут пять-шесть. Чего Джин там возится? — Что ты ищешь? — вскрикивает брат, смотря на возлюбленную, но обращаясь к сестре. Сколько ещё можно тянуть? — Холодильник, — отвечает девушка, поворачиваясь к нему, упирая руки в бока. — Не кричи на меня. Нам нужна кровь, братишка. Что переливать-то будем? — Её здесь нет, — замечает Ёнджэ, заходя в кабинет вместе с Джебомом: они вместе помогали господину Чону. Он проводит руками по джинсам, надеясь стереть с них кровь, и продолжает: — Кровь вампиров невозможно хранить в пакетах, она теряет свои необычные свойства. Чтобы она не давала раку вернуться, приходилось использовать кровь живых вампиров, которых господину Чону поставлял кто-то из охотников. Живой вампир, да? Отлично. Тогда он сделает это для неё. Он спасёт Чон Айрин, даже если это будет стоить ему жизни. Хотя он надеется, что до этого не дойдёт, потому что он хочет ещё раз взглянуть в глаза своей девушке и сказать ей о своих чувствах. Для этого им обоим нужно выжить. — Хорошо, — говорит, расстёгивая рубашку. Снимает её, оставаясь в одной футболке, белой с пятнами крови на спине. — Сделай это, Джин. У нас больше нет времени. — С ума сошёл? — вскрикивает сестра. — Переливание нужно делать до тех пор, пока ей не будет достаточно, и она не очнётся. А если ей понадобится вся твоя кровь? — Значит, перелей всю. Пак бросает рубашку на и так захламлённый стол, ложится на кушетку, глубоко вздыхает, оставляя правую руку повёрнутой внутренней стороной предплечья, чтобы сестре было легче найти вену. — Давай, Джин, — говорит ей Джебом, подталкивая к кушетке. Девушка смотрит на брата, мотает головой, заглядывая ему в глаза. И на мгновение она снова становится его нуной, которую он так любил раньше. Пока они были людьми, она была для него лучшей старшей сестрой на свете. Как всё изменилось с того времени. — Не делай этого, Нён-и, — шепчет. Когда последний раз она его так называла? Года четыре назад? Джинён зажмуривается, качает головой. Нет, она не переубедит его, он должен так поступить, чтобы защитить то, что дорого ему. — Сделай это, — повторяет. — Всё хорошо. Она очнётся раньше.***
Чон Айрин никогда не любила яркий свет — он раздражал глаза, заставлял жмуриться. Да и находиться в нём всегда казалось каким-то неловким, словно в свете софитов. Появляется чувство, что сейчас раздадутся аплодисменты, и она должна будет что-то сделать. Но на удивление сейчас она купается в этом свете, излучающем тепло, и он не раздражает её. Всё, что есть вокруг неё, — это этот самый свет. Находиться в нём так приятно, так уютно, словно на своём месте оказалась. Именно так себе Айрин представляла дорогу в Рай — тёплое уютное пространство, что приведёт её в место, которое не захочется покидать. — Айрин, — раздаётся тихий добрый голос. Женщина средних лет появляется из света, идёт прямо к ней. В белом длинном платье, с нежной белой кожей и тёмными волосами она похожа на ангела. Ласковая улыбка на губах явно адресована девушке. Чон прищуривается. Она знает это лицо — видела его на фотографиях. Тёмные волосы, так похожие на те, что без конца треплет её парень, не желая оставить их в покое. Тёплые карие глаза, порой кажущиеся слишком тёмными: она точно знала, как они выглядят в пылу злости, как сияют страстью. Ровный нос и немного пухлые губы. — Вы же мама… — Да, — улыбается женщина, не давая ей закончить. Касается нежными руками её плеч. Айрин смотрит в глаза госпоже Пак. Осознание происходящего сваливается на неё, как снег на голову, неожиданно и с оглушающей силой. Если она видит перед собой маму Джинёна, значит умерла. Она мертва! Девушка мотает головой. — Послушай, у нас мало времени. Ты должна кое-что передать моим детям. — Как я это сделаю? — произносит. — Мы ведь обе мертвы… — Айрин, милая, — говорит госпожа Пак, легко встряхивая девушку и заставляя её посмотреть на себя. — Твоё время здесь заканчивается. Очень скоро ты вернёшься. — Ловя