Не с тобой

Джаред неторопливо укладывал в рюкзак снаряжение, время от времени бросая взгляд на сидящую рядом на камне Алису. Положив на колени ладонями вверх обклеенные пластырем руки, она мечтательно улыбалась, глядя на только что покоренную первую в своей жизни вершину. Она все еще находилась в тихой эйфории, мысленно раз за разом заново переживая весь подъем и спуск, и Джаред помалкивал, боясь неосторожным словом нарушить это ее блаженное состояние. Пожалуй, впервые он мог прочесть на ее обычно таком спокойно-замкнутом лице всю гамму эмоций, которые испытывала она сейчас: и недоверие, и гордость, и облегчение оттого, что все закончилось, и чистый, ничем не замутненный восторг. И он искренне надеялся, что сегодняшней дозы адреналина ей хватит, чтобы некоторое время противостоять той тяжкой душевной хвори, что выжигала ее изнутри. По правде говоря, Джаред не очень верил, что Алиса дойдет до конца. Потратив все вчерашнее утро на изучение трассы, излазив ее вдоль и поперек, ощупав и едва ли не обнюхав каждую зацепку, он счел ее вполне подходящей. Трасса была достаточно простой, чтобы вселить в новичка уверенность в собственных силах. Единственный экстремальный участок находился между предпоследней и последней оттяжкой. С вероятностью девяносто девять процентов здесь Алиса должна была сорваться. Джаред был готов к этому, был готов спустить ее, зная, как тяжело дается первый срыв с нижней страховкой — эти доли секунд свободного падения, которые кажутся бесконечностью. Не готов оказался к одному — к тому, что она вернется на стену и упрямо полезет дальше. И, черт возьми, дойдет-таки до вершины! Преодолевая собственный страх, борясь с нарастающей паникой, забывая о дрожащей слабости в ногах и боли в изодранных руках. Эти ее руки в какой-то момент, похоже, лишили его рассудка. Иначе как еще можно было объяснить тот исступленный порыв, заставивший его поцеловать кровоточащие ссадины? Она испуганно сжала ладонь, и он мгновенно почувствовал себя последним идиотом. Нашел место и время! Джаред поспешно закрепил ей спусковое устройство в петле обвязки, искренне надеясь, что предстоящий спуск несколько затмит в ее сознании его неуместный жест. Она храбро утвердилась на самом краю, нависая спиной над пропастью. Джаред по собственному опыту знал, что сложнее всего сделать первый шаг. Но она его сделала. Потом еще один. А потом, распробовав, несмело оттолкнулась, ускоряя спуск. Потом оттолкнулась смелее. И, наконец, восторженно засмеялась, ощутив будоражащую радость полета. Джаред застегнул рюкзак, развернулся к Алисе. — До парома еще несколько часов. Может, искупаемся? — предложил он. Возражений не последовало. Похожий на морского ежа скалистый Калимнос окружало великое множество бухт и бухточек с пляжами на любой вкус. Протиснувшись через плотный ряд тамарисков, отделявший шоссе от побережья, они очутились на одном из таких песчаных пляжиков с узкой полоской гальки по кромке прибоя. Народа на нем не было, если не считать стайки местных с виду ребятишек, резвившихся вдали. Не тратя лишнего времени, Алиса нетерпеливо стащила майку и капри к тихому неудовольствию Джареда, который в их совместных походах на пляж больше всего ценил момент, когда она неторопливо снимала платье таким женственным и неосознанно эротичным движением, что у него всякий раз пересыхало во рту. Теперь же она лишила его этого эстетического удовольствия, с радостным визгом ринувшись в воду. Сил ее, так щедро растраченных при восхождении, хватило ненадолго. Джаред предвидел это и все время держался рядом, готовый в любую секунду прийти на помощь. Она быстро поняла его маневр, улыбнулась и, качнув головой, направилась к одиноко торчащему неподалеку от берега огромному гладкому камню. Убедившись, что она благополучно взобралась на камень, Джаред развернулся и поплыл прочь от берега, рассекая встречные волны мощными гребками. … Полгода назад, преодолевая лишения походной жизни в пустыне, Джаред наивно полагал, что это и есть самая главная трудность, с которой ему предстоит