недоумевающий взгляд, женщина мягко улыбается и кивает. — Мой сын слишком эгоистичен, чтобы так просто отпустить тебя. Он держится за тех, кого любит. Любит. Это слово греет душу. Джинён так ни разу и не сказал ей, что любит её. Чон думала, что у них ещё куча времени, что однажды он произнесёт это — стоит только немного подождать; не каждый может влюбиться также быстро, как это произошло с ней — другим нужно время, нужно узнать человека. — Теперь послушай меня. Помнишь шкатулку, что так бережно хранит Нён? — шепчет женщина. Айрин кивает: ещё бы она не помнила — благодаря этой коробочке они и познакомились. — Хорошо. Скажи ему открыть её. Там лежит то, что они с Джин должны увидеть. Я подготовила это до своей смерти. Несколько слезинок бежит по её щекам, девушке становится неловко. Она не знает, что делать с плачущими людьми. Как правильно утешить человека? Не найдя другого выхода, она просто касается её рук, всё ещё лежащих на её плечах, так, в знак поддержки. — Я скажу, — обещает. — И попроси их простить себя. Скажи, что они ни в чём не виноваты и должны жить дальше. Они будут упираться, но это правда, они до сих пор винят себя в произошедшем. Скажи, что они ничего не смогли бы изменить — всё уже было решено. Просто нужно отпустить и жить дальше. И передай, что я приглядываю за ними и очень люблю. — Не волнуйтесь. Клянусь, я помогу им. Им обоим. — Спасибо.***
Когда ты чего-то ждёшь — время идёт бесконечно. Это называется мукой ожидания — воображение играет с тобой; начинает казаться, что даже песок, отменяя все законы физики, падает по одной крупинке в минуту. Всё кажется бессмысленным. Пак Джинён прикрывает глаза, не в силах больше смотреть на трубочку с кровью, тянущуюся из его руки, и длинную иглу, введённую в вену его девушки. А она, такая бледная, неживая, с практически прозрачной кожей, лежит совсем рядом. Веки закрыты, сердце не бьётся. Да и он сам сейчас выглядит не лучше. Чем меньше в организме вампира крови, тем менее правильно он будет функционировать; тем больше он похож на вампира из тех глупых историй, популярных у людей. Мертвенно бледная кожа, прямо как у Айрин. На теле можно рассмотреть каждую венку. Под глазами залегают глубокие тени. И слабость, жуткая слабость, оставившая его совсем без сил. Сделав слышный тяжёлый вздох, Джина садится на кушетку, сбоку от брата. Касается его холодной руки своей, такой тёплой и сильной, — он-то сейчас вряд ли способен даже просто сжать пальцы в кулак. Нежное прикосновение сестры, заставляет Пака открыть глаза и посмотреть на неё. Длинные чёрные кудри заплетены в косу, а глаза направлены на Айрин. По щекам медленно бегут слёзы. — Что с тобой? — спрашивает, произнося слова тихим слабым голосом. — Прости меня, Нён-и, — говорит Джина, встречаясь взглядом с братом. — Мне жаль, что тебе приходится проходить через это. Всё моя вина. — Она сжимает его руку посильнее. — Я отвергла предложение Минджуна и бросила Айрин, потому что верю: ради блага клана можно пожертвовать одним вампиром. Моё мнение не изменилось, я не жалею, что поступила так. Но ты… — Девушка наклоняет голову. Слёзы капают на джинсы. — Я не хочу потерять тебя, как маму. Брат вздыхает, чуть сжимая руку сестры в ответ: еле заметное касание, человек бы точно не обратил на него внимания, но это всё, на что Пак сейчас способен. — Я не прощаю тебя, — говорит ей. — И вряд ли вообще прощу. Но спасибо, что сказала это. Обещаю, ты не потеряешь меня. Я буду рядом. Поворачивая голову, он смотрит на Айрин, по-прежнему, словно спящую, безжизненную. Прошло уже столько времени, почему кровь не работает? — Почему Айрин? — задаёт Джинён вопрос, волнующий его уже очень давно. Вновь поворачивается к Джине. — В нашем городе столько людей, но ты выбрала именно её. Почему? — Ей это было нужно. Я встретила её поздней ночью в заброшенном зоопарке. Ну, помнишь тот, в который мы ходили в детстве? Его ещё закрыли лет пять