столкнуться во время изматывающих съемок. Поразительное заблуждение. Все, что происходило в Марокко, оказалось детской игрой по сравнению с тем, что началось в Лондоне. И связано это было отнюдь не с процессом съемок. То, что что-то произошло, он понял сразу, едва лишь увидел Колина возле стойки администратора в отеле. Не мог человек так измениться за две недели без серьезной на то причины. — Ты что? — спросил он, настигая Колина в лифте и настороженно вглядываясь в осунувшееся и как-то внезапно постаревшее лицо друга. — Что случилось? — Ничего не случилось, — равнодушно ответил тот, глядя куда-то поверх плеча Джареда. — С чего ты взял? Все в полном порядке. И вышел из лифта, оставив его в недоумении и растерянности. В тот же вечер Колин напился. Не закутил, как обычно, в душевной компании друзей-собутыльников, так и не дождавшихся предложения поддержать традицию, а безобразно набрался у себя в номере в гордом и абсолютном одиночестве. И отныне неукоснительно проделывал это каждый вечер. Черт его знает, как ему удавалось в таком состоянии перманентного похмелья вытягивать сцены. Экшн закончился, все эпизоды были психологически тяжелые, эмоциональные, полные диалогов. И Колин играл их с чудовищным надрывом, вычерпывая себя до дна, опустошая эмоционально. Даже вечно всем недовольный Оливер притих, поглядывая на него с уважением и некоторым беспокойством. А беспокоиться было из-за чего. В перерывах между сценами вечный балагур Колин уже не собирал вокруг себя толпу радостно ржущих приятелей, а усаживался в углу за декорациями с сигаретой и бутылкой пива, делая вид, что читает сценарий. Внезапно осиротевшие гетайры пребывали в расстройстве и недоумении. — Чего это с ним, Джа? — допытывался Гари. — Что за хрень с ним приключилась? — Вот пойди и спроси! — огрызался Джаред. — Я-то откуда знаю? — Ну, ты к нему ближе всех. Вроде, как друг, — бубнил Гари. — Чё случилось? Ведь как подменили чувака! — Не знаю я. Отстань, Гари, он мне душу не изливает. Видишь же, к нему не подойти теперь. Гари лишь тоскливо вздыхал. Впрочем Джаред бессовестно лгал. К тому времени он уже понял, что произошло. Догадался. А вскоре Колин и сам подтвердил догадку. В тот день, точнее уже глубокую ночь, Джаред возвращался в отель в компании Розарио, которую со скуки ненавязчиво окучивал еще с Марокко. Роз смеялась, никак его не поощряя, но и не отказывая напрямую. Дико замерзнув на романтической прогулке, он как раз размышлял над тем, получит ли он сегодня утешительный приз, проще говоря, даст она ему, наконец, или не даст, как их внимание привлек шум, доносящийся со стороны бара. Картинка открылась любопытная. Бармен деликатно пытался выдворить из заведения в стельку пьяного Колина, раз за разом повторяя, что бар уже полчаса как закрыт. Тот ничего слушать не желал, постукивая по стойке пустым стаканом и требуя повторить. При этом угол крена его туловища к плоскости становился все более угрожающим. Увидев их с Роз, бармен обрадовался едва ли не до слез. — Заберите! — горячо зашептал он, вцепившись в руку Джареда. — Он здесь с девяти часов сидит! — Джа! — расплылся в пьяной ухмылке Колин. — Садись, выпьем! А кто это с тобой? Роз вздохнула и закатила глаза. — Царица твоя! — пропыхтела она, подныривая ему под руку. — Вставай, черт тебя побери, людям домой давно пора! Помогай, Джей. Вдвоем они кое-как дотащили полубесчувственное тело вначале до лифта, а затем и до дверей номера. — Все, мальчики, дальше сами, — выдохнула Розарио, когда они приперли так и норовившего съехать на пол Колина к стене. Она поправила расстегнувшуюся на груди блузку и улыбнулась Джареду: — До завтра, Джей! Это был чудесный вечер. И заспешила к себе в номер, унося с собой надежду Джея на продолжение. Открыв дверь, он предпринял попытку затащить Колина внутрь. Тот мешком повис на нем. — Ноги переставляй! — шипел Джаред, волоча ирландца в сторону кровати. — Что ж ты, сука, тяжелый-то такой! Обрушив его, наконец, на постель, Джаред присел рядом и перевел дух, размышляя, что делать дальше. Постучаться к Роз? Вряд ли прокатит. Атмосфера уже не та. А обломаться второй раз, как это было с Анджелиной, ему совсем не хотелось. — Она ушла от меня, — сказал вдруг Колин. — Бросила. Джаред медленно обернулся. Колин смотрел в потолок широко раскрытыми, подозрительно трезвыми глазами. — Что? — пробормотал Джей. — Она узнала о ребенке, Джа. Собрала вещи и ушла. — О каком ребенке? — выдавил он. — О моем. О моем ребенке от другой женщины. И Колин рассказал то, что Джаред и так знал. В ту ночь он так и не уснул. Мерил шагами номер, рассеянно наблюдая, как несмело заглядывает в окна хмурый лондонский рассвет. В голове было пусто. А потом начался ад. Его личная, персональная преисподняя. Джаред видел, что открывшись в ту ночь, Колин скорее даже неосознанно, но ждет от него поддержки. И понимал, что не в состоянии ему ее оказать, что это просто выше его сил. Его разрывало на части от сочувствия другу, злости на него же оттого, что посмел причинить ей боль, и постыдной радости, что тайна, наконец, раскрылась. Теперь она свободна, и он, страшно подумать, но он может попробовать… попытаться… Ядовитое варево противоречивых чувств бурлило в нем, не давая ни секунды покоя. Порой он ловил себя на мысли, что готов бросить все, наплевав на многочисленные обязательства, только бы оказаться рядом с ней. Примчаться, увидеть, взять за руку, сжать в объятиях — хотя бы несколько минут счастья. Недолгого, ибо скорее всего этим все и закончилось бы. Боги, как же тяжело было осознавать, что она страдала, и не иметь возможности помочь! Все завершилось беспробудной пьянкой — единственным, по мнению мужской половины человечества, радикальным способом врачевания душевных ран. Увлекательный вояж по лондонским пабам и барам под проливным дождем обернулся острым бронхитом для Джареда. Так что в сцене смерти Гефестиона трясущийся в самой натуральной лихорадке Джей и горестно стенающий (от тяжкого похмелья) Колин были невероятно убедительны. Впереди забрезжили две недели отпуска. Проснувшись утром в последний съемочный день, Джаред долго задумчиво изучал зависшие на стекле капли только что окончившегося дождя. Сел на постели. «Извини, дружище… — он потянулся к телефону. — Но теперь каждый сам за себя». Он заказал билет в Дублин. … Очнувшись от воспоминаний, Джаред огляделся. Берег остался далеко позади. Ничего себе он отмахал! Пожалуй, пора возвращаться. Сегодня, впервые за все время, проведенное вместе на острове, Алиса выглядела не просто отрешенно-спокойной, а по-настоящему счастливой. И он должен сделать что-то, чтобы продлить это ее состояние. Правда, он никак не мог придумать, что именно. Оставалось надеяться, что идея родится спонтанно. Алиса удобно устроилась на покатом камне, свесив одну ногу в воду и лениво побалтывая ею. Кошка, блаженно греющаяся на солнышке. Соблазн был просто непреодолимым. Бесшумно подплыв, Джей высунулся по пояс и легонько потянул ее за ногу.       Застигнутая врасплох Алиса с воплем съехала с камня и скрылась с головой под водой. — Волосы! — негодующе воскликнула она, выныривая и отплевываясь. — Волосы зря сушила! Она была так близко, что у Джареда вдруг перехватило дыхание. Достаточно протянуть руку, и он сможет коснуться ее практически обнаженного трепещущего тела. Просто протянуть руку. А потом прижать к себе, найти губами ее губы, стянуть с нее эти узенькие полоски, именуемые купальником, собственным телом почувствовать все ее пленительные и такие желанные изгибы… Алиса внезапно сделала неуловимое движение в сторону и нырнула, исчезая под водой. Джей провел рукой по лицу, стирая капли. И что это было? Так потерять контроль над собой! Может ему в макушку напекло? Тряхнув головой, он поплыл в сторону берега. Изогнувшись знаком вопроса, Алиса отжимала мокрые волосы. Порывшись в рюкзаке, Джаред протянул ей предусмотрительно захваченное полотенце. — А ты? — спросила она. — Обсохну, — махнул беспечно рукой. Алиса села, вытянув ноги, откинула назад голову и, глядя в прозрачно-голубое небо, негромко произнесла: — Спасибо, Джей!