назад. — Он кивает, закрывая глаза: держать их открытыми слишком сложно. Да и от полусонного состояния не легчает. — Она брела там без цели, переполненная болью и отчаянием. В глазах читалось, что её предали, что теперь она одинока и понятия не имеет, как жить дальше. Она была пуста. Я будто себя увидела. Мне захотелось дать ей второй шанс. Она поворачивается к брату. Заметив, что глаза его закрыты, тут же придвигается ближе, начинает его тормошить. — Нет, Нён. Не спи, — шепчет, похлопывая его по щеке. — Не засыпай. Смотри на меня, слушай… Пак с трудом разлепляет веки, ставшие слишком тяжёлыми, концентрирует карие глаза на сестре, облегчённо выдыхающей. Правильно, не время спать. Нужно взять себя в руки. Она садится ровнее, крепче стискивает его руку. — Айрин оказалась сильнее, чем я думала, — продолжает, не отрывая взгляда от братишки. — Человеку удаётся победить яд вампира и обратиться, если он полон желания жить. Я впервые увидела человека, который, несмотря на всю пустоту и одиночество, всю боль, боролся бы до самого конца. Она не хотела умирать, и боролось за это. И сейчас борется… Последнюю фразу она практически прошептала, еле заметно улыбаясь. Джинён и среагировать не успел, она уже вырвала трубку из его руки, отбрасывая её в сторону. Сон как рукой сняло. Парень во все глаза смотрит на сестру. Тёмно-карие глаза пылают злостью. — Ты что творишь? — Успокойся, — замечает Джина. — Просыпается твоя ненаглядная: ты просто не слышишь. Все твои способности сейчас не активны, ты слишком слаб. Она просыпается. Сработало!Чон Айрин действительно жива. Он успеет сказать ей всё, что так боялся уже не произнести. Она снова будет рядом, будет смеяться, касаться его и говорить без остановки. Но теперь он не станет приструнять её, он с удовольствием выслушает всё, что она захочет ему сказать. Джинён хватается за край кушетки, собираясь подняться, но руки Джин ложатся на его грудь, останавливая. Он хмурится. Почему она ему мешает? — Ты куда собрался, братишка? — произносит. — Даже не думай подняться. Твой организм ослаблен, побереги себя. С ней всё будет в порядке. Подожди немного. Я попрошу Джебома с тем человеком сходить, принести несколько пакетов с кровью из наших запасов — вам обоим понадобится не один пакет, чтобы восстановиться. — Она чмокает его в щёку, поднимается на ноги. — Я скоро. Девушка слабо улыбается и выходит из тайного кабинета господина Чона, крича на весь дом: «Им Джебом». Джинён собирался послушаться сестру. Правда, собирался. Каким бы человеком она не была, его она любит — она не навредит ему, теперь он это знает. Но стоит ему только услышать тихий, едва различимый вздох, как всё самообладание исчезает: ему необходимо просто её увидеть, необходимо, чтобы эта боль внутри хоть немного угасла. Переводя дыхание, он сжимает край кушетки изо всех сил и поднимается. В глазах сразу же темнеет, голова кружится. Давно он не чувствовал подобного — с тех пор как стал вампиром, слабости не испытывал. Когда комната снова появляется перед глазами, а угроза падения исчезает, он двигается к соседней кушетке, крайне медленно, чтобы голова ненароком не закружилась. Садится рядом с Айрин. Вертикальное положение поддерживать нелегко: из последних сил борется, чтобы не рухнуть прямо сейчас. Смотрит на любимое лицо, на котором наконец-то появился цвет. Чёрт, а Чхве был прав — это и правда спасло ей жизнь! Она ещё не восстановилась: кожа до сих пор бледная, тени глубоко залегают под глазами, и дыхание очень редкое. Но она, по крайней мере, жива. Веки чуть дрогнули, став сигналом для парня. Она готова очнуться. Подаваясь вперёд, Пак касается всё ещё холодной щеки, гладит нежную кожу. Девушка так и не открывает глаз, заставляя его начать беспокоиться. — Айрин, малышка, — шепчет, — давай же, открой глаза. Посмотри на меня. Проходит всего секунда, прежде чем он слышит её голос. — Джинён, — зовёт она, так тихо и слабо, практически бормочет. Он берёт её за руку. Айрин, я здесь, — произносит мысленно. — Нён… Брови приподнимаются. Откуда она знает это прозвище? Его так называли только два человека: сестра и мама, и то Джин сегодня сделала это впервые за три года. Чон никак не могла случайно его услышать. Но откуда тогда? Почему-то сердце отзывается болью. Вампир наклоняется ближе к лицу девушки: пытается расслышать, что же она хочет ему сказать, это её первые слова после возвращения. — Я видела её. — Она по-прежнему шепчет. Открывает карие глаза. — Видела твою маму. Видела маму? Переваривая услышанное, Джинён смотрит на Айрин, стараясь представить, как она могла увидеть его мать. В искренности её слов он даже не сомневается. Чон всегда говорила правду и не стала бы врать, тем более только вернувшись к жизни. Но сам факт того, что она видела, а тем более говорила с ней, не реален. Разве может разумный человек поверить в это? Но это хотя бы объясняет, как она узнала имя, которое придумала для него мама. — Она хочет, чтобы ты простил себя. Ты не виноват в её смерти и ничего не смог бы поделать: всё было решено. Она просит отпустить и жить дальше. Просто отпусти и живи дальше, — сказала ему мама когда-то давно, когда юный, ещё ничего не смыслящий паренёк жаловался на свою первую любовь. — Тебе так будет проще. Пак узнаёт в словах Айрин слова своей мамы. Именно так она говорила. Значит, девушка действительно встретилась с ней, пока была мертва. Но это же чудо какое-то… Договорив, Айрин облегчённо выдыхает, словно выполнив какую-то важную миссию, вновь закрывает глаза. Она слаба. Слишком слаба для того, чтобы что-то говорить. Но, несмотря на это, она нашла в себе силы перебороть эту слабость и передать ему сообщение от матери. Будто это важнее её состояния. Благодарный за такую преданность Пак нежно касается её щеки, как сделал до того, как она очнулась. Только тогда реакции не было, а сейчас девушка сама льнёт к нему. Щекой прижимается ближе к его руке. Еле заметно улыбается. На глазах ей становится лучше: ненамного, но всё же лучше. Мысль, что он чуть не потерял её, постепенно сменяется более радостной мыслью, что всё обошлось, и она рядом. Несмотря на всё, она рядом. Она жива и ещё надолго останется с ним. У него появился второй шанс. Теперь он сделает всё правильно, больше он не будет ни о чём сожалеть. Его Айрин вернулась. Та самая Айрин, что дрожала от страха в их первую встречу, в зале, полном вампирами. Та самая Айрин, что всегда говорит всё, что думает, даже если другие предпочтут смолчать. Та самая Айрин, что плакала на полу в прачечной, ведь двое самых близких людей предали её, весь её мир оказался ложью. Та самая Айрин, что из-за этого могла бы и вовсе потерять веру в людей, но она выстояла, сохранив искреннее доброе сердце. Та самая Айрин, что, никогда не отличаясь особым умом и внешностью, заставляет людей идти за ней: и холодную надменную вампиршу вроде Джины, и такого натренированного, отрешённого от эмоций охотника, как Джебом. Та самая Айрин, что впервые очнувшись после смерти, желала лишь того, чтобы он услышал, что его мать не винит его в своей смерти. Та самая Айрин, что лёжа под ним, просила укусить её, прекрасно понимая, что это навсегда: она просто хотела принадлежать лишь ему. Всё это его Чон Айрин. И сейчас, когда он смотрит на неё, на ум ничего не приходит, кроме одной короткой фразы, которую однажды произносят все влюблённые. Чувство, которое переполняет его уже давно, но он боялся дать ему название. Теперь он знает, что это. Любовь… Не раздумывая ни секунды, он обнимает девушку, нежно и аккуратно, так чтобы не потревожить слишком слабое тело. Её дыхание касается его шеи — мурашки бегут по коже. — Я люблю тебя, — шепчет ей. Целует в висок, зарываясь лицом в спутанные голубые волосы. — Я так сильно люблю тебя. — Я знаю, — шепчет она в ответ, чем заставляет Пака рассмеяться, впервые за эту сумасшедшую ночь.